Пустившись в обратный путь, я чувствую небывалое спокойствие и в целом ощущаю себя намного лучше, чем в последние дни. Кожа не чешется и наконец-то может дышать. Больше никогда не стану воспринимать чистую одежду как должное. Мышцы рук и ног начинают дрожать, когда я взбираюсь на леса. Но в этот момент я не против потратить немного сил.
Когда я вхожу в комнату, Бастьен стоит ко мне спиной. Он зажигает свечу, а затем ставит ее на полку. Мои губы слегка приоткрываются от удивления, когда я оглядываюсь по сторонам. За это время он успел зажечь как минимум десять свечей и расставить их по разным углам и выемкам в стене. Мерцающий янтарный свет кажется невероятно прекрасным на фоне известняка. Я могла бы свыкнуться с жизнью здесь, если бы комната выглядела так всегда.
– Я думала, ты оставишь эти свечи для фонарей, – беззлобно упрекаю я.
Он слегка поворачивает голову и одаривает меня улыбкой.
– На одну ночь можно позволить чуть больше света.
«Это еще один подарок для меня», – осознаю я и ловлю себя на том, что смотрю на Бастьена с нежностью. Едва заметная дрожь пробегает по его руке, когда он закрывает крышку огнива. Он все еще нервничает, что кажется мне восхитительным, потому что так разительно отличается от его привычной уверенности.
– Можешь поесть, если хочешь.
Бастьен поворачивается, но только чтобы кивнуть в сторону еды, которую разложил на одеяле. Он еще ни разу не посмотрел на меня, с тех пор как я вернулась.
– Спасибо.
С мгновение я продолжаю стоять и смотреть на него, пока не чувствую, как на ноги падает капля воды. Из-за мокрых волос подо мной уже образовалась лужа. Я подхожу к краю ямы и слегка наклоняюсь вперед, чтобы отжать волосы. И тут замечаю, что Бастьен, наконец, смотрит на меня. Я замираю, а дыхание перехватывает. В его глазах отражается робость, скорее даже пугливость, пока он скользит взглядом по платью, постепенно поднимаясь к моему лицу.
В груди зарождается трепет, поэтому я выпрямляюсь и расправляю складки на подоле.
– Платье идеально мне подошло, – говорю я.
Он сглатывает.
– Я заметил.
Огниво скрежещет об известняк, когда Бастьен кладет его на полку. Он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, и опускается на одеяло. А затем берет красную ягоду из глиняной миски.
– Лесной земляники?
Я усмехаюсь и, подойдя к одеялу, усаживаюсь напротив него.
Все это время мы питались хлебом, сыром и тонкими полосками вяленого мяса.
– Я нашел кусты у дороги и подумал, что, возможно, она тебе понравится.
Я беру несколько ягод из миски и кладу одну из них в рот. Стон удовольствия срывается с губ, когда на языке взрывается сладкий вкус земляники, такой непривычный после пресной еды.
– Пожалуй, это лучшее из того, что я когда-либо ела.
Уголки губ Бастьена ползут вверх.
Я проглатываю еще две ягодки.
– Я думала о символах на костяной флейте. Кажется, они могут помочь нам разорвать нашу связь.
– Как? – спрашивает он, слегка подаваясь вперед.
Мы очень стараемся разгадать, можно ли это сделать. Но у нас нет ни книг Марселя, ни его таланта. Так что ни один из моих рассказов о famille не подтолкнул нас к ответу.
Я заправляю прядь мокрых волос за ухо.
– Ну, на каждой стороне флейты изображены различные символы. Смотри.
Я тянусь за тонким угольком, лежащим в жестяной банке, а затем пересаживаюсь поближе к Бастьену. Откинув угол шерстяного одеяла, я рисую на известняковом полу арку, напоминающую перевернутый полумесяц, а на его вершине изображаю перевернутый треугольник.
– Это символизирует воду. – Я указываю на треугольник. – А все вместе обозначает мост душ – сухопутный мост, который появляется в море. Я про него рассказывала Марселю, но он не заметил еще одного символа, относящегося сюда. Это закрашенный круг, обозначающий новолуние. Он нарисован над тональными отверстиями, а не под ними. – Я рисую круг чуть в стороне от первых символов. – Думаю, символ новолуния изображен на флейте, чтобы показать, в какое время появляется мост душ, и тогда понятно, почему Леуррессы призывают Врата именно в это время.
Бастьен прикусывает губу.
– И это как-то относится к связи наших душ?
– Не совсем. Но вот символы на другой стороне флейты вполне могут иметь к ним отношение.
Я снова рисую мост душ, но в этот раз провожу через середину перевернутого треугольника горизонтальную линию. А еще выше рисую тонкую линию круга, не закрашивая его, и указываю на него пальцем.
– Это символ полной луны.
Он кивает.
– Время, когда Костяные волшебницы могут призвать свою вторую половинку с помощью флейты. Верно?
– Да, но странно то, что перечеркнутый треугольник обозначает «землю». – Я указываю на него. – Сколько мостов ты знаешь, под которыми находится земля, а не вода?
Бастьен хмурит брови.
– Только Кастельпонт.
– Верно. И из всех мостов в Южной Галле я выбрала для обряда посвящения именно его. Я даже не представляла, что это имеет какое-то значение. Но, видимо, это так. Раз его символ изображен на костяной флейте.
Бастьен почесывает голову.
– Я все еще не понимаю, как это относится к связи наших душ.
– Почему? Ведь именно на Кастельпонте она и образовалась.
– Но означает ли это, что она появилась из-за моста? – Он внимательно смотрит на меня, и мне не удается скрыть смущение. – Давай вспомним о сухопутном мосте. Судя по твоим словам, мертвецы приходят туда лишь потому, что на нем играют песнь сирены. А еще ты говорила, что мертвецы тянутся к тебе потому, что именно ты ее сыграла… по крайней мере, на более мощной костяной флейте.
Я киваю, пытаясь понять, какое отношение это имеет к нашему разговору.
– А раз так, то, может, нашу связь скрепила песня, а не мост? – Он разводит руки в стороны. – Может, мост не так уж необходим для этого.
Я приваливаюсь спиной к стене и опускаю кусочек угля.
– Не знаю. Мосты имеют очень большое значение в жизни Леурресс. Они символизируют связь между миром живых и мертвых, а Перевозчицы – часть этой связи. Они важны так же, как и сам мост, помогающий душам перейти в Загробные миры. Мосты также символизируют наши тела во время обрядов посвящения. И Леурресса закапывает свои кости благодати у его оснований, чтобы боги могли почувствовать ее энергию и подобрать ей amouré. И именно поэтому ее amouré приходит на мост, чтобы встретиться с ней.
– Но ведь не сам мост в итоге создает связь душ, верно? – Бастьен показывает на мои рисунки. – Ты сказала, что на костяной флейте изображены эти символы, чтобы показать, в какое время ее можно использовать: либо для перевозки душ, либо для призыва родственной души. Но если Леурресса может использовать любой из мостов для обряда посвящения, то почему тогда на флейте изображен именно мост над землей? Ведь это бы означало, что она может играть лишь на Кастельпонте, а не где-то еще. Но Леурессы использовали флейту и на других мостах – мостах над водой. По крайней мере, мост, на который вступил мой отец, находился над водой, когда его…
Голос Бастьена срывается, но он прячет это за кашлем.
Я невольно тянусь к нему, но тут же одергиваю себя. Мне хочется утешить его, но как это сделать? Ведь его отца убила Леурресса, такая же, как и я. Я сжимаю руку в кулак. Впервые меня охватывает злость по отношению к представительнице моей famille, которая причинила такую сильную боль Бастьену.
Он проводит пальцами по губам, но ему требуется еще пара мгновений, чтобы прийти в себя.
– Я хочу сказать, что Кастельпонт вряд ли имеет большое значение для всех Леурресс.
– А что, если он имеет какое-то значение для нас? – Я подаюсь вперед, а пульс учащается от вспыхнувшей надежды. – Может, если мы с тобой вернемся туда в следующее полнолуние, то сможем разорвать связь наших душ.
– Но как?
Я качаю головой, пытаясь придумать способ.
– Разные мелодии вызывают различные события. Песня, которую я играла у моста душ, отличается от той, что исполняла, чтобы заманить тебя на Кастельпонт. Может, существует еще одна мелодия, которая может нам помочь.
– А ты знаешь еще какие-то мелодии?
– Нет, – со вздохом признаюсь я.
Пламя ближайшей к нам свечи дрожит в воцарившейся тишине. Нужно подрезать фитиль. Пальцы Бастьена, лежащие на полу между нами, слегка сгибаются и выпрямляются. Он прерывисто вздыхает, а затем кладет руку поверх моей и легонько сжимает ее.
– Мы что-нибудь придумаем, Аилесса.
Тепло расползается по телу. Мне не следует так реагировать на его прикосновения. Ведь наши судьбы так мрачны. Но я ничего не могу с собой поделать. Я переворачиваю руку и смотрю ему в глаза, а затем переплетаю наши пальцы. Сердце колотится в груди, напоминая о необходимости сделать вдох.
– Бастьен, – шепчу я. Мне так много хочется ему сказать, но невозможно подыскать слова, чтобы рассказать, как сильно я начала беспокоиться за него. – Я… я не хочу, чтобы ты умер.
Он пристально смотрит мне в глаза. И от его прежнего стеснения не осталось и следа.
– А я не хочу, чтобы умерла ты. – Пламя свечей мерцает в его глазах, когда он проводит большим пальцем по тыльной стороне моей руки. – Есть старинная галльская фраза, которую отец говорил каждый раз, когда ему требовалось ненадолго уехать. Он брал меня за руку, как я сейчас держу тебя, и шептал мне: «Tu ne me manque pas. Je ne te manque pas». Это означает: «Ты не потеряешь меня. Я не потеряю тебя».
На моем лице появляется легкая улыбка, пока я запоминаю эти слова.
– Мне нравится эта фраза.
– Я никуда не исчезну, Аилесса.
Взгляд Бастьена серьезен, нежен и полон теплоты. И кажется, будто меня озаряет Огонь Элары.
– Мы будем держаться вместе, ведь так? – продолжает он. – И никто из нас не умрет.
Я киваю, изо всех сил стараясь ему поверить. А затем кладу голову ему на плечо.
Никто из нас не умрет.