Я посокрушался вместе с Тиарэ и заметил прочувствованно, что мужчины всегда были обманщиками, я попросил затем продолжать рассказ о Стриклэнде.
– …Хорошо, – сказала я ему, – но с этим можно не спешить. Можно подумать – времени много. У Аты хорошая комната по флигеле. Поживите с Атой месяц и посмотрите, как она вам понравится. Обедать можете здесь. А через месяц, если вы решите жениться на ней, вы можете отправиться в ее дом и поселиться там. Он согласился на это. Ата продолжала работать в отеле, и Стриклэнд получал стол у меня. Я научила Ату готовить несколько блюд, которые он любил. Стриклэнд мало писал, гулял по холмам и купался в ручье. Часто сидел на берегу и смотрел на лагуну; во время заката шел смотреть на остров Муреа. Иногда уходил ловить рыбу. Любил бродить по берегу и разговаривать о туземцами. Он был славный, спокойный парень. Каждый вечер после обеда он отправлялся вместе с Атой во флигель. Я видела, что его уже тянет уйти в лес, и в конце месяца спросила, что он намерен делать. Он сказал, что если Ата согласна, то он готов уйти с ней на ее участок. Тогда я устроила для них свадебный обед, который приготовила собственными руками. Я подала им гороховый суп и омара по-португальски, затем перец и салат из кокосового ореха. (Вы никогда не пробовали моего колосового салата? Вы должны попробовать. Я вам сделаю его до вашего отъезда.) Затем было мороженое. Мы выпили столько шампанского, сколько могли, а за шампанским последовали ликеры. О, я решила устроить настоящий пир! А затем мы танцевали в гостиной. Я не была тогда такой толстой и всегда любила танцы. Гостиная в Отель де ла Флера была маленькая комнатка е плохеньким пианино и мебелью красного дерева с обивкой из тисненого бархата. На круглых столах лежали альбомы с фотографиями; на стенах висели портреты Тиарэ и ее первого мужа, капитана Джонсона. Хотя теперь Тиарэ была стара и толста мы все-таки как-то раз свернули брюссельский ковер, покрывавший пол, позвали девиц и нескольких друзей Тиарэ и устроили танцы, но теперь уже под визгливую музыку граммофона. Воздух на веранде был насыщен густым запахом Тиарэ, а над головами сверкал Южный крест на безоблачном небе. Тиарэ снисходительно улыбалась, вспоминая веселье давно прошедших дней. – Мы тогда танцевали до трех часов, – закончила она свой рассказ – и когда пошли спать, никто из нас, думаю, не был очень трезв. Я сказала Стриклэнду, что они с Атой могут взять мою двуколку и проехать до тех пор, пока будет какая-нибудь дорога, потому что им предстоял долгий путь пешком. Участок Аты был далеко, в горном ущелье. Они вышли на рассвете, и слуга, которого я послала с ними, вернулся лишь на следующий день… Да, вот как женился Стриклэнд!
Глава LII
Следующие три года были, – я думаю, – самыми счастливыми в жизни Стриклэнда. Дом Аты находился в восьми километрах от большой дороги, шедшей вокруг всего острова, и, чтобы до него добраться, нужно было идти по извивающейся тропинке в тени роскошных тропических деревьев. Это было простое бунгало из некрашеного дерева. Состояло оно из двух комнат, и рядом с домом был еще небольшой сарай, служивший кухней. Мебели не было никакой, кроме матрацев, заменявших постели, и качалки, стоявшей на веранде. Бананы с их растрепанными, изорванными листьями, точно растерзанные одежды императрицы в изгнании, росли около самого дома. За бананами стояло дерево, приносившее груши аллигатор, а кругом-кокосовые пальмы, главный доход этого края. Отец Аты везде на границах участка посадил кротоны, и они буйно разрослись, яркие, веселые, сверкающие. Перед самым входом в дом стояло манговое дерево, а на краю расчищенной перед домом площадки два тамаринда, сросшиеся вместе, соперничали яркостью своих огненных цветов о золотом кокосовых орехов. Стриклэнд жил здесь, редко появляясь в Папити; все нужное для жизни ему давал его участок. Вблизи протекала небольшая речка, в которой он купался, и иногда туда заходили стаи морских рыб. Тогда туземцы сбегались с острогами и, издавая шумные крики, пронзали остриями острог огромных испуганных рыб, спешивших назад к морю. Иногда Стриклэнд ходил к морю и возвращался оттуда с корзинкой небольших разноцветных рыб, которые Ата поджаривала на кокосовом масле или варила с омаром. Иногда она приготовляла вкусные блюда из громадных земляных крабов, которые здесь часто попадаются вам под ноги. В горах росли дикие апельсиновые деревья, и часто Ата отправлялась туда с двумя или тремя женщинами из соседнего селения, возвращаясь с тяжелым грузом свежих, сладких, чудесных плодов. Когда созревали кокосовые орехи, на участок приходили двоюродные и троюродные братья Аты (у нее, как у всех туземцев, было множество родственников), они взбирались на деревья и сбрасывали спелые орехи. Твердую скорлупу разбивали и клали орехи на солнце для сушки. Затем вырезали оттуда кокосовую массу («копра»), укладывали в мешки, а женщины несли их к торговцу в селенье около лагуны, получая в обмен рис, мыло, консервированное мясо и немного денег. Иногда в соседнем селенье устраивался пир, и закалывалась свинья. Тогда все собирались вместе, ели до тошноты, танцевали и пели священные гимны. Но дом Аты стоял далеко от селения, а таитяне ленивы. Они любят путешествовать, любят сплетничать, но не любят ходить пешком, и по целым неделям Стриклэнд и Ата жили одни. Он писал картины, читал, а вечером, когда становилось темно, они сидели вместе на веранде, курили и смотрели на звезды. Затем у Аты родился ребенок, и старуха, которая пришла помочь ей во время ее мучений, осталась жить у них в доме. Затем явилась внучка этой старухи, затем какой-то юноша – никто хорошенько не знал, откуда он и чей родственник – и тоже поселился здесь весело и беззаботно. И все они зажили вместе.
Глава LIII
– А вот и капитан Брюно, – сказала мне однажды Тиарэ, когда я выпытал у нее уже все, что она могла рассказать мне о Стриклэнде. – Он хорошо знал Стриклэнда, бывал у него в доме.
Я увидел перед собой немолодого француза с большой черной бородой с проседью, загорелым лицом и большими блестящими глазами. На нем был очень чистый белый полотняный костюм.
Я обратил на него внимание еще раньше, во время завтрака, а Лин – китаец-бой сказал мне, что этот гость только что прибыл из Паумотиуса на пароходе. Тиарэ познакомила его со мной, и он вручил мне большую визитную карточку, на которой было напечатано: «Ренэ Брюно», а внизу: «капитан дальнего плавания». Мы сидели на маленькой веранде около кухни, и Тиарэ кроила платье для одной из своих девиц, служивших в отеле. Капитан сел с нами.
– Да, я хорошо знал Стриклэнда, – сказал он. – Я любитель играть в шахматы, и он тоже всегда был рад сыграть. Я приезжал на Таити по делам два или три раза в год, и, когда он бывал в Папити, он приходил сюда, и мы играли с ним. Когда он женился, – капитан Брюно улыбнулся и пожал плечами, – enfin, когда он поселился с девушкой, которую ему подсунула Тиарэ, оп пригласил меня посетить его дом. Я был так – же одним из гостей на свадебном пиру. – Капитан посмотрел на Тиарэ, и оба они засмеялись. – Стриклэнд после этого редко бывал в Папити, но приблизительно через год мне пришлось попасть, не помню по какому делу, в ту часть острова, где жил Стриклэнд, и, когда я закончил свое дело, я сказал себе: «Voyons, почему бы мне не повидать бедного Стриклэнда?» Я спросил одного-двух туземцев, не знают ли они о нем, и узнал, что он живет не больше как в пяти километрах от того места, где я был. Я отправился к нему. Никогда не забуду того впечатления, которое произвело на меня это посещение. Я живу на атоле, низком коралловом острове – это полоса земли, окружающая лагуну; красота этого острова – это красота моря и неба, меняющихся тонов лагуны и стройных кокосовых пальм; но место, где жил Стриклэнд, было красиво красотой райского сада. Ах, если бы я только мог описать вам очарование этого местечка, этого уголка, спрятавшегося от всего мира, с голубым небом над головой и пышными деревьями со спелыми обильными плодами. Это был роскошный мир красок. И всюду разлита благоуханная прохлада. Словами нельзя описать этот рай. Вот здесь и жил художник, не думавший о мире и забытый миром. Возможно, что на европейский взгляд, здесь все показалось бы очень диким. Дом был полуразрушен и не особенно чист. Когда я подошел к дому, я увидел трех или четырех туземцев, лежавших на веранде. Вы знаете, туземцы не любят одиночества. Один молодой человек лежал, вытянувшись во весь рост и курил папиросу; на нем не было ничего, кроме парео[22].
Девушка лет пятнадцати сплетала листья пандануса, чтобы сделать из них шляпу. Рядом сидела на корточках старуха и курила трубку. Наконец, я увидел Ату. Она кормила новорожденного ребенка. Другой ребенок, совершенно голый, играл у ее ног. Когда она меня увидела, она позвала Стриклэнда, и он подошел к двери. На нем тоже ничего не было, кроме парео. Он представлял собой необычайную фигуру со своей рыжей бородой, спутанными волосами и широкой волосатой грудью. Его ноги были в мозолях и царапинах, и я понял, что он всегда ходил босиком. Он превратился в настоящего туземца. По-видимому, он был рад меня видеть и приказал Ате зарезать к обеду цыпленка. Он повел меня в дом, чтобы показать картину, над которой он работал, когда я пришел. В одном углу стояла кровать, а посреди мольберт с холстом. Из сожаления к нему я купил у него две картины за небольшую сумму и послал несколько других друзьям во Францию. И хотя я купил картины только из сострадания, они стали мне нравиться, после того, как я сжился с ними. Действительно, я нашел в них странную красоту. Все считали меня сумасшедшим, но теперь оказалось, что я был прав. Я был первым поклонником его на островах.
Он с хитрой улыбкой взглянул на Тиарэ, которая возобновила свои жалобы и снова рассказала, как она не обратила внимания на картины, а купила американскую печку за двадцать семь франков.
– Картины все еще у вас? – спросил я капитана.