Жюли наклоняет голову.
– Если только она незаменима. – Она усмехается, отчего во мне вспыхивает ярость. – Неужели у всех Костяных волшебниц всего одна флейта?
Я старательно сдерживаю эмоции, хотя кровь ревет у меня в ушах. Но Жюли догадывается обо всем по моему молчанию.
– Великолепно! – восклицает она, выбрасывая обломки флейты в темноту.
Ярость переваливается за край. И я бросаюсь на нее.
– Ты чудовище!
Жюли отпрыгивает в сторону и переносит большую часть веса на здоровую ногу. Вот только вряд ли она продержится долго.
Я ударяю пяткой ей в колено. Вскрикнув, она отвечает ударом по лицу. Я пригибаюсь и бью ее головой в живот, отчего девушка падает на землю. А я прыгаю на нее сверху.
– Я убью тебя! – Известняковые стены поглощают мой крик. – А боги закуют твою душу в цепи за это!
Она хватает меня за запястья, не давая ударить. Я же изо всех сил стараюсь вырваться из ее хватки.
– Жюли? – приглушенный, но встревоженный голос Бастьена становится громче.
И вскоре он появляется в кругу света нашей лампы.
Она одаривает его самодовольной улыбкой, несмотря на то, что наша схватка становится все яростнее.
– Подозрения Марселя подтвердились, – выдыхает она. – Костяная флейта Аилессы – единственная в мире. Можно не беспокоиться, что есть другие.
Бастьен вырывает меня из рук подруги.
– Хорошо.
– Я ненавижу вас всех! Вы жалкие, бездушные слизняки, а не люди.
Я набрасываюсь на него и ухитряюсь заехать в челюсть. Мама убьет меня, когда узнает о флейте.
– Наши чувства взаимны, Костяная волшебница.
Он заламывает мне руки за спину и тянет за собой вдоль стены из черепов. Жюли поднимается с пола и, хромая, следует за нами.
Несмотря на мое отчаянное сопротивление, через несколько шагов мы подходим к прямоугольному отверстию, ведущему в комнату, освещенную лампами, которые зажигала Жюли.
Бастьен тащит меня вперед мимо груд черепов, лежащих у входа и скрывающих проход в эту комнату. Он толкает меня внутрь, и мне приходится пригнуть голову, чтобы не удариться о проем. Мельком я замечаю заднюю дверь. Она сделана не из камня, а из соломы и глины, так что вряд ли будет весить много. И не помешает моему побегу. Клянусь, вскоре я сбегу отсюда.
Через пятнадцать дней уровень моря спадет и покажется мост в море. И в новолуние, как и всегда, Леуррессам предстоит поднять души мертвых из могил и переправить их чрез Врата в Загробный мир. Если этого не сделать, они станут беспокойными и самостоятельно покинут места своего упокоения.
«Мертвых необходимо переправлять в другой мир, – сказала мне мама, когда я готовилась к обряду посвящения. – Иначе они начнут бродить по земле смертных и принесут опустошение».
Но Леуррессы не смогут поднять мертвых без костяной флейты. Именно на ней должна сыграть мелодию Одива. Так что есть только один выход: нужно сделать новую костяную флейту из кости золотого шакала. А перед этим отыскать его. И исправить все произошедшее. Это единственная возможность доказать маме, что я чего-то стою.
Бастьен и Жюли заходят в помещение вслед за мной. Он ведет меня в дальний угол и толкает на известняковый пол, а затем связывает руки веревкой, которую достал из рюкзака Марсель. После чего они втроем перекатывают тяжелый камень на второй конец веревки, удерживающей мои лодыжки.
– Устраивайся поудобнее, – говорит Бастьен, прекрасно понимая, что это невозможно. – И молись, чтобы твоя мать поскорее отправилась на твои поиски.
12. Бастьен
Мне не верится, что я оказался родственной душой Костяной волшебницы.
Капелька пота скатывается по спине. А рука невольно скользит к ножнам, пока не останавливается на рукояти отцовского ножа.
Я могу убить Аилессу в любое мгновение.
Она сидит на каменной плите в углу нашего убежища в катакомбах. А я замер в нескольких шагах от нее, прислонившись к известняковой стене. Сон ускользает от меня, и остается только позавидовать Марселю, который растянулся прямо посреди помещения и похрапывает. Это место всегда казалось мне большим – пятнадцать шагов в ширину и двадцать в длину, – но как только здесь оказалась Аилесса, в нем стало тесно. Она прижала колени к груди и, обхватив их связанными руками, опустила голову. В такой позе она кажется маленькой. И убить ее не составит труда.
Но вот она приподнимает голову, и ее темно-карие глаза встречаются с моими. В теплом свете масляных ламп, окружающих нас, в ее взгляде читается та же свирепость, что и на Кастельпонте.
Волна жара тут же опаляет тело. Я стискиваю челюсти, чтобы побороть эту реакцию. А затем медленно убираю руку с ножа, вот только боль в груди все не утихает.
Неужели мы действительно родственные души?
Ее смерть повлечет за собой и мою смерть. А мой отец так и не получит успокоения.
– Держи. – Жюли, прихрамывая, подходит ко мне и сует в руку деревянную чашку. – Вода успокоилась.
Я выпрямляюсь и делаю большой глоток. Я не против попить воды с привкусом известки, особенно после того, как осел ил, который мы взбаламутили, пока пробирались по туннелям.
– Как твоя нога? – спрашиваю я, отставляя чашку в сторону.
– Заживет, – отмахивается Жюли, но в ее голосе слышится больше хрипотцы, чем обычно.
Она берет мою руку и внимательно осматривает все порезы и синяки, словно мне больнее, чем ей. Я позволяю ее теплым прикосновениям наполнить меня. Мы выясним, как разобраться с произошедшим, и, как всегда, сделаем это вместе. Мы не только выживем, но и найдем способ отомстить.
– Сними рубашку, – шепчет она.
Я тут же впиваюсь взглядом в ее карие глаза.
– Что?
– Нужно ее постирать, – объясняет она, прикусывая губу, чтобы сдержать улыбку.
Уши начинают полыхать под ее взглядом. Аилесса также смотрит на меня, приподняв бровь. Так что приходится старательно сохранять невозмутимость на лице, пока стягиваю рубашку через голову и отдаю ее Жюли. Мы всегда ополаскиваем пропитанную илом одежду после того, как вода успокоится. И подруга могла не превращать это в заигрывания.
– Пошли со мной. – Ее взгляд скользит по моей обнаженной груди. – У воды темно. И нет лишних глаз.
– Прекрати, Жюли.
Она на мгновение стискивает челюсти, а затем начинает смеяться, как девушки из таверны, что совершенно на нее не походит.
– Да расслабься. – Она тычет мне в живот, отчего мои мышцы непроизвольно напрягаются. – Королева вряд ли придет этой ночью. Уже почти рассвело. И даже если ей удастся отыскать кости своей дочери, вряд ли она решится пробраться сюда. Скорее всего, она станет дожидаться следующего вечера, чтобы увеличить свои силы. – Жюли развязывает грубые шнурки на блузке и стягивает ткань. – Да и, думаю, как только она поймет, что мы в катакомбах, то решит пересмотреть свою тактику. Так что можешь немного расслабиться, Бастьен.
Она проводит пальцем по тонкому шраму над моим пупком.
Но я отталкиваю ее руку.
– Постарайся поскорее закончить с нашей одеждой, хорошо? У нас есть что обсудить.
Ей не следовало целовать меня в кузнице Гаспара. А мне не следовало отвечать ей.
– К тому же не хочется оставлять Костяную волшебницу наедине с Марселем, – добавляю я.
Усмехнувшись, Жюли поворачивается к Аилессе.
– Почему? Она сейчас слабее мыши.
– Иди, Жюли.
Я вновь подталкиваю подругу, но в этот раз прикладываю больше сил.
Но она ухитряется схватить меня за запястье и крепко сжимает его. В последний раз мы ссорились в детстве, но, судя по блеску в ее глазах, она не против исправить это. Через пару мгновений она отпускает меня и одаривает сексуальной улыбкой.
– Как хочешь. Повеселись со своей второй половинкой, – нараспев произносит она.
Перед выходом из комнаты она перебрасывает мою грязную рубашку через плечо и косится на Аилессу. Ответный взгляд Костяной волшебницы наполнен ненавистью, не меньше чем ее.
Я провожу рукой по лицу, как только Жюли скрывается из вида. У меня вызывает смех даже мысль о родственных душах. Если мы с Костяной волшебницей действительно связаны ритуальной магией, то это произошло не потому, что боги создали нас друг для друга. Ведь это означает, что отец был предназначен для женщины, убившей его. Я отказываюсь верить в то, что он мог полюбить кого-то еще, кроме моей матери. Даже если я ее не помню.
– Я знаю, почему ты сопротивляешься ей. – Самодовольство в голосе Аилессы впивается мне в кожу.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
Она склоняет голову вбок и пристально рассматривает мое лицо. Тело Аилессы покрывает известковый ил из-за воды в туннеле, а у основания горла виднеется порез вместе с засохшей кровью, оставленный моим ножом. Я отвожу взгляд и потираю узловатую мышцу на руке.
– Я знаю, что в тебе есть искра Огня Элары, – говорит она. – Она есть в каждом. Это словно шепот в твоей голове, мысль за твоими мыслями. Она подсказывает тебе, что хоть твоя подружка и может поселиться в твоем сердце, но ей не завладеть твоей душой.
Я фыркаю.
– Я не поклоняюсь твоим богам, Костяная волшебница. И они со мной не разговаривают. И уж точно не диктуют, как мне жить.
Ее ноздри раздуваются. Нас все еще разделяет чуть больше метра, но она наклоняется ко мне и отводит согнутые колени в сторону. Из-за этого ее платье слегка сползает вниз и оголяет одно плечо. Я стараюсь не обращать внимания на нежную кремовую кожу. Да и Аилесса ничего не замечает, потому что пытается пронзить меня взглядом.
– Я бы тоже не выбрала тебя, Бастьен.
В груди что-то отзывается, когда она произносит мое имя. В ее устах оно звучит слишком лично, слишком значимым. Аилесса напрягается. И я понимаю, что стискиваю в мертвой хватке рукоять своего ножа. Ее руки сжимаются в кулаки. Она готова дать отпор, несмотря на веревки и отсутствие сил. Отчего во мне невольно вспыхивает восхищение.
Марсель громко всхрапывает и переворачивается на другой бок, прижимая рюкзак к груди. Даже во сне он стережет свою книгу, а вместе с ней и кости Аилессы. Жюли впихнула их туда, когда мы вошли в эту комнату, и пригрозила прибить Марселя, – что он уже не воспринимает как угрозу, потому что сестра постоянно говорит ему это, – если Костяная волшебница доберется до них.