[8]. Затем погода сжалилась, пошли урожайные ливни. И пшеница наверстала упущенное — начала куститься и цвести. И войсковой судья мог с легкой душой уведомить своего петербургского покровителя, что нива «с помощью дожжей выросла в полтора аршина и поспевает». И наконец через несколько месяцев, 10 октября, он написал в Петербург, что «по жатве и измолоте в зерне длиннейшего роду с трех — один фунт, круглого рода с семи — шестнадцать фунт» уродилось. И тут же по-хозяйски обнадеживающе присовокупил, что «оный настоящий урожай был бурным ветром и жаром не допущен к совершенной дозретии…».
Это и был первый, не очень-то удачный посев пшенички на нашей кубанской земле, — заключил свой рассказ Павел Пантелеймонович.
К тому времени лошади лихо подкатили к каменным воротам опытного хозяйства, и работницы стали спрыгивать с подводы. Давно распогодилось, и невидимые в обычные дни отроги Западного Кавказа синими горбами выпячивались в светлое небо.
А немного спустя посреди делянок засновали ловкие помощницы агронома — женщины и девчонки в косынках и демисезонных пальтецах. Но царила над местностью, над опытным пшеничным полем крупная фигура самого Лукьяненко, шагающего между делянками в своем неизменном дождевике и летней шляпе, при-пачканной следами пальцев на невысокой примятой тулье…
Теперь у Павла Пантелеймоновича за плечами хотя и небольшой, но все же собственный практический опыт. Он переехал на Кубанскую сельскохозяйственную опытную станцию, чтобы вплотную заняться селекцией. Он хорошо знал, что работы здесь были начаты профессором В. В. Колкуновым, затем с 1921 по 1927 годы его сменяет И. П. Сарахов, который в своей работе «Кубанские пшеницы» опубликовал результаты изучения сортов озимых пшениц на Кубани. На материале местных сортов, таких, как Кособрюховка, Седоуска, Банатка и другие, методом индивидуального отбора выделялись чистые линии. Работы эти велись «в скромных масштабах», по определению Лукьяненко. Правда, метод гибридизации также применялся, но вскоре был оставлен.
Павел Пантелеймонович стал испытывать все лучшие сорта, выведенные на опытной станции, и пришел к выводу, что вообще для всех этих сортов характерна весьма значительная степень осыпаемости. К тому времени партия и правительство, преобразуя сельское хозяйство, поставили перед советской селекцией новые задачи. Создание колхозов и совхозов предусматривало применение на огромных площадях техники. Уборка урожая должна в перспективе вестись комбайнированием. Сорта же, легко осыпающиеся, при использовании машин дадут большую потерю зерна.
Другое явление, на которое обратил внимание Лукьяненко, — это сильное поражение всех существовавших тогда на станции сортов ржавчиной, а также невысокая зимостойкость. Ни Земка, ни Кооператорка, ни Кубанская-034, высеваемые на кубанских колхозных полях, не отвечали предъявляемым к ним требованиям.
Начинающего ученого все более интересует работа с озимыми пшеницами на станции «Круглик», которая была хорошо знакома ему еще со студенческой поры, когда он проходил практику у Пустовойта. Там занимались гибридами. В испытаниях 1931 года некоторые из них, например, полученные от скрещивания Украинки или Кооператорки с сортами других природных зон, показали прибавку урожая почти на 50 процентов по сравнению с родительскими формами. К скрещиваниям привлекались и яровые сорта американской селекции Маркиз и Китченер. Привлекало в них исключительно высокое качество зерна, урожайность, устойчивость к бурой ржавчине. И еще крепкая соломина, зерно, мало склонное к осыпанию.
Наблюдения на станции показали, что гибриды от скрещивания с Маркизом и Китченером также не поражаются ржавчиной. Один из них — Гибрид № 622 дал урожай в два раза больший, чем Украинка. И это в условиях сильнейшей вспышки ржавчины! По величине зерен и по стекловидности, определяющей хлебопекарные качества сорта, по содержанию белка гибриды также превзошли стандартные сорта.
Задачи, стоящие перед ним, Лукьяненко определил в соответствии с изменением и усложнением требований к селекционным работам. Основным критерием успеха он считает не только высокую устойчивую продуктивность сорта, но и его соответствие требованиям крупного механизированного социалистического производства. То, что кубанский хлеб всегда имел и впредь будет иметь экспортное значение, он никогда не упускал из вида и в соответствии с этим работал с испытуемым сортом особенно тщательно.
Одним из надежных путей к успеху было скрещивание сортов, приспособленных к местным условиям, с географически отдаленными формами. Лукьяненко привлекает к работе сорта из Индии и Средней Азии, а также американские и немецкие.
В 1932 году на Кубани произошла необычной силы вспышка ржавчины. Павел Пантелеймонович подсчитал, что в этот год край потерял почти 20 миллионов пудов зерна — четверть урожая озимой пшеницы. Проведя наблюдения, он пришел к выводу, что только Гибрид № 622, полученный от скрещивания Маркиза с так называемой «чистой линией 013», оказался устойчивым против ржавчины. Сорт этот был рекомендован им в производство. Потому что, кроме урожайности и иммунитета к грибковым болезням, он был холодостоек и его можно было высевать как осенью, так и весной, то есть подсевать вымерзшие зимой посевы семенами того же сорта.
Лукьяненко связывает с Гибридом № 622 большие надежды, верит в него и, не дожидаясь результатов сортоиспытаний, усиленно размножает его. К 1937 году было получено 10 тысяч тонн семян гибрида.
Широко задуманный фронт работ требовал коренного изменения подхода к делу селекции. Лукьяненко понимает, что масштабы должны увеличиться в десятки, сотни раз. Но как это сделать, если все может затормозить такой трудоемкий процесс, как опыление при гибридизации? Занятие это чрезвычайно кропотливое, а время цветения пшеницы очень коротко. Открытие пришло не вдруг. Оно было простым, как все по-настоящему выдающееся. Вместо ювелирной операции с пыльниками, когда их с осторожностью вкладывали пинцетом в каждый цветок колоса, он предлагает так называемый «бутылочный способ». Сущность его, говоря кратко, заключается в том, что в изолятор с колосьями материнской формы вносится бутылочка с колосьями отцовской формы, которые одну ночь уже простояли в воде. Привязанная к деревянной подпорке бутылочка накрывается изолятором, и, как писал П. П. Лукьяненко, «находящиеся в воде колосья отцовской формы продолжают цвести, и опыление идет само по себе в течение нескольких дней».
В результате такого метода при восьмичасовом рабочем дне один человек вместо 600, максимум 800 цветков, может опылить из бутылочки до 8—10 тысяч. Налицо увеличение производительности труда почти в десять раз! Придумал он и еще один способ опыления. Сущность его в том, что скрещиваемые сорта заранее высеваются смежными рядками. Желательно совершенно изолировать их от других сортов. Необходимо только брать сорта, время колошения которых совпадает. Как пишет Лукьяненко, «после кастрации группу колосьев рядом растущей отцовской формы заключают в большой изолятор, где и происходит опыление».
Многое в эти годы было задумано Павлом Пантелеймоновичем и стало осуществляться благодаря его огромной работоспособности и энтузиазму. Его усилия падали на благодатную почву благодаря тому вниманию, которое уделяли советские и партийные органы селекционной работе. Начало этому положил исторический декрет о семеноводстве, подписанный В. И. Лениным 13 июня 1921 года.
Помимо практических занятий в области селекции, Лукьяненко обогащает свои познания тем, что знакомится со взглядами крупнейших ученых того времени. Более всего он увлечен идеями Н. И. Вавилова, пристально изучает монографию К. А. Фляксбергера «Пшеницы». В этой работе были собраны обширные сведения о происхождении пшениц, ареалах их произрастания, а также все, что было известно о созданных агрономами и селекционерами сортах в странах Старого и Нового Света. Еще до революции Фляксбергер положил начало созданию при Бюро прикладной ботаники коллекции пшеничных растений, которая в основном состояла из отечественных образцов. Преобразованное за годы Советской власти во Всесоюзный институт растениеводства (ВИР), это учреждение благодаря экспедициям академика Вавилова в Афганистан, средиземноморские страны и Эфиопию, а также будущего академика П. М. Жуковского в Малую Азию, и ряда других ученых в Монголию, Северную и Южную Америку имело подбор растений, равного которому не было ни в одной стране мира. Ценность такого материала заключалась в том, что он был тщательно систематизирован, и, прежде чем пользоваться им, селекционер мог ознакомиться с нужным ему растением, получить исчерпывающие сведения о хозяйственных признаках того или иного сорта. Это явилось большим подспорьем в работе селекционеров страны. С этого времени Лукьяненко будет постоянно пользоваться для научной работы услугами ВИРа, вовлекая его сорта в круг своих исследований.
Не один год напряженной работы прошел на Краснодарской селекционной станции, прежде чем в 1938 году комиссия по сортоиспытанию впервые районировала выведенные им гибридные сорта Краснодарка-622/2, Первенец-51 и Гибрид-622. Это был первый успех.
…Родилась дочь Оля. А сын так вырос, что его и не узнать. Пора думать, какое дело он выберет себе на всю жизнь. Может быть, селекцию? Хотя мать подмечает у него и другие наклонности. Только-только встававший на ноги, не по годам крепкий телом, он уже не раз примерял отцовский костюм, и к голосу его недаром прислушиваются и сверстники, и те, что постарше, говоря: «Посмотрим, как Гена!» Прекрасно, что его не покидает мечта сделать что-то интересное, важное. В технику — автомобили, радио, конструирование планеров — Гена, как видно, страстно влюблен и постоянно с чем-либо возится, что-то переделывает или создает по своему замыслу. Мать, обратив внимание на эту склонность сына, не раз говорила Павлу Пантелеймоновичу: «Смотри, в нашу породу пошел, в род Поповых». И, разложив на столе фотографии, она долго выискивает черты сходства у Гены с его дедушкой по матери, прожившим всю жизнь во Владикавказе, где прошло детство и юность и самой Полины Александровны.