1993
Вечная разлука
перевод Л.Р. Мирзиевой
Дедушка Юй родился в год Собаки. Кажется, ему скоро исполнится восемьдесят лет. Его жена совсем не знает года своего рождения. Помнит только, что появилась на свет, когда в горах случилось нашествие саранчи, замуж вышла, когда сгорела маслодавильня, а первенца родила в год, когда в деревне насмерть забили леопарда. Сколько же ей лет сейчас — тайна, покрытая мраком. Как бы то ни было, уже нет в живых их старшего сына, средний тоже умер, а несколько лет назад похоронили дочь. Единственный оставшийся младшенький — сирота, которого подобрали на дороге и вырастили старики, зарабатывающие продажей дров и навоза. Выучившись, он уехал в город и за все годы, что промелькнули как мгновение, от него не было никаких вестей. Если соседи заговаривали о нём, старики фыркали в ответ и притворялись глухими.
Обычно из колодца дедушка Юй с женой брали одно ведро воды на двоих, одну связку собранного в горах хвороста несли вдвоём. Очень длинной казалась дорога, тяжёлая ноша давила плечи, сильно кусали комары и слепни.
Вдобавок в тот день творилось что-то неладное с собакой. Старая, она лежала у двери, подобрав под себя лапы и уставившись в одну точку, не прикасалась ни к еде, ни к воде. Взгляд её постепенно угас. Опечаленные старики вырыли за домом яму и, держа на руках ставший холодным мягкий комок шерсти, который им предстояло опустить в землю, заплакали, словно их резали по живому. Стряхивая грязь с одежды, они одновременно посмотрели друг на друга, и во взгляде, устремлённом на него, каждый прочёл то, что хотел сказать сам.
Всё шло к тому, что им предстояло совершить последний ритуал.
— Я не осмелюсь. Сначала сделай это со мной, а потом — с собой, — сказала жена.
— Я как-никак много лет проработал бригадиром. Ты должна сделать это первой, — старик прикрылся руководящей должностью.
— Меня ноги еле держат. Стоять тяжело. Разве ты забыл?
— А у меня зрение слабое. И в последнее время не хватает сил даже палку поднять.
— Я всегда тебе уступала, но в этот раз, что угодно говори, будет по-моему.
— Дело не в том, что я не уступаю тебе, а в том, что на себя руки наложить куда сложнее. Как это сделать? А если я убью себя наполовину, буду весь в крови, а смерть не придёт? Я окажусь в более ужасном положении, чем ты.
— Тогда отправляйся за Сюн Санем и попроси, чтобы он сделал это за тебя. Он поможет.
— Сюн Сань, Сюн Сань… Только и знаешь, что о нём говорить.
Старику не нравилась эта идея. Однако ничего не поделаешь, и, отерев редкую бороду, он вернулся в дом за топором. Стал тщательно точить его о камень, который стоял у крыльца. Глядя на лезвие, металлический блеск которого становился всё ярче, он поставил на землю полено, размахнулся и одним ударом расколол его на две части. Стоявшая рядом старуха радостно воскликнула:
— Я же говорила, что у тебя получится, посмотри-ка!
Опираясь о стену, сгорбившись, она повернула за угол и в приподнятом настроении вошла в дом, чтобы выбрать приличную одежду, которая годится для погребения: один наряд — мужской, а другой — женский. Её беспокоили слабое зрение и рассеянность мужа, поэтому она предупредила его:
— Когда закончишь, смотри в оба. Не перепутай зад и перёд, когда будешь надевать мне брюки и обувь. Запомнил, бездельник?
— По-твоему, я с такой ерундой не справлюсь?
— И не забудь смыть кровь с моего тела, чтобы людей не напугать.
— Ты уже тысячу раз напоминала об этом.
— Я такая трусиха. Ты сначала оглуши меня, а потом пускай в ход топор.
— Какая же ты зануда! Трещишь как сорока. Если сомневаешься, то, пожалуйста, делай всё сама!
Дедушка Юй в сердцах бросил на землю топор. Старухе пришлось унять свою трескотню, ей ведь не хотелось самой отправлять себя на тот свет.
В обед жена уговаривала мужа кушать больше. Она полагала, что для удачного удара ему обязательно нужно плотно поесть. Как только он отодвигал от себя миску, она тут же накладывала ещё полчерпака тыквенной каши. Казалось, она задалась целью во что бы то ни стало превратить его в могучего и свирепого убийцу. Потом она, по обыкновению, залила водой кастрюли, помыла посуду. Неожиданно сидевший у двери дедушка Юй недовольно рыгнул.
— Ты для кого это всё намываешь, карга старая? Зачем?
— Я всю жизнь мыла, мне не в тягость сделать это в последний раз. У меня на сердце будет неспокойно, если оставлю разводы и грязь на плите.
— Тебе бы только посуду мыть. Ну и полощись на здоровье!
Старик изо всех сил пытался выглядеть спокойным. От нечего делать он стал без разбору рубить топором порог дома, да так, что щепки летели во все стороны. Затем он принялся за порванный ботинок и в мгновение ока разрубил его на мелкие куски. Чувствовалось, что топор наточен замечательно. В лезвии можно было не сомневаться, оно даже сквозь железо пройдёт как по маслу.
Наконец грохот на кухне прекратился. Стих глухой плеск воды в чане. В маленькой лачуге воцарилась тишина. Затем при ярком свете солнца под мычание двух быков у ворог, когда с верхушки дерева оторвался увядший лист и капля родниковой воды, падая, мягко ударилась о камень…
Мы опустим подробное описание, чтобы избежать слишком кровавых сцен, которые могут взбудоражить читателя.
Как и было условлено, дедушка Юй ударил жену палкой, от чего та потеряла сознание, а потом нанёс смертельный удар. Он сходил за водой, смыл кровь со старухиного тела, сменил на ней одежду, носки и обувь, обернул в белую простыню и аккуратно положил в гроб. Он проверил карманы покойницы, чтобы убедиться, на месте ли пачка ритуальных денег. Осмотрел ещё раз её ноги, удостоверившись, что не перепутал носки и обувь. Наконец, довольный тем, что проделал всё безукоризненно, он облегчённо вздохнул:
— Ну что, довольна теперь?
Положив зеркальце и гребень для волос в карман покойнице, он обратился к безжизненному телу жены:
— Хорошо, когда муж-то есть, а? — Дедушка Юй не упускал возможности похвалить себя.
Теперь он должен был позаботиться о себе. Перед тем как пойти за Сюн Санем, старик обошёл свой старый дом и два клочка рисового поля, которые он когда-то разбил сам. По пути решил подарить соседу — коротышке Цю — старую рыболовную сеть и полкадки вкусных маринованных овощей в счёт четырёх юаней трёх мао, которые тот одолжил ему как-то на покупку лекарств. Покончив с неотложными делами, он запер ворота и, опираясь на бамбуковую палку, вышел на дорогу. Нужно было обогнуть горный склон, чтобы добраться до Сюн Саня, дальнего родственника, слывшего отзывчивым человеком, всегда готовым прийти на помощь.
Сюн Сань работал плотником, жил рядом с мельницей. Он выслушал старика, кивая головой словно курица, клюющая рис, и сказал:
— Как же помочь мне тебе в этом деле? Ты не из тех, кто привык просить, и вот в кои-то веки обращаешься ко мне. Как мне отказать? Ты вместе со мной искал скот, помогал чистить оросительные канавы. Кем бы я был, откажи я тебе? Однако…
— Однако что?
— Я боюсь таких дел.
— Чего ты боишься? Я даже топор для тебя наточил. Тебе и напрягаться не придётся. Нужно только попасть прямо в основание шеи, если не получится, то целься прямо в черепушку. Закрой глаза — и щёлк… Дело-то проще простого.
— Я… Я никогда такого не делал.
— Я тоже, но сегодня ведь смог!
— Попроси ты о чём-нибудь другом…
— Пойди выпей. Деньги на выпивку я дам. У нас дома есть шкаф. Считай, что он уже твой.
— Если я напьюсь, то могу начать без разбору махать топором. Вдруг зарублю кого-нибудь другого?
— Какой же ты тюфяк! Никогда не убивал курицу? Не разделывал рыбу? Я на несколько десятков лет старше тебя — и то убил, а ты, молодой, говоришь, что не справишься. Только смотри, топором нужно ударить со всей силы! Не надо убивать меня наполовину, а то я от боли начну метаться туда-сюда, кровью всё заляпаем.
— Вдобавок… — Сюн Сань часто моргал. — Сомневаюсь, законно ли это.
— Так ведь я сам хочу, чтобы ты меня убил!
— Кто знает… В прошлый раз Го Цян избил свою собственную жену — не чужую, — но его всё равно схватили и посадили на несколько дней. Кто на такое пойдёт?
— Я оставлю тебе записку. Согласен?
Сюн Сань счёл, что записка будет очень кстати, но вот беда — у дедушки Юя было плохо со зрением и он почти не знал иероглифов. Поэтому Сюн Саню пришлось составить записку самому, потом прочитать её вслух и дать старику приложить внизу отпечаток пальца в качестве подписи. Сюн Сань боялся понести наказание, поэтому в записке особенно подчеркнул, что умерщвление есть не более чем услуга, оказанная из родственных чувств, и он, Сюн Сань, не в ответе, даже если ударит очень сильно или не сохранит тело в целостности.
К сожалению, в доме Сюн Саня некому было выступить свидетелем, подтверждающим подлинность событий, поэтому даже записка не вселяла в него успокоения.
— Этого точно достаточно?
— Чего тебе не хватает? Что ещё нужно сделать?
— Давай поступим так. Я посоветуюсь со старостой, а ты не пори горячку, рано или поздно ведь всё равно помрёшь. Пока возвращайся домой и жди. Я быстро вернусь, не успеешь и опомниться.
Глядя на его удаляющуюся фигуру, дедушка Юй воскликнул:
— Беспокоить старосту из-за таких пустяков… Да от него плоду — как от камня мёду! Далеко тебе до моей старухи. Я с самого начала говорил, что у тебя кишка тонка, бесполезная ты посудина, которую, как ни поставь, не наполнить вином!
Добравшись до дома сельского старосты, Сюн Сань понял, что пришёл не вовремя: во дворе разгружали гальку и цемент. После осенней жатвы староста собрался поставить тут новый дом, а значит, скоро появится и хозяйка, которая войдёт в него. Сюн Саню пришлось включиться в работу — складывать в штабеля под навес мешки с цементом, пока от усталости не помутилось перед глазами и не закружилась голова. Одежда насквозь промокла от пота. Сюн Сань еле-еле дождался момента, когда машина уехала, а рабочие разошлись. С трудом переводя дух, он обратился к старосте: