— Вечер добрый, друг Банзай, — поприветствовал я торговца. — Денежку готовь, однако.
— Здорово, Лунь, — прогудел на низкой ноте Банзай. — Нет, чтоб просто так зайти, лясы поточить со старым знакомым, это, значит, ему не интересно. Только деньги подавай.
Интересная личность. Вылитый самурай с японских миниатюр — лицо квадратиком, лысинка ровная, блестящая, в аккурат на полголовы, и волосы за ней чёрные, прямые, назад зачёсаны. Рот маленький, скобочкой такой характерной. Глаза раскосые, как самураям и положено, только заплывшие чуток от частого употребления саке. Ничего не попишешь — вредное у Банзая производство, постоянно он с артефактами возится, а это занятие не из тех, что на пользу здоровью идут. Облучение и всё такое… Говорит тоже занятно — всегда на одной ноте, низким, хрипловатым голосом, немного картавя и растягивая гласные. Шутит он, сердится или радуется — хрен разберёшь, да и в мимике очень сдержан. Чтоб он хмурился или улыбался, я тоже никогда не видел, спокойный вечно, как танк. И не знаю, каким чутьём он угадывал, пустой сталкер к нему идёт или же хабар тащит, но угадывал безошибочно. Вот и сейчас, не успел я рот открыть насчёт привета и денежек, а Банзай уже ящик защитный институтский бац на стол, и за вторым тянется. Дзен, не иначе…
— «Медузы» хреновенькие… ежели в зелёнке считать, то по сорок за штуку дам.
— Идёт.
— Итого сто двадцать…
М-да… зелёнка. Деньги в Зоне ходят разные. И гривны, и рубли, даже особенная сталкерская валюта какое-то время существовала — старые советские банкноты, но это не прижилось, и после Третьей они повсеместно из употребления вышли. Потом, когда американцы обратили на Зону самое пристальное внимание, да ещё с учётом того, что на постсоветском пространстве было очень много дензнаков с надписью «In God we trust», главной валютой Зоны стал доллар. Хотя, говорят, на севере уже евро ходит. Далеко за Припятью крупная евросоюзовская станция появилась, так что не исключено…
— Угу… «гранит». Восемьдесят. А за «каплю» могу дать только пятьдесят.
— Что так?
— Спрос на них упал. «Ботаники» из одной дикой «капли» научились четыре искусственных делать. Плазмой её как-то насыщают, ну, она и делится в два захода. Свойства полностью аналогичны, и вес, и цвет, в общем, всё. А работает ничуть не хуже.
— Работает?
— Ну да, работает… в излучателях каких-то, я в подробности не вдавался.
— Прискорбно. «Самоцветы» интересуют?
— «Искровики»?
Ты глянь, заинтересовался Банзай, вижу, что глаза заблестели, хотя на лице по-прежнему ноль эмоций. Правильно. С НИИ Банзай работает, на зарплату и кое-какие проценты от сдачи артефактов, и ежу понятно, что проценты эти не заоблачные. Зато «ботаники» без вопросов позволяют торговцам получать барыш от «мелочёвки», которая науку по разным причинам не интересует, а вот коллекционеров и ювелиров, напротив, интересует, причём весьма. С нескольких «шипучек», пары «раковин» или одного «жарцвета» торговец мог получить от трёх до десяти месячных зарплат, в зависимости от покупателя. Такой бизнес не возбранялся, но горе тому, кто вздумает вместе с мелочью «толкнуть» мимо Института «грави» или «пустышку». Последствия такой самодеятельности бывали показательно-устрашающие.
— Конечно, «искровики». Другие Лунь не берёт… — И я отрепетированным жестом высыпал из мешочка пять переливчатых красавцев. Ишь, как блестят… синий особенно хорош. Прозрачный, холодного такого цвета, а внутри, если покрутить камень, словно ледяные кристаллы сверкают. «Зимняя сказка». Да, так Банзаю и скажу, заодно и цену накину. Кстати, названия, что сталкер найденным «самоцветам» даёт, тоже на Большую землю уходят. Особенный это шик там, среди ценителей. Традицию эту, к слову, Барин начал…
— «Зимняя сказка» двести монет стоит. Остальные за сто…
— Идёт, — поспешно кивнул Банзай.
— Сто восемьдесят, — закончил я фразу.
Эх… барыга ты, Лунь, — уже с меньшим энтузиазмом прогудел торговец. Было бы от чего расстраиваться. По своим секретным каналам он их втрое дороже продаст. Если не впятеро.
— Бери, Банзай, навар хороший будет. Кимоно себе новое купишь, да ещё и на саке останется.
— Трепло… ладно, сто восемьдесят, уговорил. Не излучают?
— Чистенькие. «Чёрный выверт» нужен? — Я чуть подмигнул. — Руками не трогай.
Банзай удивлённо приподнял бровь, но кивнул. Ересь с важным видом открыл контейнер и аккуратно вытряс на стол «выверт». Торговец взял большие пластиковые щипцы, ухватил ими артефакт, осмотрел.
— Да, неплохой экземпляр… сто шестьдесят, как обычно.
Ересь забрал деньги, зашуршал купюрами. С ленцой так взял, равнодушным движением, небрежно сунул в карман. Но глазки-то масленые стали, хорошо это видно.
— Давай выкладывай свой коронный… — Торговец наклонил голову и в ожидании стукнул пальцами по столешнице. — Знаю, есть он у тебя.
Ну, даёт Банзай. Точно, дзен. Я извлёк со дна контейнера небольшой свёрточек, осторожно сорвал с него полоску изоленты. Редкий, действительно редкий артефакт, найденный в одну из недавних ходок на Агропром.
«Бешеная лента» формой напоминала часовую пружину. Тёмный бронзовый цвет наружных витков «ленты» постепенно переходил в зеркально-серебристый на внутренних. Тяжёлая, грамм сто весит, несмотря на то, что тоненькая она и на ладони целиком помещается. «Объект невыясненного происхождения с нестабильной массой, изменяющейся по неправильной синусоиде с шагом 7—12 часов по временной шкале», — подсказала память. Любит она, зараза, с лёту цеплять заумные словечки «ботаников», особенно после того знаменитого Выброса. Шевелится слегка «лента», словно дышит, слышно только, как царапают, поскрёбывают витки по неровностям стола. Банзай подумал, достал из кармана зажигалку, чиркнул колёсиком.
— Не самая лучшая идея, — подсказал я.
— А мы чуточку. — И торговец поднёс пламя к краю «ленты».
— Если что, сам искать её будешь. Я предупредил.
От огонька зажигалки по «бешеной ленте» стремительно расползлись радужные пятна, похожие на бензиновые разводы. Артефакт лежал спокойно ещё пару секунд, а потом вдруг разом скрутился в плотный комок и — «дз-зыннь» — сиганул к потолку. И пошёл скакать по всему подвалу, извиваясь, словно дождевой червь. Банзай был в полном восторге и даже — не может быть! — приподнял уголки губ. Неужели улыбается?
— Работает, — констатировал он с важным видом, мол, не для забавы, а исключительно ради дела артефакт раздраконил, чтоб проверить, значит. Ага, можно подумать, что находил кто-то нерабочие «бешеные ленты». — Но вот такое дело, Лунь. Не наберу я на неё. Считай, всю кассу спустил, сотен шесть всего осталось. Словно специально подрядились сегодня сталкеры редкие штуки таскать. Бывало, за целый день «медузы» не дождёшься, а тут такое. В общем, шестьсот держи, а остальные завтра к обеду. И лавочку я на сегодня прикрываю.
Любит Банзай с артефактами возиться. Нет, не экспериментирует, просто перебирает, разглядывает часами и так повернёт, и эдак. И разговоры только про них, потому как ничто другое Банзаю не интересно. Полчаса может расписывать, как огоньки на «каменном цветке» играют, и в такие моменты ему даже слушатель не особенно нужен. Главное — артефакты, и чтоб побольше их было и поразнообразнее, а Зона сама ему до фени, не сталкер он. Насколько я знаю, даже за пределы «Ростка» ни разу не выходил с тех самых пор, как доставили его сюда учёные в качестве лаборанта. Работа с пробирками ему скоро прискучила, и напросился он на должность «приёмщика объектов невыясненной природы». И, к слову сказать, «ботаники» не сразу согласились назначить рассеянного и задумчивого Толю Кима на такую сложную и ответственную работу. Тем не менее желающих на тот момент не было, кому охота радиацию глотать, и кандидатуру Кима всё-таки утвердили. И ни разу об этом не пожалели.
— Ну, тогда до завтра. — Я пожал протянутую руку.
И, уже уходя, услышал щелчок дверного замка, а затем, чуть погодя, очередной громкий «дз-зынь». Развлекается Банзай… впрочем, много ли человеку нужно для счастья?
Прийти на «Росток» и не побывать при этом в «Ангарыче» для любого нормального сталкера нонсенс. Потому как что нужно человеку после ходки в Зону? Правильно, отдохнуть, послушать байки, развеяться, слопать порцию-другую настоящей горячей пищи, да-да, именно горячей, пусть это будут всего лишь куриные сосиски с изрядной долей сои или макароны с тушёнкой. Ну и, разумеется, несколько капель «огненной воды» тоже будут как нельзя кстати. Заведение это, как и следует из названия, размещалось в большом сводчатом ангаре, переоборудованном долговцами под бар. Туда-то и направили мы стопы свои.
— Вообще не фартило. Ну, то есть полный голяк! А тут на обратном пути вижу, что между кучами чё-то посверкивает. И место вроде фиговое, никогда там ничего доброго не найдёшь, Свалка, одно слово. А тут блестит что-то, точняк под железным листом, с другого места я бы и не углядел. Ну, думаю, сходи, Леший, чем Зона не шутит, проверь. Поднимаю эту железную байду, а под ней, значит, «гнёздышко». Ну, наконец-то, ё-моё!
— Снарягу нормальную возьми, Леший. Одёжка твоя уже хрен знает на что похожа. Про ствол вообще молчу…
— Да ну на фиг, перебьюсь. И этот комбез ещё походит. Мне другое надо… вот.
Сталкер, тот самый, что два часа назад вылетел от Банзая, протянул долговцу небольшой контейнер. Тот заглянул, пожал плечами.
— «Кровь камня». Не самая редкая штука.
— Ну, это здесь она не редкая, — кивнул Леший. — А там… в общем, очень нужно мне за Периметр её переправить.
— Не, это дело незаконное. Извиняй, ничем помочь не могу. Гроши в лучшем виде переведём, не вопрос, а вот артефакт… сам понимаешь. А на кой тебе это надо?
— Туберкулёз, — скривился сталкер. — А ей и тридцати нет ещё. Знающие люди подсказали, что при этой хвори «кровь камня» первое дело.
— Знающие?
— Доктор… Болотный. У меня и рецепт есть, как эту «кровь» использовать. Помоги, а?
— Слушай, Бер, и в самом деле, поспрашивай у своих, — сказал сосед по столику. — Сам видишь, не корысти ради, для дела надо. Вы, «долги», вроде как людей выручаете, спасите заодно и жёнку его.