оведать и Пустовойт, и каждый, кто хоть как-нибудь связан с селекцией.
Вспомнилось ему, как им с Владимиром Васильевичем Усенко в одну из таких поездок чуть было не пришлось ночевать на улице. В майкопской гостинице не оказалось свободных мест. Администратор, борясь со сном, вязала шерстяной носок, и только когда сквозь дрему расслышала, что нужна комната депутату (так решился наконец сказать ей Владимир Васильевич), сию же секунду вспомнила и подыскала для них свободный номер. Тем более что и нужен-то он был для них всего до утра!..
В то июньское утро встал он, как всегда, рано. Пошел тринадцатый день первого летнего месяца. После душа, уже выходя из ванной, задержал свой взгляд на фиксатуаре, стоявшем на полочке среди прочих флаконов. Не решаясь, видимо, сам принять решение, спросил жену:
— А что, Поля, может, еще повоюем? Возьму и подмоложусь сейчас, глядишь, год-другой сбросится сам по себе?!
На что Полина Александровна ответила:
— Ну что ты? Да нельзя тебе совсем. Подумай, только-только на ноги встал, а уже хочешь на своей голове испытать действие неизвестных тебе химических веществ. Повременил бы лучше, а там видно будет.
— Не буду, не буду, отложим до лучших времен, — видя такой оборот дела, проговорил Павел Пантелеймонович, улыбнувшись.
Пока жена готовила на стол, он отлучился на лоджию. От цветочных ящиков шел слабый запах ночной фиалки, оранжево кричали граммофончики настурции. Вдоль крайкомовской ограды уже двигались редкие пока прохожие. Начинался еще один день. Черные стрижи проносились, спускаясь, как это они делают над водной поверхностью, к самой его голове. В утреннем, еще свежем после ночи, но уже тяжелом своей влагой воздухе отдавался то скрежет трамвайного вагона на повороте у городского парка, то доносилось мягкое шуршание шин троллейбуса со стороны улицы Шаумяна.
Войдя с лоджии на кухню, он тут же уселся за стол. Мягко и мирно, как избалованный котенок, урчал холодильник.
— А что это у тебя такие синие, неудачные сегодня вареники? — спросил он жену. — Не годится — у двоих селекционеров в доме хорошей муки нет! Где это ты отхватила такую?
— На рынке. На Сенном. А где же еще?
— Что ж ты мне не скажешь? Сходи сегодня на рынок, возьми клубники. А я к вечеру муки подвезу.
Из лифта он вышел, не успев пригладить волосы, и направился к выходу.
— Ну вот, Василий, поедем из одного дома в другой, — сказал он, поздоровавшись, шоферу.
Совсем немного надо машине, чтобы пересечь Краснодар из одного конца в другой. Улицы со старыми невысокими домами — в зелени клена, ясеня, каштана. Цветы вдоль тротуаров. Выехали из зеленого грота улицы Шаумяна, миновали Сенной рынок, за ним серую затворенную раковину круглого цирка и ажурную башню Шухова. А вот и простор улицы Северной с шарами аккуратно подстриженных кленов. Чуть дальше от дороги — ряды каштанов и черного ореха до самого кинотеатра, за которым с двух сторон побежали ряды молоденьких акаций. Поворот от сельхозинститута к четырехэтажному одинокому зданию средней-школы на пригорке. Промелькнула ограда беленых клеточек каменного забора, обогнули дендропарк, да вот и поле, опытное поле. Его работа.
Едва дойдя до машины, он стал опускаться на землю, зажав рукой то место, под которым так долго билось его сердце. Ожидавшим его здесь показалось в ту минуту, что у него просто подкосились непослушные ноги. В его годы это и немудрено.
И вот душа его отлетела, поднялась высоко над хлебным полем, оглядывая все новые и новые открывающиеся ей просторы, — и все его, его нива…
Далеко по земле протянулась она — от Балтики до Адриатики, и здесь — от юга Украины улеглась вдоль Кавказских гор. Вечная золотая нива. Та самая, что приняла его у ног матери, и та, что кивала ему приветливо, как своему творцу, головками колосков с родных полей и с полей Югославии, Венгрии, Болгарии, Польши, Чехословакии, Турции и с немецкой земли.
Хоронил Павла Пантелеймоновича Лукьяненко, казалось, весь Краснодар. Всхлипывали женщины. Мертвели и никли живые цветы. Венки из пшеничных колосьев проделали с ним последний путь от крайисполкома.
Первая улица города не смогла бы припомнить подобной траурной процессии. На тротуарах, по обочинам дороги теснились жители — женщины, мужчины, дети… Печальная процессия в сопровождении воинского эскорта медленно двигалась под палящими лучами степного южного солнца. Провожали в последний путь человека, вся жизнь которого была посвящена тому, чтобы не было на земле голодных.
Глава третья
В правительственной телеграмме П. П. Лукьяненко по случаю его семидесятилетия говорилось:
«Наша партия и все советские люди высоко ценят замечательный вклад, который внес в развитие социалистического сельского хозяйства нашей страны академик П. П. Лукьяненко. Достижения в разработке нового направления в области селекции сельскохозяйственных культур, созданные ученым высокоурожайные сорта озимой пшеницы, среди которых такие шедевры отечественной и мировой селекции, как Безостая-1, Аврора, Кавказ, получили широкую известность и признание в Советском Союзе и далеко за его пределами».
И эта исключительно высокая оценка справедлива. Павел Пантелеймонович не только создал свои сорта. На протяжении многих лет он проявлял заботу и оказывал действенную помощь специалистам колхозов и совхозов, нашим друзьям за рубежом.
Назначение селекционера, конечный итог усилий Лукьяненко всегда видел в том практическом результате, который должен непременно венчать труд ученого. Это было принципом всей его многогранной работы, и к нему он призывал своих учеников и сотрудников. Поэтому с полным основанием имел право, как никто другой, сказать: «Селекционеры не только люди науки, люди научного труда. Они органически связаны с производством, с практикой, являются непосредственными участниками колхозно-совхозного производства. В этом и заключается глубочайший смысл единства науки и практики в сельском хозяйстве».
Тщетно было бы искать другого селекционера, который бы имел на своем счету такое количество выведенных сортов. Коллективом, которым он руководил, было передано в государственное испытание 46 сортов, 18 из них пришли на колхозные поля. Сорта селекции Лукьяненко, по выражению академика ВАСХНИЛ П. М. Жуковского, «следовали один за другим, как новые этажи высотного здания». Как правило, каждые 7—10 лет появлялся новый сорт селекции Лукьяненко, который ускоренными методами, разработанными ученым, внедрялся в производство. Сорт Безостая-1 районирован в 48 областях СССР, а также в Болгарии, Румынии, Венгрии, Чехословакии, Югославии и Турции. Он начал возделываться в Иране и в Афганистане. Общая площадь, занимаемая Безостой-1, — 13 миллионов гектаров ежегодно в СССР и за рубежом. Такого ареала распространения не знал ни один сорт в истории мировой селекции. Теперь не редкость, что на полях наших хозяйств собирают урожай до 40–45 центнеров с гектара. Несколько лет спустя, в 1979 году, когда во многих районах нашей страны была сильнейшая засуха, Безостая вновь проявила свои великолепные качества, доказав, что, несмотря на двадцатилетний период возделывания, она нисколько не сдала своих позиций. В том году на Кубани средний урожай Безостой достиг 30 центнеров с гектара!
Павлу Пантелеймоновичу Лукьяненко принадлежит не только авторство всемирно известных сортов. Им написано около 150 научных работ — монографии, статьи, сообщения. Замечательны его выступления на важнейших международных форумах по вопросам селекции, выступления на страницах советской печати, касающиеся вопросов повышения уровня сельскохозяйственного производства, усиления связи науки с жизнью. Одной из привлекательных черт характера Павла Пантелеймоновича являлось благородство, рыцарское отношение к своим коллегам. Как отмечает академик ВАСХНИЛ П. М. Жуковский, «он был очень принципиальным, но дружелюбным. Все же, когда он выступал в дискуссиях, слушатели побаивались: бил он метко, но не «снарядами», а «стрелами».
Родина и мир высоко оценили его достижения и вклад в развитие сельскохозяйственного производства. Трудно перечислить его награды и титулы. Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий. В 1979 году посмертно он удостоен еще одной Государственной премии. Иностранные академии наук избрали Лукьяненко почетным членом: в Болгарии, ЧССР, Польше, Венгрии, Югославии, Румынии и Швеции. За свою работу Лукьяненко награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени, многочисленными орденами и медалями зарубежных стран.
После Безостой-1 Лукьяненко создал не один замечательный сорт, и среди них такие, как Ранняя-12, Аврора, Кавказ, Краснодарская-39. Но всегда, как и в начале своего пути, он видел дальнюю цель — мечтал создать сорт будущего, который стал бы воплощением чаяний земледельцев всех времен. Поэтому он писал: «Вот уже 34 года я работаю с озимыми пшеницами, иду навстречу своей мечте: создать сорт, дающий человеку по 70–80 центнеров с гектара. В каждом из 30 сортов, которые я создал, есть какие-то качества того будущего сорта, о котором я мечтаю…»
Его недаром называют одним из отцов «зеленой революции». Шаг за шагом подходил он к вершине своих достижений, год от года создавал сорта, отвечающие требованиям времени.
До последнего дня своей жизни Лукьяненко постоянно работал над выведением новых и новых сортов пшеницы. Теория и практика для него были неразрывны. Потому и видели его то в кабинете, то в лаборатории, то на трибунах конгрессов, и он же бывал частым гостем, но далеко не праздным, колхозных полей, где изучал своих питомцев уже в производственных условиях или давал советы по уходу и технологии возделывания, стоящие иных томов. И это поставим ему в заслугу — умел Павел Пантелеймонович не только среди моря колосков вдруг обратить внимание именно на один-единственный, который часто служил исходной формой для дальнейшей работы, но так же безошибочно выбор его падал на того или иного агронома, которому привозил он мешок семян нового сорта на пробу, а на другой год хозяйство уже вовсю разворачивало работы по внедрению его на больших площадях. На это тоже надо было иметь талант. И немалый!