– Ее похитили? – переспрашивает он.
Я киваю.
Парень отступает на шаг и сжимает пальцами переносицу.
– Мне следовало догадаться. И что-то сделать!
Мои брови устремляются на лоб от этого неожиданного всплеска эмоций. Неужели все amourés так эмоционально реагируют? Он упирается руками в каменный парапет и опускает голову.
– Если бы я пришел сюда чуть раньше той ночью, то смог бы ее спасти.
Я встаю рядом с ним, испытывая странное желание утешить его. Хотя бы потому, что еще один человек беспокоится об Аилессе так же, как и я.
– Если кого и следует винить, то только меня, – бормочу я. – Ведь я тоже была там в ту ночь, но ничего не смогла сделать. Нападение… оказалось очень хорошо спланировано.
В его глазах отражается мое горе.
– Что мы можем сделать? Ты пыталась найти ее?
– Сначала Аилессу держали в катакомбах. И, возможно, она все еще там. Но эти туннели – настоящий лабиринт, потребуется целая вечность, чтобы обследовать каждый проход.
Его пальцы барабанят по камням, и на одном из них в лунном свете сверкает перстень с драгоценным камнем.
– А если я помогу тебе? У меня есть подробная карта катакомб.
Серебристая сова вскрикивает, и я резко поворачиваюсь к ней. Она отталкивается от столба и бросается на нас. Я резко втягиваю воздух и вскидываю руки, чтобы защитить amouré Аилессы. Сова устремляется к нам, но затем резко сворачивает вправо, чтобы облететь нас и с очередным криком вернуться на свой пост.
Я с изумлением смотрю на птицу, ошеломленная произошедшим. А парень весело хмыкает.
– Странное создание.
Я натягиваю улыбку на лицо, задаваясь вопросом: «Серебристая сова пыталась предупредить меня не отправляться на поиски Аилессы с ее amouré. Или наоборот, поощрила сделать это?»
Его взгляд падает на мою руку, и его ухмылка исчезает.
– Но, думаю, нам ничего не угрожает. – Он подмигивает мне.
И только тут я понимаю, что вытащила костяной нож.
– Ох! – Покраснев, я быстро прячу его в ножнах. – Прости. Этот мост вызывает у меня нехорошие предчувствия.
Парень продолжает смотреть на нож, хотя сейчас может видеть лишь его рукоять.
– Никогда не видел подобного оружия. – Он морщит лоб. – Или ожерелий, как у тебя, если честно.
– Это фамильные реликвии.
Ложь моментально слетает с моего языка. И остается лишь надеяться, что она удовлетворит его любопытство. Мне не хочется говорить о ноже, потому что все мысли все еще заняты совой. Чего она хочет от меня? Чтобы я привела amouré к Аилессе, преподнеся его на блюдечке вместе с костяным ножом? Это ведь ее жертва, а не моя. А значит, и выбор за ней.
Я смотрю на парня перед собой. Он влюбился в девушку в белом платье, исполнившую красивую песню. А теперь хочет лишь одного – встретиться с ней. И мне ненавистно, что я узнала его немного ближе. Ведь теперь его смерть будет перенести намного тяжелее. Но у меня нет выбора. Серебристая сова вела меня сюда шаг за шагом.
И дала мне все, что необходимо, чтобы отыскать Аилессу и спасти ее. Так что я не могу повернуть назад.
– Откуда у тебя карта катакомб? – интересуюсь я.
На лице amouré Аилессы вновь появляется улыбка, но теперь она выглядит загадочной.
– Ты ведь не знаешь, кто я? Верно?
Я вновь смотрю на его форму и качаю головой. Мне ни за что не угадать его звания.
Тогда он наклоняется ниже и рассказывает, кем является. А мои глаза расширяются от удивления.
43. Аилесса
Я мчусь по шахтам, расположенным под катакомбами. Но не могу отыскать ту, что ведет к мосту. Марсель, возможно, и гениален, но рисовать он совершенно не умеет. Из-за его каракуль я уже трижды свернула не туда, потратив большое количество времени, чтобы вернуться назад.
Фонарь освещает очередное разветвление. Я быстро сверяюсь с картой Марселя, но даже не догадываюсь, где нахожусь. Я оборачиваюсь назад, а затем вновь смотрю на разветвление. Ненавижу медлить. Каждый раз, стоит мне остановиться, как на глаза наворачиваются слезы, а в ушах раздается голос Бастьена: «Потанцуешь со мной, как тогда?» Я даже чувствую, как его рука прижимается к моей щеке, когда он шепчет: «Аилесса, тебе никогда бы не понадобилось играть для меня песню».
Но я стараюсь не обращать внимания на ноющую боль в груди. И сворачиваю в новый туннель, отбрасывая все мысли о Бастьене прочь. Вместо этого мне необходимо сосредоточиться на мосте над землей.
Может, когда-то Леурессы переправляли души на нем? Но почему тогда они перестали это делать? Почему туннели превратились в оскверненную братскую могилу?
Я старательно выискиваю люк, про который говорил Марсель. Если мне не удастся найти главный вход, который он отметил на карте, то, возможно, получится найти запасной. Вот только он не обозначен на карте, а его следов нигде не видно.
Туннель резко сворачивает в сторону. Я пробегаю мимо еще двух заколоченных досками туннелей. Неужели я кружу над пропастью, в которую едва не упала, когда мама пыталась меня спасти? Не через нее ли перекинулся мост душ?
Я ускоряюсь. До полуночи осталось меньше часа. И уже слишком поздно отправляться домой, чтобы найти маму. Но ничего страшного. Она похвалит меня за то, что я нашла это место. Я докажу, что Леуррессы могут переправлять души даже в полнолуние.
Но теперь в ушах звенит голос Сабины: «Подумай, Аилесса. Ты не можешь переправлять мертвых в одиночку». Этот озабоченный тон мне знаком. Именно таким голосом она спрашивала: «Ты уверена, что хочешь убить именно тигровую акулу?» или «Разумно ли проводить обряд посвящения на Кастельпонте?»
Я стискиваю зубы и отбрасываю все мысли о подруге, как и о Бастьене. Сабина постоянно забывает, что я всегда добиваюсь поставленных целей. Как бы трудно ни оказалось их добиться. Кроме разрыва связи душ с Бастьеном.
Завернув за очередной угол, я резко останавливаюсь. Фонарь мигает и едва не гаснет. Я делаю несколько шагов вперед, и мое сердце пускается вскачь. Передо мной расположен тупик туннеля, но его отделяет от меня дыра, у края которой установлено подъемное колесо на оси. Я сверяюсь с картой Марселя. Это он – вход в пещеры внизу.
На моем лице расплывается торжествующая улыбка. Спасибо, Элара.
Я спешу к краю дыры. На самом деле это круглый шток шириной около полутора метров. В нее спускается веревка, закрепленная на оси, на конце которой висит крючок и ведро. Я отставляю фонарь в сторону, снимаю ведро и проворачиваю колесо, чтобы спустить веревку как можно ниже в шахту.
После этого вновь беру фонарь, надеясь, что он не выскользнет из рук, пока я буду спускаться вниз. Даже улучшенное зрение тигровой акулы не поможет мне в чернильной темноте шахт. Для этого мне нужен хотя бы небольшой источник света.
Я подхожу к краю шахты. От тревоги по коже расползаются мурашки. Но с каждой секундой они становятся все ощутимее и неприятнее. Нет. Это не нервы. А шестое чувство. Кто-то идет сюда.
Я резко оборачиваюсь. В тот же момент край уступа осыпается под ногами. И я падаю в шахту, крича от испуга. Веревка скользит в руке.
Я крепко сжимаю ее в ладони, отчего по инерции врезаюсь в стену. Фонарь разбивается вдребезги. А окружающая обстановка погружается в темноту.
По шахте разносится крик, приглушаемый известняком. Это Скованный? Сердце бьется как сумасшедшее, ведь меня удерживает лишь веревка.
Над головой возникает слабое свечение, освещая округлый край штока. Всего в метре от вершины. И свет становится все ярче. Но у него оттенки не chazoure, а золота.
– Аилесса!
Кто-то протягивает мне руку. У меня перехватывает дыхание. Бастьен. Я тут же хватаюсь за его запястье. И он подтягивает меня к краю. Вскочив на ноги, я тут же бросаюсь к нему, хотя шок сотрясает все тело. Его руки обхватывают меня, сжимая с не меньшей силой. Я пытаюсь остановить дрожь. А сама стискиваю его рубашку в ладонях и прижимаюсь носом к изгибу его шеи и плеча. Ведь я даже не думала, что увижу его снова.
Он целует меня в макушку снова и снова, отчего пульс отдается даже в кончиках пальцев моих рук и ног. Закрыв глаза, я втягиваю в легкие его мускусный согревающий запах.
Бастьен гладит меня по волосам.
– Почему ты ушла? – В его голосе слышится легкая обида.
Я закрываю глаза, задевая ресницами кожу на его шее, пока вспоминаю, что именно меня так расстроило.
– Из-за твоих чувств к Жюли. Они сильнее, чем я думала.
– Она моя лучшая подруга, Аилесса. Конечно у меня есть к ней чувства, но это не означает…
– Ты сказал ей фразу, которую говорил тебе твой отец. – Я отстраняюсь от него. – Ты не потеряешь меня. Я не потеряю тебя, – горло перехватывает от чувств. – Мне показалось, для тебя это означает, что этот человек поселился в твоем сердце… и мне казалось… я надеялась, что этим человеком для тебя стала я.
Его глаза наполняются нежностью.
– Прости. – Он убирает выбившуюся прядь с моего лица. – Эту фразу я говорю своей семье. А Жюли и Марсель для меня словно брат и сестра. Но ты… – Он сглатывает и обхватывает мое лицо ладонями. – Когда я говорю это тебе, то вкладываю в фразу нечто иное.
Мое сердце начинает биться быстрее.
– Правда?
В его синих, как море, глазах отражается золотистый свет мерцающего фонаря.
– Ты та девушка, в которую я влюбился, Аилесса.
По коже расползается волна жара. Кажется, будто в животе начинают порхать бабочки. А дыхание перехватывает.
– Можешь повторить это еще раз? – Я наклоняюсь ближе к нему. – Не уверена, что правильно тебя расслышала.
Он ухмыляется.
– Я люблю тебя, Аилесса.
– Чуть громче.
– Я ЛЮ…
Я прижимаюсь губами к его губам. А затем целую его со всей силой, дарованной костями благодати. Он смеется мне в губы и, развернув нас, прижимает спиной к стене, чтобы поцеловать меня с не меньшей страстью. Мне хотелось поцеловать его с тех самых пор, как он сражался рядом со мной у сухопутного моста, и как наполнил нашу комнату свечами, и как привел меня посмотреть на луну сквозь купол.