Очень простой выход. Но я не уверена, что решусь на него. Лишиться невинности вне брака — всё равно как… добровольно заразиться проказой или сифилисом. Сама мысль об этом внушает мне отвращение. С другой стороны, мысль о смерти вызывает у меня гораздо более печальные чувства.
— Во-первых, вам ещё надо будет как-то донести до них весть о том, что вы больше не подходите. Так донести, чтобы поверили. Как вы себе это представляете? Во-вторых, не факт, что они остановят охоту. Возможно, они решат, что им безопасней убивать всех нетронутых «волчиц», досягаемых мне географически, и я не думаю, что они будут проводить предварительный осмотр, выясняя, действительно ли они нетронутые или им показалось.
— Бог знает, что такое! Впервые слышу, чтобы вампиры охотились на «волков», а не наоборот. Когда же будет можно провести этот таинственный обряд?
— В день осеннего равноденствия.
— Через полгода?!
— Да.
— Где же я буду всё это время прятаться?
— Где вам удобней. Поезжайте к родственникам в Кутна Гору, например.
Кристо вскидывается, но не открывает рта. Я говорю сама:
— В Кутна Гору нам пока нельзя.
— Тогда поездите по городам и странам. Главное — в пределах Венской Империи и не на поезде. Надеюсь, вы понимаете, почему. Ведите себя тихо. Насколько я знаю, крови и денег у вас достаточно. Но на всякий случай…
Батори вынимает записную книжку, что-то быстро записывает, потом вырывает и протягивает мне листочек.
— Вот города, в которых живут мои «крестники». Я всех их предупрежу, чтобы каждое воскресенье, с полудня до четырёх, каждый из них сидел в одном из ресторанов на главной площади своего города. Не стесняйтесь пользоваться их помощью. Любой. Более того, если увидите кого-то из своих, сообщайте им эту информацию — только, конечно, старайтесь знакомить лично. Моя семья готова помочь любому «волку», пришедшему с миром, и кровью, и кровом, и защитой. Я пока не смогу выходить с вами на связь… и вас прошу ни с кем не общаться вне моей семьи. Когда придёт время, я найду вас.
Я хмуро смотрю на список. Изменения. Я ненавижу изменения.
Почерк у Батори твёрдый и угловатый. Строки лезут друг на друга — не привык писать мелко.
— Лили, — тихо говорит он, но я не поднимаю глаз. — Лили… берегите себя.
Вампир вдруг прижимает меня к себе обеими руками, крепко и осторожно.
— Береги себя, — повторяет он почти совсем неслышно. Я чувствую прикосновение его губ к моей макушке, но продолжаю молчать. Чуть-чуть подождав, он отпускает меня и встаёт. Я слышу его удаляющиеся шаги, но не гляжу вслед, а смотрю и смотрю на список: Кошице, Прага, Брно, Загреб, Белград, Вена… Всего на листочке около двадцати названий.
— Лиляна, — осторожно зовёт меня кузен. Сейчас я могу разобрать выражение его лица: он встревожен.
— Только не воображай всякую чепуху, — сердито говорю я. — Всё объясняется гораздо идиотичней, чем можно подумать. Рассчитывайся, и поехали к Шаньи. Надо выспаться. На рассвете мы уезжаем.
— Ясно.
Мне действительно хочется ударить его ложкой по лбу. Мельхиоровой кофейной ложечкой. По лбу!
Из дома мы ушли в пять, и уже в половине одиннадцатого утра стоим на улице Почтовой в Кошице. Географию этого города я представляю себе очень условно. Собственно, мои познания о ней ограничиваются смутным воспоминанием, что главная площадь города так и называется — Главная, и она застроена старинными соборами.
— Я не выспался, — жалуется Кристо, хмуро обозревая довольно унылую по случаю рабочего часа улицу.
— Сейчас какой-нибудь отельчик найдём, — обещаю я.
— Представляю, сколько они стоят в центре города.
— Поэтому мы сейчас возьмём такси и уедем куда-нибудь на окраину. Выспимся — и по магазинам. А лучше по рынкам.
— А что нам там надо?
— А что нам там не надо? Мы даже смену белья не взяли. Я себя чувствую омерзительно несвежей.
— Ясно.
Первый мой взгляд на таксиста обращён на его зубы. Обычные, ровные по длине, сероватые от табака.
— Куда везти-то? — водитель безошибочно (или наугад?) выбрал немецкий.
— Вези нас, дядя, в такую гостиницу, где паспорта не спросят. Знаешь ведь такую?
— А ты чего, подрабатываешь, что ли? У нас это не принято, надо спрашивать больших людей.
— Ты, дядя, охамел приличным девушкам такое говорить?
— Ну, извини, если обознался. Не серчай. Будет тебе сейчас гостиница.
— Только почище давай.
— Чистая, фройляйн, уж не сомневайся.
Мадам-портье окидывает нас неприязненным взглядом. В измятых джинсах и куртках мы вряд ли выглядим серьёзными клиентами. Я достаю приготовленную банкноту:
— Комнату на неделю.
Мадам расплывается в кислой улыбке:
— Конечно.
Она отсчитывает мне сдачу — после её рук купюры кажутся особенно замасленными — и протягивает ключ. На бирке значится «24». Никаких объяснений. Здесь, видно, принято разбираться самим. Кажется, первая цифра означает этаж.
Лестница вроде бы чистая, но какая-то неопрятная. Может быть, кажется такой из-за тусклого света. У номера двадцать четыре — безликая белая дверь, словно в медицинский кабинет.
Мы заходим, и я тут же её запираю.
— Здесь же одна кровать, — говорит Кристо. Действительно, в центре комнаты — двухместное ложе весьма порочного вида. Вообще номер очень сильно напоминает мне тот, в котором я чуть не заколола Батори. Только, конечно, при том же уровне претензий — иное количество звёздочек. Бар обшарпанный, диван заметно потёрт и даже немного продавлен, стеклянный столик весь в жирных разводах.
— Здесь во всех номерах только одна кровать. Это же отель свиданий. Притом, насколько я понимаю, незаконный.
— Это что?!
— Оно самое. Поэтому, кстати, рекомендую спать не раздеваясь.
Кристо опускает ресницы, размышляя.
— Ты часто в них бываешь, да?
— Второй раз в жизни.
— Первый с Батори?
— Угу, — я заглядываю в тумбочки. Сама не знаю, что можно в них найти, но выглядят они как-то тревожно. Или это у меня нервишки шалят?
Внезапно до меня доходит, что меня только что спросил кузен и, главное, что я ответила.
— Да ёж ежович! Я на него охотилась! И даже почти удачно, но он вовремя шарахнулся и приложил меня так, что не дай Боже ещё раз так приложиться. Кристо, вечно у тебя какие-то мысли…
— Какие мысли?
— Посторонние. Выбрось их из головы, и всё. Я ничем не уронила чести семьи.
— Но ты же с ним обнималась вчера в «Сегеде».
— Нет.
— Я сидел напротив.
— Вот и вспомни, как всё было. Это он меня обнимал, а не я его.
— Ты не протестовала.
— Так. Хм… кажется, пришло время объясниться. Сядь. Вон на диван. И возьмись за края покрепче, мало ли. Упасть можешь.
Кузен послушно присаживается, но лицо у него отчуждённое.
— Короче… ты в детстве играл в «дочки-матери»?
Он молчит.
— Ну, в общем, мы с ним именно в это и играем. Как будто он — мой отец. Я представляю, насколько странно это выглядит. Но ты знаешь… вот у тебя был наставник. А это всё равно, как папа.
— Он мне и был папа, — глухо произносит Кристо.
— Подожди, как? Твоим наставником был… вампир?!
— Нет. Мой отец — «волк». Как и моя мать.
— Подожди… разве так может быть? «Волки», ну… живут сами по себе.
— Мы с тобой живём вместе.
— Ну да, но это же временно. Не представляю, чтобы я могла с тобой прожить хотя бы пару-тройку лет.
Дёргает плечами.
— Ну, тем более. У тебя были отец и мать, которые были одной с тобой природы и потому не боялись тебя. А у меня этого не было, понимаешь? И… в общем, мы уговорились с Батори, что будем как бы играть. Как будто у меня есть семья.
— Но у тебя есть семья. У тебя есть я, и ты можешь приезжать на праздники к твоим дядям и тётям.
Я обдумываю эту довольно неожиданную для меня мысль. Конечно, я понимала, что эти люди — мои родственники, но именно со словом «семья» они прежде не ассоциировались.
— Ну, наверное. Но… мы с Батори уже всё равно повязаны. Эти убийства не закончатся, пока я не пройду ритуал, значит, мне придётся держаться его.
— Это он тебе так сказал.
— Да. А ты можешь мне сказать что-то другое?
— Пока нет. Но я могу предложить тебе проверить его слова до осени.
— Каким образом?
— Очень простым. Наверняка есть люди, которые хорошо в этих всяких обрядах с непорочными девами. Мы можем найти их и спросить, к какому из них тебя может готовить твой Батори.
— Ну, вот ты найди, и тогда я с удовольствием спрошу.
— Хорошо.
Когда я просыпаюсь, понимаю, что кофе здесь делать негде и не из чего. Эта мысль меня так ужасает, что я даже не решаюсь открыть глаза.
— У тебя веки во сне дрожат или ты проснулась? — раздаётся надо мной голос Кристо. Я распахиваю глаза и вижу в его руках бутылку с тёмной жидкостью. Моя великолепная интуиция подсказывает мне, что это — или кофе, или что-то столь же чудесное.
— Откуда это у тебя?
— Кола? Просто взял на всякий случай, пока ты нам дальнобойщика искала. В ней полно кофеина, а то мало ли, где нам довелось бы заночевать.
— Кристо, Боже мой, какая ж ты прелесть, как же я тебя люблю, — я пытаюсь перехватить бутылку, но она тут же выскальзывает из дрожащих пальцев. Кристо ловит её, довольно улыбаясь.
— Садись давай сначала.
— Да… сейчас.
Я вожусь, придавая непослушному телу сидячее положение. Кузен отвинчивает крышечку и аккуратно подносит стеклянное горлышко к моим губам. Я с наслаждением глотаю приторно-сладкую жидкость, которая шипит и пенится у меня на языке. Отстранившись, падаю назад, на подушку, и улыбаюсь.
— Засекай время. Через пять минут буду как огурчик. Побежим по магазинам. Нам нужно бельё, одежда для беременных…
— Какая одежда?
— Для бе-ре-мен-ных. Подушечка, которую я в неё засуну, и парик. А ещё надо купить ноутбук, я всех этих упырчиков до сих пор не выучила, а ведь действительно может пригодиться. Нужно найти развал бэушной техники.