будет, или… или что-то случилось.
— О, Лунь… утро доброе. — К лестничной площадке, зевая и потягиваясь, подошла Хип.
— И вам, красавица, также. Чего так рано подскочила?
— А-хххаа… ты так по стенке вдарил, что поневоле проснёшься. Ересь не с тобой?..
— Нет… я не понял. Он что, уже не в комнате?
— Ну, если спрашиваю, значит, не в комнате. — Хип опять потянулась. — Опять сны?
— Где он? — Неприятное, скребущее такое чувство, гадостное.
— Не в курсе. — Хип сразу перестала зевать, увидев мой взгляд. — Может, вышел ненадолго, ну там, по надобности? Хотя нет, рюкзака его не видно. Получается, свалил наш Философ… но куда?
Получается, что так. Но смысл? Ночью, ни слова не сказав, втихаря ушёл. Неспроста это… а народ всё собирается. Трое из пяти долговцев разошлись — один направился в «Ангарыч», второй в сторону «приёмной», а третий — к «гостинице». Вскоре я услышал его шаги по лестнице.
— Здорово, сталкеры. Такое дело… вы пока с нашей территории не уходите, — бросил он нам, поднимаясь на третий этаж.
— Что случилось? — спросила Хип.
— Крыса завелась… деньги у Лешего кто-то вытащил, — неохотно сообщил долговец.
«Тва-ю мать!!!» Ах ты, сволочь… Ересь. Точно он. Больше некому.
— Хип, давай мухой на второй пост, поинтересуйся, есть ли там «Шквал» нашего героя. Если нет, то на первый, может, заметили его на выходе, и узнай, во сколько вышел. А мне с Лешим пообщаться надо.
— Поняла. — Стажёр кивнула и быстро сбежала по лестнице.
Сталкер выглядел плохо. Землистое лицо, пепельного оттенка губы. Он молча смотрел в одну точку, безвольно опустив плечи.
— Сколько?.. Семнадцать тыщ… да, долларов… И артефакт тоже…
— И как получилось-то? Что помнишь?
— А… отметил удачу. Крепко выпивши был… заснул, в общем. Вон там, недалеко…
— Ну а подходил кто-нибудь?
— Выпивши был… спал я. Мразь… сука… как же так…
— Крутился тут один, — сказал один из сталкеров. — Рыжий такой, молодой. Вроде и к Лешему подходил.
— Эй, Лунь! — Хип подбежала и, ещё не отдышавшись, тихой скороговоркой сообщила: — Короче, факт, свалил Ересь… ф-фу… это, час назад мимо поста прошёл. Долговец сказал, что он быстрым шагом умотал на Свалку. И ствол забрал, вот. Выход с базы перекрыли, но десяток сталкеров ушли ещё раньше.
— Слышь, мужики! Даже не знаю, как и сказать… — Долговец Бер пожал плечами. — Что делать будем? Не шмон же устраивать?
— Ага… щас!
— Ну, ни хрена себе… крыса…
— Чё за гадство? Тут ведь таких уродов и не было никогда… все свои, нормальные…
Поднялся гул голосов. Народу собралось уже немало.
— Есть у меня подозрение, — громко сказал я. — Что был один урод.
Шум тут же стих. Я почувствовал на себе взгляды. Ох и неприятно же это…
— Кто?!
— Философ. То бишь Ересь.
— Не знаю такого. Один или с кем пришёл?
— Или с кем. В моей команде был… — Тяжело дались мне эти слова. Аж испарина выступила.
— Ну, Лунь… ну ты ваще…
— Наслышан о тебе, — тихо сказал Бер. — Говорят, классный сталкер и человек надёжный. Кого попало с собой не берёшь…
— Достану гада, — прохрипел я. Взгляды, взгляды… хоть под землю провались. — Мой косяк, мужики, мне и исправлять.
Как шёл до первого поста, помню смутно. Потому как перед глазами маячила конопатая физиономия, и преданный взгляд, и чёрная бандана с выцветшими черепами. А вокруг морды клубилась тёмными сполохами жгучая ненависть, и сами собой до хруста сжимались кулаки. Ах, Ересь, Философ ты наш. Что я с тобой сделаю…
— Добро. — Долговец открыл ворота, предварительно переговорив по рации, и я рванул. Сзади послышался лёгкий топот. Я обернулся. Хип, конечно.
— Вернись! — коротко бросил я ей.
— Ага, — ответила она. — Уже!
Ну, до чего упрямая… времени спорить не было.
Час… если быстрым, шагом ушёл, то километров семь Ересь отмахал. А если с перебежками, то и все десять. Ох, дурак, и на что он только надеялся?.. Нет, Лунь. Это ты дурак. Не просто дурак, а чемпион среди оных. Какого чёрта ты Философа на «Росток» тащил, когда можно было с Мелиховым договориться? Это же проще намного, через учёного Ересь за Кордон отправить, вертолётом… ты вот не допёр, а он додумался. И что говорить надо, ты этого урода чётко проинструктировал, и у Айболита он всё подробно узнал насчёт графика вертолётов. Сегодня, в одиннадцать, и поминай как звали. С деньгами, арт учёным сдаст, смотрите, мол, какой я офигенный сталкер и в Челябинске буду очень полезен. И никак его, мерзавца, уже не достать, а тебе, Лунь, вовек не отмыться. Так что бегом, сталкер, и береги дыхание. По этой дорожке он пошёл, только по ней, других троп он не знает…
Плохо по Зоне бегать, и особенно плохо — быстро бегать. Даже по знакомой, хорошо разведанной тропе. Но ничего не остаётся… однако таких кроссов в моей жизни ещё не было. Хип уже начала отставать, а я всё добавлял ходу. Спасибо вам, долгие, изматывающие переходы с тяжёлым рюкзаком! И будь вы неладны, редкие сигареты, выкуренные на привалах. Шансы догнать есть. Парень он дохлый, вполне может быть, что и пяти километров не отошёл, будучи уверенным, что мы ещё десятые сны досматриваем. Самый воровской час выбрал — с трёх до пяти. Догоню. Только бы не убить гада, он мне живым нужен. Злость добавляла сил. И злишься ты, Лунь, не из-за того даже, что Ересь сталкера обворовал, хотя за одно это его можно было пристрелить на месте. А из-за того, что поверил ты ему. Купился и на взгляды прямые, и на «искренние» слова, и на «доверие». Плюнул мерзавец, прямо в душу мне плюнул. Не сбивать дыхание… не сбивать.
Усталость уже давала о себе знать. Но скорость бега я не снижал, черпая силы из одной только ярости. В лёгких уже похрипывало, а ноги отяжелели. Вон он. Уже достаточно рассвело, чтобы я увидел далеко впереди знакомую фигуру. Не успеет он до «Купола». Ересь оглянулся, заметил меня и наподдал. Беги, сволочь. Всё равно не уйдёшь. Воздух стал железной стружкой, жёстко царапающей горло и оставляющей во рту металлический привкус. Сердце уже пыталось выскочить из грудной клетки, колотилось так, что вызывало тошноту. Кровь долбила в виски. А ведь догоняю… догоняю!
— НЕПАДХАДИЗАВАЛЮ!!! — завизжал Ересь. Развернулся, сдёрнул с плеча «трещотку» и несколько секунд не мог ухватить рычажок затвора. Короткая трескучая очередь была выпущена в белый свет, когда я уже с разбегу нырнул в канавку у дороги. Знаю, нет у тебя больше патронов.
— ААААААА!!! — Истошный, полный ужаса вопль, и Ересь бросил пустой ПП на землю. Засверкали пятки. — УЙДИСУУКАААА!!!
Силы уже были на исходе, когда впереди, в паре метров, замаячила чёрная бандана, и я уже хорошо слышал, как клокочет в груди Философа воздух. Последний рывок, и я прыгнул на беглеца, сжал его в объятиях, и мы вместе покатились по грязи. В глазах потемнело, я долго лежал, с хрипом глотая воздух и слушая рядом такой же хрип. Потом поймал занесённую руку с ножом, вывернул до хруста костей. Кустарная финка выпала из ладони. Я поднялся с земли. В глазах всё ещё было черно, но уже не от усталости.
Не давая Ереси подняться, я сбил его ударом ботинка по лицу. Что-то хрустнуло. Философ захлебнулся воплем, а я бил его, бил страшно, наотмашь, вколачивал в жёсткую землю, всё больше зверея, ссаживая в кровь костяшки пальцев. Бил до тех пор, пока кто-то не прыгнул сзади на плечи.
— Лунь… хватит… убьёшь… — И Хип, ещё задыхаясь от бега, оттащила меня от Ереси. — Он… живой нужен…
Деньги, завёрнутые в пластиковый пакет, нашлись во внутреннем кармане комбеза. Я также забрал контейнер с «кровью камня». Недорогой артефакт, но польстился на него Ересь, хотя знал, прекрасно знал, зачем он Лешему нужен. Хип тем временем крепко скрутила руки Ереси снятым с него же ремнём, дождалась, пока он придёт в сознание.
— Поднимайся, пошли, — ровным, бесцветным тоном бросила она ему.
И Ересь захныкал, хлюпая разбитым носом, кривя вспухшие, треснутые губы. Поднялся, охнув от боли, и пошёл, не глядя на нас, опустив голову.
— Двадцать восьмой. Двадцать восьмой. Ответь второму.
— На связи, — расслышал я сквозь шипение и треск рации.
— Начальника первого поста ко мне. — Начальник штаба отложил рацию и посмотрел на меня. — Ну, здравствуй, Лунь. Однако, как тебя Зона разукрасила… седой, значит, и в самом деле как лунь. М-да… я с тех пор, как в Коржинском колодце встретились, тебя и не видел.
— А ты почти не изменился, Седой.
Ну как почти… тот же жёсткий прищур, короткие, ёжиком, волосы, только что седины добавилось. А вот нашивки на комбинезоне уже совсем другие. И личного кабинета, насколько я помню, у него раньше не было.
— Этот хлопчик?
— Он самый.
— А я подозревал, Лунь, что рано или поздно ты в подобную историю вляпаешься. Не пойму только, зачем оно тебе надо. Хм… знакомая физия…
Седой отложил бумаги, поднялся с кресла и подошёл к Ереси.
— Да… точно он. Только попорченный сильно. Так понимаю, твоя работа?
Левый глаз Ереси заплыл огромным кровоподтеком и не открывался. Правый превратился в узкую щёлочку. Нос, похоже, сломан, и из-под вздувшейся, как оладья, верхней губы выглядывал сколотый наискось зуб. А врач, осмотревший Философа, сказал, что ещё и два ребра я ему сломал…
— Соломатин Эдик, верно? Ах ты, мерзавец… — Седой сокрушённо покачал головой.
— Это всё он… — прошамкал Философ. — Он, гад, бабки попёр, а на меня… ох… стрелки перевёл.
— Да ну? — Седой изобразил удивление.
— На него не подумают, — продолжал Ересь. — Он стырил, сам видел. Я хотел доложить, пригрозил, что убьёт. Он, падла…
— Ай-ай-ай. Бывает же такое. — Седой сокрушённо покачал головой, а затем отвёл руку и смачно влепил прямо по синякам обратной стороной ладони, сбив Философа с ног.
— Это тебе, гнида, вместо расстрела. Никонов! Сообщи по сети, чтоб группы Самохина, Гелидзе и Протасова сворачивали поиски и возвращались на базу. Нашёлся пропащий.
— Есть сообщить по сети! — гаркнул молодой долговец, дежуривший у двери, затем достал ПМК и начал набирать сообщения.