— Отец де ла Круа, — взмолилась мадам, — избавьте нас от скуки! Поведайте нам о своих приключениях!
Не успел Ив открыть рот, как вмешался Шартр:
— Я хочу ассистировать вам…
— Мой сын вообразил себя натурфилософом, — слегка раздраженным тоном заметил месье, предупреждая Шартра, что не стоит касаться запретной темы.
Шартр, всегда такой расслабленный и томный, покраснел до корней волос и произнес с горячностью, обыкновенно ему несвойственной:
— …во время вскрытия морской твари!
— Для проведения вскрытия довольно и одного препаратора, сударь.
Ив говорил запросто, без обиняков, ибо не догадывался об интересах и тайных амбициях Шартра. Натурфилософу, обладающему его эрудицией, ни к чему был неопытный ассистент.
— Человеку вашего положения, — напустилась мадам на Шартра, — не пристало рыться в рыбьей требухе.
— Мадам совершенно права, — изящно поклонившись, поддержал ее Ив. — Если бы я проводил обыкновенное вскрытие, то мог бы доверить его подчиненному и ограничиться лишь указаниями. Но в присутствии его величества… — он почтительно развел руками, — я обязан провести вскрытие самостоятельно.
— Неужели вы не хотите, чтобы я послужил королю, матушка? — язвительно спросил Шартр у мадам.
— Да, но так, чтобы не уронить своего высокого титула.
— Не знаю, понадобится ли мне еще один помощник, месье де Шартр, — быстро сказал Ив. — Вы научитесь большему, просто наблюдая и изучая записи и рисунки… — Внезапно Ив оживился. — А вы умеете рисовать?
У Мари-Жозеф перехватило дыхание.
«Он решил наказать меня, — пронеслось у нее в голове, — поручив мои обязанности Шартру».
— Да! — воскликнул Шартр. — То есть… Я хотел сказать… Немного.
Встретившись глазами с неодобрительным взором матери, он совсем смешался:
— Я хотел сказать… плохо.
— Он хотел сказать, что нет. И покончим с этим.
Испытывая немалое облегчение, но одновременно жалея молодого герцога, Мари-Жозеф бросила на него сочувственный взгляд, а на мадам — благодарный. Но Шартр в ответ нахмурился, покосившись на нее невидящим глазом, а мадам и не догадывалась, что спасла Мари-Жозеф.
Лоррен, глядевший куда-то за спину Мари-Жозеф, внезапно поклонился.
В их тесный круг, блистая в своих усеянных бриллиантами корсажах, как хрустальные люстры, ворвались герцогиня Шартрская и мадемуазель д’Арманьяк. Мадам де Шартр в ответ на поклон Лоррена лишь пренебрежительно махнула рукой.
— Добрый вечер, батюшка, — поздоровалась мадам Люцифер с месье. — Добрый вечер, матушка.
— Добрый вечер, мадам де Шартр, — поприветствовал ее месье. — Здравствуйте, мадемуазель д’Арманьяк.
Мадам, ее свекровь, вежливо, но чрезвычайно холодно кивнула. Мадам де Шартр сделала вид, что не замечает мужа; он в свою очередь демонстративно не смотрел в ее сторону, потягивая вино. Мадемуазель д’Арманьяк взглянула на Шартра из-за края веера и, встретившись с ним глазами, кокетливо потупилась, нимало не смущаясь присутствием своей подруги мадам де Шартр.
«Интересно, каково это, — думала Мари-Жозеф, — расти, как мадемуазель де Блуа, когда никого не можешь назвать матерью и отцом, ведь не могла же мадам Люцифер обращаться к его величеству „папа“?» Детей мадам де Монтеспан воспитала мадам де Ментенон, а когда мадам де Монтеспан отправили в изгнание, они во второй раз лишились родной матери.
Ходили слухи, что мадам де Ментенон любит незаконнорожденных детей его величества как своих и ревностно блюдет их интересы. Она нашла им блестящие партии, куда лучше, чем они могли мечтать. Женив и выдав их замуж за людей, занимающих более высокое положение в обществе, она нанесла оскорбление многим и многим придворным, не в последнюю очередь мадам.
— Мы пришли похитить отца де ла Круа, — объявила мадам Люцифер, — все дамы просто сгорают от нетерпения его увидеть.
Они с мадемуазель д’Арманьяк увлекли Ива за собой, и все вместе исчезли в толпе.
— Они ведут себя как уличные девки, — пробормотала мадам. — Предостерегите брата, мадемуазель де ла Круа, как бы он не нарушил своих обетов.
— Мой брат никогда не нарушит обетов, мадам! — уверила ее Мари-Жозеф. — Он не способен на такое!
— И никогда не поддастся никакому искушению? — спросил месье.
— Никакому, месье.
— А что же со вскрытием? — осведомился Шартр. — Когда оно будет возобновлено?
— Не знаю, — ответила Мари-Жозеф, — когда пожелает его величество.
— Мой августейший дядюшка будет откладывать до тех пор, пока эта тварь совсем не сгниет, — с отвращением процедил Шартр.
Хотя Мари-Жозеф в свое время говорила так же, а сейчас опасалась того же, она сочла разумным сменить тему.
— Сударь, я написала минхеру ван Левенгуку, умоляя его продать один микроскоп. Говорят, что его линзы не имеют себе равных.
— Левенгуку? — удивился Шартр. — Уж лучше бы вы купили настоящий французский микроскоп со сложными линзами. Мадемуазель де ла Круа, у вас такие чудесные глаза, неужели вам не жаль испортить их, сидя за хитроумным прибором Левенгука?
— Который ему придется ввозить во Францию контрабандой, — вставил Лоррен, — а то еще оставит себе деньги и ничего вам не пришлет.
— Ввозить контрабандой, сударь?
— Возможно, он завернет его в листки с непристойными лубочными картинками, — предположил месье, — и так за один прием ввезет два рода контрабанды сразу.
Лоррен рассмеялся.
— Ведь мы же сейчас в состоянии войны с голландцами, мадемуазель де ла Круа, — напомнила мадам.
— Достаточно одной маленькой кампании следующим летом, чтобы положить этому конец, — провозгласил Шартр.
— Не надейтесь, что вам снова поручат командование! — обнадежил его месье.
— Но кавалерия под моим началом одержала победу!
— А напрасно, вот это было совершенно ни к чему!
— Натурфилософия может сделать войну ненужной и положить ей конец, — в наступившей тишине робко произнесла Мари-Жозеф.
— Ну разумеется! — поддержал ее Шартр.
— Положить конец войне могут дипломаты месье де Кретьена, — сказал Лоррен, — беспрепятственно пересекающие границы.
— Поэтому, без сомнения, — заключил месье, — вы получите свой микро… как его там.
— Чрез его посредство можно узреть невидимое, отец, — вмешался Шартр.
— Как чрез посредство Библии? — осведомилась мадам.
— Можно увидеть крохотные вещи, мадам, — заверила ее Мари-Жозеф. — Например, если бы мы посмотрели в микроскоп на блох Георгинчиков, то заметили бы на их блохах других блох, поменьше.
— Мы должны немедленно заняться исследованием блох! — объявил Лоррен.
— Я бы предпочла обойтись без этого, — сказала мадам.
Под боком у Шартра точно из-под земли вырос еще один лакей. Шартр потянулся было за бокалом, но Лоррен опередил его столь изящным движением, что Шартр даже не смог возмутиться.
— Вы целый вечер ничего не пили, мадемуазель де ла Круа, — сказал Лоррен. — Выпейте, успокойтесь, забудьте о войне и натурфилософии.
Мари-Жозеф не испытывала необходимости успокоиться, но ей хотелось пить, и потому она взяла бокал. В пурпурном вине вдоль серебряного обода бокала причудливыми узорами отражался свет.
Она чуть-чуть отпила, ожидая почувствовать горьковатый, водянистый вкус вина, которым их причащали в монастыре. Вместо этого ее языка коснулся темно-бордовый бархат. Мари-Жозеф ощутила благоухание фруктов и цветов. Она сделала еще один глоток, с закрытыми глазами наслаждаясь вкусом. «Этим вином можно наслаждаться, просто вдыхая его аромат», — подумала она.
Открыв глаза, она обнаружила, что Лоррен глядит на нее сверху вниз, пленив ее своей веселой улыбкой.
— Вам понравилось, — вынес он вердикт.
— Как же иначе, — откликнулся месье, — такой восхитительный букет.
— Вы преподнесли мне мой первый бокал вина! — призналась Мари-Жозеф.
— Первый?! — в ужасе воскликнул месье.
— А чем еще я могу одарить вас… первым? — тихо и вкрадчиво спросил Лоррен.
— Вы не так поняли меня, сударь.
— А что же вы пили в этой колонии, на богом забытом острове? — спросил месье, изумленно глядя на нее, словно на заморскую диковинку.
— В монастыре, сударь, мы пили слабое пиво и воду.
— Воду?! — воскликнул месье. — Скажите спасибо, что вообще остались живы.
— Какая восхитительная невинность! — добавил Лоррен.
Мари-Жозеф отпила глоток вина и взглянула на Лоррена из-под опущенных ресниц:
— Вы льстите мне, сударь…
— Я?! Помилуйте, всем известно, что я говорю только правду и ничего, кроме правды.
— А монахини всегда предостерегали меня, сколь коварна лесть…
— Забудьте о моей преданности, забудьте о моем восхищении, молю вас, мадемуазель де ла Круа. Муки разбитого сердца хоть сколько-то меня развлекут.
Шартр хмыкнул и осушил еще один бокал вина.
— Забудьте о его жалком остроумии, — отрезала мадам. — Он лишь тщится развлечься, пресытившись скукой. Монахини простили бы даже Лоррена, если бы им пришлось вынести хотя бы один прием при дворе его величества.
— Они вынесли… — Мари-Жозеф помедлила, пытаясь унять дрожь в голосе, — мы все вынесли безмолвие монастырских стен.
Лоррен с поклоном поцеловал ей руку.
— Вы — истинное украшение двора, милая мадемуазель де ла Круа, как некогда ваша матушка.
Она отняла у него руку, стесняясь загрубевшей кожи, состояние которой неоднократно порицал месье.
— Идемте, дорогой шевалье, — громко и радостно провозгласил месье. — Вы должны сразиться в бильярд с моим братом-королем.
Он взял Лоррена под локоть и повел его прочь из зала. Шартр последовал за ними, спотыкаясь не только по причине своей хромоты. Мари-Жозеф сделала реверанс, но все трое уже успели отвернуться.
Внезапно Лоррен оглянулся на нее через плечо, простер к ней руку и трагически вздохнул.
Мадам схватила Мари-Жозеф за руку.
— Если ваш брат не желает избавить меня от скуки, вы должны взять это на себя! — заявила она. — Пойдемте же, отыщем какой-нибудь тихий уголок.