ртов продолжались в течение нескольких десятилетий. Спасибо Николаю Ивановичу Вавилову — сделал он громадное дело еще и тем, что положил начало такому исследовательскому центру, каким нынче является ВИР, был инициатором экспедиций наших ученых за растениями всех континентов, положил начало собранию, не имеющему аналога в мировой науке и практике. Пример подвижничества Вавилова, его подвига, приобретшего поистине планетарные масштабы, восхищает и по достоинству оценивается нашим временем. С течением времени все четче вырисовывается его фигура гражданина и патриота, ученого с мировым именем, чей авторитет смущает воображение своей поистине ренессансной мощью и многоплановостью интересов.
Лукьяненко был тесно связан с коллективом этого института и поэтому, когда его приглашали на 75-летний юбилей ВИРа, в письме его с полным правом назвали «большим другом ВИРа». На этом юбилее Лукьяненко должен был сделать доклад на тему «Мировое значение коллекции ВИРа».
Да, многолетнее сотрудничество со Всесоюзным институтом растениеводства было весьма плодотворным и всегда занимало видное в деятельности Лукьяненко место.
Подавляющее большинство пар подбиралось им для скрещиваний по такому принципу: как правило, материнская форма растения отыскивалась из местных или отечественных популяций. Отцовская же форма выбиралась из сортов, географически отдаленных. Причем вовлекался в опыты он с таким прицелом, чтобы при скрещивании смог передать все те ценные признаки и свойства, которых недоставало местному сорту (ржавчиноустойчивость, раннее созревание, высокая продуктивность и т. д.).
В своей практике выведения новых сортов Лукьяненко использовал скрещивание не только озимых с озимыми, но и озимых с яровыми сортами.
Начиналась длинная ниточка, которая растягивалась порой не на один десяток лет.
Нет-нет да и приходится услышать ему от иных скептиков упреки в адрес практической селекции. Мол, хоть сорта-то вы иногда и выводите, да не умеете толком объяснить, как и почему, а все оттого, что они у вас едва ли не по счастливой случайности «получаются». Что ж, он согласен, но если бы селекционеры, а коль говорить конкретно, то генетики, от которых многого ждут, знали уже сегодня, как внедрить в наследственную структуру те или иные гены, передающие потомству нужные свойства, допустим, ту же морозостойкость или устойчивость к ржавчине, то с повестки дня тут же были бы сняты вообще многие проблемы селекции и справедливо можно было бы говорить о коренном перевороте в области биологии. То же самое произойдет, когда физики, скажем, найдут путь к управлению термоядерной реакцией — тогда практически проблема получения энергии будет решена на Земле.
Конечно, пока что селекционеры во всем мире выводят сорта, всецело полагаясь на невидимые глазу и не поддающиеся полному и исчерпывающему объяснению биохимические процессы, происходящие в клетках. Генетики в изучении наследственности сделали громадные открытия в этом направления. Но все же это касается пока что лишь познания тайн, открытия края завесы, но не управления самим таинством, как это делают сегодня те же химики, получая пластмассы с заранее заданными свойствами…
Да, если угодно, то до сих пор все без исключения сорта пшеницы созданы селекционерами, можно сказать, эмпирически. Ну кто возьмет на себя смелость похвастаться, будто, создавая сорт, он заранее был уверен, что гибрид или линия будут обладать такими-то и такими хозяйственно ценными качествами, запрограммированными им. Гипотетически он, конечно, вправе рассчитывать, что новый сорт должен все же обладать, допустим, ржавчиноустойчивостью, так как отцовская форма непременно обязана передать по наследству это качество. Иногда это происходит, а большей частью все усилия селекционеров так и остаются усилиями. Не больше. Взять, к примеру, пшеницу из Эфиопии, которая обладает засухоустойчивостью, но малопродуктивна, и скрестить ее с местным высокоурожайным, но плохо переносящим засушливые условия пшеничным растением, надеясь, что засухоустойчивость передается по наследству. Тут можно ожидаемого результата и не получить. Причин много. Но главная, видимо, все же в том, что в условиях нашей лесостепи африканский сорт может не раскрыть своих потенциальных возможностей, а в данном случае необходимая нам засухоустойчивость не проявится в потомстве в силу того, что в необычайных для растения условиях она может быть подавлена, проявят же себя совсем нежелательные нам качества. Ему из собственного опыта известны случаи, когда от двух скрещиваемых сортов, отличающихся устойчивостью к ржавчине, в потомстве преобладали формы, подверженные в большой степени поражению этим заболеванием.
Добиться желаемого результата можно только тогда, когда проводятся многократные скрещивания с тем, чтобы закрепить какое-то нужное свойство. Так рождаются комбинации, когда при одной материнской форме берут несколько отцовских и наоборот. Делается это потому, что наследственные признаки у большинства сортов слабо передаются.
В последние годы эксперименты по гибридизации в Краснодарском научно-исследовательском институте достигли особенно больших масштабов. Вот что об этом пишет сам Лукьяненко:
«…в конечном счете ежегодно имеем 30–50 комбинаций скрещиваний. По каждой из них опыляем 100–200 колосьев или 2000–4000 цветков, что дает возможность проводить индивидуальные отборы нужных нам форм, начиная уже со второго поколения».
Такую громадную работу по опылению в институте успешно проводили благодаря методам, предложенным Лукьяненко еще в самом начале его деятельности на Краснодарской селекционной станции в 1931 году, когда им был предложен наиболее дешевый и эффективный метод сближения заранее подготовленных родительских пар, высевающихся на делянках смежными рядками. И другой способ опыления, так называемый групповой (или бутылочный), также был изобретен Павлом Пантелеймоновичем и применяется с 1934 года.
В результате скрещивания создается всего лишь, как справедливо считают специалисты, исходный материал для селекции. Это только основа для дальнейших занятий специалистов. Известно, что гибридные популяции дают, как пишет Лукьяненко, «непрерывный ряд отличающихся между собой по тем или иным свойствам биотипов, среди которых обычно имеются и такие, которые по комплексу хозяйственно ценных признаков превосходят обе свои родительские формы».
Начинается направленный индивидуальный отбор форм, обладающих нужными ценными в хозяйственном отношении свойствами. Этот метод считается основным в селекции. Им-то он и пользовался в своей практике.
Например, в пору районирования Безостой-1 в Краснодарском научно-исследовательском институте ежегодно высевалось до 10 тысяч гибридных линий. Масштабы, бесспорно, огромны. Но именно при таком объеме и удавалось ему отобрать самые ценные в хозяйственном отношении растения. Положительные качества, замеченные в них, закреплялись в ранних поколениях. Высевалось, как уже упоминалось, 10 тысяч линий, а к конкурсным испытаниям допускали лишь 30–40 сортов. Остальные исключались в самом начале отбора как наиболее близкие друг другу.
Важной особенностью своей работы Павел Пантелеймонович считал то, что отборы лучших гибридных линий всегда проводились им непременно в поле, а не после уборки, когда колосья уже вяжутся в снопы. Отбор ведется по нескольким признакам: внимательно, весьма скрупулезно прослеживается устойчивость растений к ржавчине, прочность соломины, учитывается, насколько скороспелы и продуктивны колосья. Например, отдельные растения выколосились 5 мая в отличие от более позднего срока выброса колоса у других. Это растение, как обладающее ярко выраженными признаками скороспелости, отмечается на делянке ленточкой одного цвета. А вот не пораженные бурой или желтой ржавчиной растения отмечаются в период молочно-восковой спелости ленточкой другого цвета.
Во время сбора урожая колосья обмолачивают отдельно один тип от другого, зная, какими признаками обладали растения, с которых они собраны. Наконец, отбирают такие из колосьев, которые имеют большее число зерен и лучшего качества.
Как отмечает П. П. Лукьяненко, «применением индивидуальных отборов в ранних поколениях гибридов были выведены районированные сорта озимых пшениц нашего института: Новоукраинка-83, Безостая-4, Кубанская-131 и др.».
Селекция сегодня знает немало других путей. И многие из них интересовали Лукьяненко. Но пользовался он лишь немногими, наиболее верными.
Правда, говорили ведь ему, что, создав Безостую, он на годы вперед закрыл дорогу новым сортам, как своим, так и тем, что буду? создаваться другими учеными. Недаром один из ведущих югославских селекционеров, кажется, Славко Бороевич, сказал ему однажды не то в шутку, не то всерьез: «Да понимаете ли вы, Павел Пантелеймонович, что своей Безостой наделали?! До вас мы занимались селекцией спокойненько — дал сорт с прибавкой в два-три центнера — и дальше двигайся. А теперь, что бы ни создали, а как до Безостой дотянуться?! Лишили вы нас работы, Павел Пантелеймонович! На полвека вперед закрыли дорогу!»
Возможно, и была в тех словах какая-то доля правды, но не так думал Павел Пантелеймонович. Конечно, лично ему трудно будет создать что-либо после своего шедевра, чтоб что-то могло потягаться с ней. Всем известно, что сорт свой он создавал для районов с относительно мягким климатом. А наша страна громадна, контрасты почвенно-климатических условий разительны. И далеко на север Безостая не пойдет. Он-то отлично знает слабости и возможности своего сорта.
Но вот под Киевом в Мироновском селекцентре работает Василий Николаевич Ремесло. Его мироновские пшеницы, созданные путем переделки природы сорта из ярового в озимый, далеко пойдут, продвинутся в северные широты. Павлу Пантелеймоновичу самому после войны довелось выводить Ворошиловку, правда, он переделывал озимые в яровые, но как же не знать и не ценить того, чем занимаются в Мироновке? Тем более что это близко и дорого его сердцу, так как все это — ветви одного могучего дерева мичуринского учения. Уже заявляет о себе ростовский селекционер Иван Григорьевич Калиненко, и следует ожидать, что не за горами время, когда и он продвинет на донские поля свои сорта. Придет час, он в этом уверен, когда и в других районах создадут пшеницы, подходящие именно для тех мест, где их возделывают. А пока… Слов нет,