«Сайга» мягко толкнула в плечо, и звук выстрела показался негромким, но лишь до тех пор, пока от насыпи не отскочило звучное, раскатистое эхо.
— Фича!!! Фичу, гад, завалил! Фи-ича, брата-ан!.. Порву-у, су-уукаа!!! Аааа-ха-аааа…
Попал. В человека ты попал, сталкер Лунь. Пусть и в бандита, подонка, но всё-таки человека. И теперь ты можешь тысячу раз сказать себе, что так было надо, что выручал ты своего брата-сталкера и что убитый тебя бы не пожалел, и даже то, что этим, возможно, ты спас других людей. Но этот горестный вопль по убитому другу ты не забудешь, сталкер Лунь. Такие вещи не забываются.
Наступила тишина. Напряжённая, неспокойная, но никто больше не стрелял. Бандиты, видимо, совещались. Одно дело — воевать против одинокого сталкера, совсем другое — против целой группы. Да и бандитами их назвать — много чести. Так, шакалы, сталкеры-неудачники, не обременённые совестью, которым страшно самим ходить по Зоне в поисках хабара. Вот и сидят по «чистым» тропинкам, «пасут» честных бродяг, чтоб потом выстрелить в спину и обобрать труп, и не просто обобрать, а даже и раздеть, если комбез хороший и обувь новая.
— Эй, братаны! — послышался надсадный крик из тоннеля. — Может, перетрём по-свойски?
— Что, уже не чучело? Братаном стал? Ну, давай, вещай, что хотел…
— Ну мы, короче, сдаёмся. Не стреляйте! — И на землю возле входа в тоннель полетели два старых автомата, охотничья двустволка и пистолет.
— Выходим, ребята, и чтоб лапки в небо! — громко скомандовал Сионист.
Вышли, щурясь от дневного света, подволакивая ноги. Работнички, понимаешь, ножа и топора. Все небритые, тощие, с бегающими взглядами, трое в простых кожаных куртках, один в потёртой, кое-как заштопанной «Кольчуге-М», явно снятой с убитого сталкера. Озираются диковато, взгляды и злобные, и одновременно какие-то заискивающие, что ли. Тот, что в «Кольчуге», глянул на меня с такой жгучей ненавистью, что стало понятно — с этим наверняка придётся встретиться на узкой тропинке.
— Ну, короче, братан, мы, типа, всё… не стреляй, короче…
Сионист, держа бандитов под прицелом, подошёл ближе, постоял несколько секунд и спокойно, в упор расстрелял всех четверых длинной очередью.
— ОНИ ЖЕ СДАЛИСЬ!!! — громко, до хрипоты в сорвавшемся голосе крикнула Хип. — Зачем? Это же… это неправильно! Несправедливо!!!
— Да? — Сионист отщёлкнул пустой магазин, извлёк из подсумка другой. — И как я, по-твоему, должен был поступить? Идите, мол, ребята, с миром и больше не грешите?! А они бы, конечно, раскаялись и начали новую жизнь. Нет, девочка. Это было правильно и справедливо.
Один из бандитов был всё ещё жив. Он судорожно дёргал ногами и хрипел простреленными лёгкими. Через рваные дыры комбинезона выступала розовая пена, в горле булькало, клокотало, по небритым щекам стекали две ярко-алые струйки. Бандит силился что-то сказать, но захлёбывался кровью. Сионист подошёл, посмотрел, немного склонив голову набок.
— Не… не на-аакхх… кхдо…
— Что, шакал, жить охота? Прочувствовал, гад? Им всем тоже жить хотелось… — процедил сквозь зубы Сионист и одиночным выстрелом прекратил агонию.
— Так нельзя… нельзя так… — бормотала Хип, сидя на земле и спрятав лицо в ладонях. — Они же сдались… несправедливо…
— Хватит! — жёстко сказал Сионист, сверкнув глазами. — Я просто сделал так, чтоб это отребье никому не смогло повредить, и твои сантименты здесь совершенно не к месту! С ними по-другому нельзя!
— Лунь… разве можно так, а? Просто убить…
Он преследовал меня ещё с Тёмной Долины. Крошечная фигурка, настойчиво двигающаяся по моим следам. Наверное, думал, что на таком расстоянии будет для меня незаметен, считал, что хорошо маскируется и удачно использует укрытия. И я бы ушёл, конечно, легко ушёл от мародёра-неудачника, совсем, видимо, новичка в своём деле, если бы не болталась на спине бандита СВД, а сам я не находился в чистом поле. Однако уже и стреляет по мне парень, придётся залечь. Три выстрела, но с такого расстояния, что попасть в меня можно было только случайно. Как легли пули, я, впрочем, видел — два пыльных клуба на дороге и сочный «чпок» в кору одинокого засыхающего тополя. Ведь нагонит, стервец… я-то по гайкам иду, небыстрое это дело. А ему дорогу не проверять — вот они, следы, иди себе спокойно. Подойдёт на выстрел как пить дать. И место, зараза, неподходящее — чистое поле вокруг на пару километров, кустики чахлые, деревца кривые, засаду не устроишь, не спрячешься. Вот наказание-то… И интересно, откуда у сопляка снайперская винтовка? Не этот ли Коробка на той неделе убил, а с ним и двух стажёров? А что, запросто, Фреон говорил, что пробоина в подарочной фляжке как раз под калибр семь шестьдесят два была, Коробок как сидел, так лицом в костёр и рухнул. Скверные твои дела, сталкер Лунь. Исключительно гадская ситуация нарисовалась — ни кочки, ни поваленного ствола нет, и мишень из меня замечательная получается. Даже если залечь, толку мало — у него оптика, а у меня дробовик, и в чью пользу расклад при перестрелке будет, гадать не нужно. Вон вдалеке руины завода темнеют, но не успеваю я до них, слева домишко горелый, и туда я точно не пойду — марево горячего воздуха над ним даже отсюда видать. Неприятно зазнобило, и движения стали резче, заколотилось сердце. Только паники мне не хватало для полного счастья…
Дорога пошла по холмам, преследователь — уже хорошо заметная шевелящаяся точка — временно скрылся из виду. А впереди, метрах в двухстах, автобусная остановка из позеленевшего силикатного кирпича, в стенках большие круглые окна, и спрятаться там просто негде — попробуй выстрели из такой засады, если сам как на ладони и «Сайга» против СВД… Однако воняет здесь. Крепко воняет. Сдох кто-то поблизости… а вон и труп. Здоровенная псевдоплоть лежала у самой обочины, и лежала, надо полагать, не меньше полутора недель, вон как её вздуло, и ноги клешнятые в небо торчат. Я быстрым шагом прошёл мимо, по пути сорвав пучок жёсткой травы. Топай, Лунь, быстро топай до остановки, чтоб видны были следы, а потом в два прыжка на обочину, и веником импровизированным следы от прыжков замажь. А теперь бегом по широкой дуге до падали. Хоть и плохо, просто недопустимо в Зоне дуром пробегать, да времени совсем нет, так что беги, сталкер, и старайся траву жухлую ботинками особо не поддевать, и вся твоя надежда на дохлятину у самой дороги.
Здоровенная была зверюга, супротив обычной плоти раза в два крупнее. Появились такие твари совсем недавно и встречались в основном вблизи Припяти, но и в Тёмной Долине королевская плоть часто попадалась сталкерам. Хотя сталкеры попадались ей ещё чаще.
Смрад возле мёртвой твари был ошеломляющий. При моём приближении с туши снялась целая туча пепельно-серых мух, насекомые начали лезть в глаза, уши. От мысли, что мне сейчас придётся залезть под бок трупа, и не просто залезть, а буквально зарыться рядом с облезлой, сочащейся белёсой жидкостью шкурой, мне стало, мягко говоря, нехорошо. Так… подвинься, зараза… ох, ну и запах, ядрёна восемь. Лезь, сталкер, под тушу. Жить захочешь, и не туда залезешь… только бы не вырубиться от этих ароматов. Всё, забрался. С дороги меня сейчас не видно, это точно, да и со стороны поля тоже, если, конечно, не присматриваться. А я очень сильно надеялся, что моему преследователю и в голову не придёт, что можно сделать засаду под таким укрытием. Пусть думает, что засел сталкер на остановке, тем более я и рюкзак оставил там, и не просто оставил, а так, чтоб в оптику виден был только уголок. С другой стороны, если у него хоть чуть башка варит, он обязательно проверит падаль. Да, Лунь, и сам дурак, и ещё на чужую глупость надеешься.
В туше гулко заурчали газы, и на землю прямо перед носом часто закапала слизистая жидкость. В каплях возились мелкие, белёсые личинки мух, и мне показалось, что червяки уже забрались в волосы, за шиворот и шевелятся там, вызывая лёгкий зуд. Может быть, и хорошо, что сегодня не завтракал — желудок уже вовсю протестовал. От смрада слезились глаза, а в носоглотке начало першить. Интересно, почему же тебя, заразу, никто не сожрал? Даже псевдозмеи не польстились на такую гору подгнившего мяса. Значит, есть на то причина, видать, не просто так сдохла тварь, а явно что-то нехорошее подцепила. «Гу-рррррр», — снова повышалось из глубин туши. «Шлёп», — перед носом упал шмат чего-то чёрного, желеобразного, и запах усилился, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Ништяк, Лунь. Будет что в Баре рассказать за ужином. Если, конечно, доживёшь.
Преследователь, потеряв меня из виду, начал осторожничать. Явно проверял каждый подозрительный кустик, исследовал в оптику ложбинки, гривы сухой травы, и это замедлило скорость его передвижения. В поле зрения он появился только через четверть часа. Постоял в десяти метрах от туши, посмотрел на труп и прошёл дальше. Затем опустился на колено и начал долго и тщательно исследовать в оптический прицел разрушенную остановку. Купился парень и на следы, хорошо видимые на толстом слое мелкой белой пыли, и рюкзак мой явно углядел. Совсем молодой, из той породы, что так нравятся девушкам, — чистое, правильное лицо, прямой нос, капризный изгиб нижней губы. Красавчик. Голову на отсечение, что именно так назвали бы тебя в Баре. Даже винтовку свою держит как-то элегантно, что ли, похоже, даже перед собой рисуется. Вольный, понимаешь, стрелок, охотник на диких сталкеров. Ну и что? Всё равно они рано или поздно сдохнут, так пускай мне хоть какую-то пользу принесут… Кем он, интересно, себя возомнил? Безжалостным, но романтичным киллером из западных боевиков? Героем-снайпером из фильма «про войну»? А всё-таки дурак ты, парень, что не проверил вонючую, вздутую и грязную тушу у дороги. Похоже, даже мысли такой не допустил, что может кто-то залезть под такую мерзость, устроить там засаду. Ишь, всё выцеливает, обшаривает пустую автобусную остановку, снова прошёл вперёд, опять целится в мой рюкзак. Нет там меня, Красавчик. Давай ещё чуть пройди… вот так.