«И вахо…» «Я влюбилась впервые и пою об этом, чтобы узнал весь атолл…»
«Аорэ топои тэ пеу…» «Вот вам приключения бедного таитянина, без гроша в кармане попавшего в китайский ресторан. Он наелся досыта, а потом бросил в пустую миску принесенного с собой таракана. Он по-называет таракана хозяину и, полный благородного возмущения, покидает помещение, не уплатив по счету».
«Пуааторо хеллабы…» «Нет, мой мальчик, ты не проявил себя и потому не получишь ничего вкусного — самое большее банку говядины. Но если сегодня ночью ты сделаешь меня счастливой, возможно, получишь что-нибудь повкуснее».
«Та матэтэ…» «Воскресным утром все в Папеэте спешат на базар, чтобы запастись свежей рыбой, поросятами, фруктами… Там шум и суматоха — еще бы, ведь каждому хочется сделать покупки и узнать новейшие сплетни…»
Вот песни Южных морей шестидесятых годов. Их распевают в автобусах на острове, где нет ни поезда, ни трамвая. Такой именно автобус курсирует между Папеэте и расположенным в десяти километрах от центра города кабаком «Лафайет». После полуночи автобус мчится в город, нагруженный подвыпившей публикой. Плату за проезд взимают с пассажиров на половине пути. Это глубоко гуманно: ведь выброшенному из автобуса пьянице легче пройти, чуть покачиваясь, пять, чем десять километров.
Однако, повторяю, Тоти вовсе не улыбалась при этих воспоминаниях…
Когда поют петухи?
В июле на Таити зима, и в шестом часу было уже совсем темно. Три часа спустя жители хижины на берегу лагуны погрузились в глубокий сон. Спала чета стариков, детвора и кузен из Туамоту, лишь только попаа — белый человек ворочался на своей постели, прислушиваясь к голосам морского прибоя и шепоту джунглей.
Курятники — сооружение в Океании неизвестное. В сумерках курицы и петухи садятся на ближние кусты. Какое-то время еще слышится кудахтание, но вскоре эту некогда ввезенную из Европы птицу одолевает сон. И вдруг среди ночи раздается громкое пение петухов… Растерявшийся попаа пытается найти часы в своих вещах рядом с постелью, чтобы определить время… «Спи, спи, — кричит из другого угла комнаты Тоти, также разбуженная пением, — эти петухи все еще продолжают жить по французскому времени…» Странная память у птиц, встречающих на островах Океании рассвет Бретани или Гаскони.
Наконец рассвет наступил и для нас. Приятно проснуться в маленькой хижине на острове Южных морей. Сразу же спешим к ближнему ручью — искупаться… Не надо, пожалуйста, верить открыткам, рассказывающим, будто островитяне купаются в море. В здешних краях, где вода кишит акулами, это было бы очень неразумно. Точно так же не доверяйте другим открыткам с изображением прелестей отдыха под кокосовыми пальмами. Плодоносная кокосовая пальма имеет более четырех этажей в высоту, вес кокосового ореха— до 20 килограммов и, стало быть, если он упадет на человека с такой высоты, то может его убить. Правда, таитяне утверждают, что у кокосовых орехов есть глаза и что они падают только на дураков, но мне кажется, что это скорее всего меткое определение неосторожных людей, которые забывают об опасности… Мне рассказывали, как жандарм, только что прибывший из Франции в Папеэте, сторожил группу заключенных, работающих на строительстве дороги. Они работали под палящим солнцем, а жандарм уселся в тени кокосовой пальмы, не внимая предостережениям говорящих на своем родном языке заключенных. Уже через час на него упал кокосовый орех. Перепуганные заключенные положили пострадавшего на тачку и быстро доставили его в местную больницу. Благодаря немедленной помощи жандарм остался жив, хотя у него оказался перелом основания черепа… А когда на Таити берешь напрокат автомобиль, к ключу бывает прикреплена бирочка с предостережением: «Просим не ставить машину на стоянку под кокосовым деревом. За ущерб, причиненный вследствие падения орехов на кузов, отвечает пользующийся машиной». Итак, очень прошу, никогда не садитесь под кокосовой пальмой.
Горчица на листочке
Кругом уже совсем светло, когда мы все вместе садимся завтракать. Сотрапезники пробуют первое блюдо и начинают привередничать. Все несоленое!
Сестра Тоти получает соответствующее указание и рысью мчится в деревню, чтобы купить соль. Делать какие-либо запасы здесь считается весьма неразумным и зазорным для уважающего себя человека. Держать дома самые необходимые приправы и то не принято. Ведь куда удобнее по мере надобности, а стало быть не менее трех раз в день, бегать в китайскую лавчонку. Там можно минут пятнадцать посудачить с другими жителями деревни и заодно купить соль, горчицу или перец на листочке… Торговля на щепоти, как мне кажется, практикуется только на островах Океании. Насколько мне удавалось разобраться, сравнивая рыночные цены соли с крохотными порциями, отвешиваемыми хозяйственным китайцем по системе «пи умноженное на глаз», таитяне переплачивают по меньшей мере в десять раз за свои покупки.
Однако у меня не было времени заниматься проблемами розничной торговли. Островитяне готовились к ловле рыбы, мне предстояло выполнить мою миссию, и я обдумывал лучшие методы действия.
…На Муреа, как и на других островах Полинезии, кормление домашней птицы считается совершенно излишним. Куры живут сами по себе, устраиваются на ветвях ближних кустов, питаясь чем попало. Конец их жизненного пути тоже чисто случаен: когда я без предупреждения явился в маленькую хижину на берегу лагуны, прогуливавшаяся по тропинке курица была незамедлительно приглашена в кастрюлю.
Но на этот раз курицы и петухи сопровождали нас на берег. Рыбаки отправились на ловлю, известно, что рыбу потрошат сразу же на берегу — можно будет полакомиться вкуснейшими потрохами… Деревенские дворняги тоже тащились за нами следом. Впрочем, эти сообразительные существа сами удивительно проворно ловят рыбу в мелкой воде, и наш выход для них скорее светское развлечение. Игривая дворняга пытается сорвать металлическую пряжку на моей сандалии. Я косо глянул на пса. Китайский купец на Макатеа сказал мне, что теперь как раз сезон собачины, собак лучше всего есть зимой, то есть в июле… Смотри, собачка, как бы тебе не попасть в меню под рубрику «шеф-повар сегодня рекомендует»…
Клюет ли рыба?
Сегодня к обеду будет свежая рыба. Это знаменательное событие так как, к сожалению, население Океании в последние годы все меньше потребляет традиционную пищу. Вместо сырой рыбы и свежих фруктов — полинезийцы едят консервы.
Мы дожидались возвращения рыбаков в тени перевернутой пироги: Тоти, я, курицы, птица и собаки. Где-то вдали шумно резвились дети, мы были одни, и я подумал, что наступил момент для решительного разговора… Лениво играя острым ножиком, который должен был служить для чистки рыбы, я лавировал среди пустяков, готовясь к лобовому удару.
Опасаясь, что мое вторжение в личные дела может быть встречено в штыки, я напрямик спросил Тоти, не собирается ли она вернуться на Таити к моему соседу… Я некоторым образом опередил ее ответ, описывая, как это будет чудесно, когда в порту в Папеэте будет ждать ее милый, а вечером мы все вместе пойдем танцевать. Я говорил довольно долго, от волнения покрывшись весь потом, но Тоти оборвала мое красноречие.
— Фью, — сказала она. Стало быть — кончено… И вежливо объяснила, что через несколько месяцев ждет ребенка и поэтому не вернется на Таити.
Я был потрясен. Как же так — не хочет вернуться к отцу ребенка, ведь он его отец…
— Конечно, — согласилась Тоти, — а кому еще им быть?
«Июльский» ребенок
Урок таитянских нравов продолжался… Нам может показаться странным, что девушка без какой-либо важной причины покидает мужчину, от которого она ждет ребенка. Но ведь дело происходит на Таити, а не в Европе… А впрочем, как однажды сказал судьям некий адвокат: «Господа, кто из вас не убил свою жену и не растворил ее тело в ванне с серной кислотой, пусть бросит камень в обвиняемого».
Наши европейские трагедии нежеланных детей совсем незнакомы на Таити, где больше 60 процентов детей — это, по нашим понятиям, незаконнорожденные дети.
Уже нашлось множество желающих усыновить ребенка, который должен родиться у Тоти. «Вот видите, — скажут торжествующе белые моралисты, — какова материнская любовь в Полинезии». Ребенок в Полинезии самый желанный гость, будущая роженица принимает визиты подруг и соседок, умоляющих ее отдать им ребенка. Он будет считаться своим в приемной семье, станет невероятно избалованной игрушкой, которую все обожают и которой дозволено все. Разумеется, если в свою очередь Тоти придется по сердцу чей-нибудь новорожденный, она получит его, стоит ей попросить как следует. Признание отцовства протекает там по-другому, чем у нас. Французские чиновники, ведающие актами гражданского состояния, рвут на себе волосы; нет никакой возможности разобраться, кто с кем состоит в родстве, тем не менее полинезийцы в этой путанице родственных связей чувствуют себя как рыба в воде.
Таитянская девушка, если она не собирается отдать своего ребенка, сообщает в письме друзьям о предстоящем событии. Те в свою очередь, часто по телеграфу, обращаются с просьбой признать их отцовство, ибо ребенок здесь, повторяю, самый желанный гость. Мэрия признает отцом того, кто первый отправил телеграмму или кто самолично предъявит свои права на ребенка. У Сары, таитянской служанки изысканной госпожи де ла Рок, о которой я рассказывал в начале моего повествования, «июльский» ребенок. Собираясь в город, она заходит в гостиную или любую другую комнату, где находится в это время хозяйка, и кладет ей на колени своего малыша. Разве можно допустить, что кто-нибудь отказался бы от удовольствия поиграть с настоящим ребенком? То обстоятельство, что госпожа де ла Рок, может быть, как раз занята беседой с гостями, ничего не меняет…
Чуть было я не забыл объяснить, что такое «июльский» ребенок. 14 июля — день французского национального праздника — таитяне считают и своим большим праздником. И празднуют его в Полинезии три недели подряд. Эти торжества наиболее подходящий случай для бурных развлечений и интимных встреч.