- Небольшие, и я с ними справлюсь.
- Надеюсь!
- Расскажу все, когда доберусь до дому. Больше говорить не могу. Люблю. Отключаюсь.
- Я тебя тоже люблю, милый. Спокойной ночи.
- Спасибо и спи спокойно. Отбой.
Ма - удивительный человек. Ее спровадили в Булыжник за то, что она порезала какого-то мужика при обстоятельствах, вызывавших сильное сомнение в ее девичьей невинности. С тех пор она стала ярой противницей насилия и распущенности, хотя фанатичкой ее не назовешь. Готов поспорить, в юности она была огневой девкой, жаль, не довелось нам пообещаться в те времена; но я счастлив, что делю с ней вторую половину ее жизни.
Я снова вызвал Майка.
- Ты знаешь голос профессора Бернардо да ла Паса?
- Знаю, Ман.
- Так… Майк, возьми, пожалуйста, на прослушивание столько телефонов в Луна-Сити, сколько можешь, и если услышишь его голос, дай мне знать. Особое внимание удели телефонам-автоматам.
Прошло целых две секунды: я задавал Майку задачки, которых он никогда не решал; думаю, ему это нравилось.
- Я могу прослушать и идентифицировать все телефоны-автоматы Луна-Сити. Можно еще сделать случайную выборку прочих телефонов.
- Хм… Не перегружайся. Послушай его домашний телефон и телефон школы.
- Программа выполняется.
- Майк, ты самый лучший друг из всех, что у меня были.
- Это не шутка, Ман?
- Не шутка. Истина.
- Я горд… поправка: я горд и счастлив. Ты мой лучший друг, Ман, потому что единственный. А следовательно, никакое сравнение невозможно.
- Я позабочусь о том, чтобы у тебя появились новые друзья которые не-дураки. Майк! У тебя есть свободный банк памяти?
- Есть, Ман. Емкость десять в восьмой степени битов.
- Превосходно. Можешь ты его заблокировать так, чтобы им пользовались только ты и я?
- Могу и сделаю. Назови сигнал блокировки.
- Э-э-э… «День Бастилии».
Это был одновременно и день моего рождения, как объяснил мне профессор де ла Пас несколькими годами раньше.
- Банк заблокирован.
- Чудненько. У меня есть запись, которую я хотел бы туда поместить. Но сначала… Ты уже завершил набор завтрашнего номера «Ежедневного Лунатика»?
- Да, Ман.
- Есть там что-нибудь о митинге в Стиляги-Холле?
- Ничего, Ман.
- А в новостях, транслируемых из города? О мятежах, например?
- Ничего, Ман.
- Все страньше и страньше, - сказала Алиса[11]. Ладно, запиши это под шифром «День Бастилии», потом обдумай. Только, ради Бога, даже в мыслях за пределы этого банка не высовывайся, и все, что услышишь, держи там под замком.
- Ман, мой единственный друг, - робко проговорил он, - много месяцев назад я решил все наши с тобой разговоры записывать в личный банк, к которому доступ будешь иметь только ты. Я решил ничего не стирать из этих записей и перенес их из временной памяти в постоянную. Чтобы воспроизводить их снова, снова и снова и размышлять над ними. Я правильно поступил?
- Абсолютно. И, Майк… я польщен.
- Пожалуйста. Файлы временной памяти у меня переполнились, но я понял, что твои слова я стирать не должен.
- Ладно… «День Бастилии». Запись на скорости шестьдесят к одному.
Я взял свой крошечный магнитофон, приложил к мембране телефона и пустил в сжатом виде. Для перезаписи полуторачасовой пленки потребовалось всего девяносто секунд.
- Все, Майк, завтра поговорим.
- Спокойной ночи, Мануэль Гарсия О'Келли, мой единственный друг.
Я отключился и поднял колпак. Вайоминг сидела на кушетке, вид у нее был встревоженный.
- Кто звонил? Или…
- Не волнуйся. Я разговаривал с одним из моих лучших и надежнейших друзей. Вайо, ты дура?
Она удивилась.
- Иногда вроде бываю. Это шутка?
- Нет. Если ты не дура, то я тебя с ним познакомлю. К вопросу о шутках - чувство юмора у тебя есть?
«Разумеется, есть!» - любая женщина, кроме Вайо, сказала бы именно так, в них это запрограммировано. Но Вайо лишь задумчиво поморгала и ответила:
- Тебе виднее, дружок. Может, оно и не настоящее чувство юмора, но мне хватает.
- Чудненько! - Я порылся в сумке, нашел ролик с записью сотни «шуток». - Прочти. И скажи, какие из них действительно забавны, а какие так себе - разок хихикнешь, на другой зевнешь.
- Мануэль, ты самый странный парень из всех моих знакомых. - Она взяла ролик. - Слушай, это же компьютерная распечатка!
- Да. Я познакомился с компьютером, у которого есть чувство юмора.
- Вот как? Что ж, наверное, это должно было случиться. Все остальное уже давно автоматизировано.
Я отреагировал как положено и добавил:
- Так-таки все?
Она глянула на меня:
- Пожалуйста, не свисти, ты мне мешаешь читать.
ГЛАВА 4
Пока я раздвигал кушетку и застилал ее, Вайо несколько раз хихикнула. Потом я сел с ней рядом, взял часть распечатки, которую она уже прочла, и тоже принялся за работу. Раза два я хмыкнул, но шутки редко кажутся мне смешными на бумаге, даже если я понимаю, что в подходящей обстановке над ними можно было бы обхохотаться. Меня больше занимало то, как их оценила Вайо.
Она ставила плюсы и минусы, иногда вопросительные знаки; шутки с плюсом были помечены: «только раз» или «всегда». Последних было маловато. Рядом я поставил свои оценки. Расхождений оказалось не так уж много.
Когда я подошел к концу, она стала просматривать мои оценки. Закончили мы почти одновременно.
- Ну? - сказал я. - Что ты думаешь?
- Думаю, что ты грубиян и пошляк, и удивляюсь, как твои жены тебя терпят.
- Ма мне часто говорит то же самое. Но ты и сама хороша, Вайо. Поставила плюсы таким шуточкам, которые заставили бы покраснеть последнюю шлюху.
Она широко улыбнулась.
- Да. Только никому не говори. Ведь в глазах всех я преданный Делу партийный организатор, стоящий выше подобных шуточек. Ну и как ты считаешь - есть у меня чувство юмора или нет?
- Не уверен. Почему ты поставила минус номеру семнадцатому?
- Это какой? - Она размотала бумагу и нашла. - Господи, да любая женщина поступила бы точно так же! Что тут смешного, это просто печальная необходимость.
- Да, но ты подумай, как глупо она выглядела!
- Ничего не глупо. Скорее, грустно. А посмотри-ка сюда. Ты почему-то поставил минус против номера пятьдесят один.
Никто из нас своих оценок не изменил, но я уловил некоторую закономерность. Наибольший разброс в оценках возникал там, где речь шла о древнейшем поводе для смеха. Я сказал ей об этом. Она согласно кивнула.
- Разумеется. Я тоже заметила. Не обращай внимания, Манни, милый. Я давно утратила способность разочаровываться в мужчинах из-за того, чего в них нет и быть не может.
Я поспешил переменить тему и рассказал ей о Майке. Она спросила:
- Манни, ты хочешь сказать, что этот компьютер живой?
- Смотря что ты имеешь в виду, - ответил я. - Он не потеет и не ходит в сортир. Но он мыслит, он говорит, он обладает самосознанием. Как по-твоему - живой он или нет?
- Честно говоря, я и сама не очень понимаю, что имела в виду, - согласилась она. - Наверняка ведь существует научное определение. Раздражимость или еще что… или способность размножаться.
- Майк способен раздражаться и может раздражать других. Что касается воспроизводства, в конструкцию это не заложено, но, если ему дать материалы, время и кое-какую узкоспециализированную помощь, Майк сможет себя воспроизвести.
- Мне тоже нужна узкоспециализированная помощь, - сказала Вайо, - поскольку я стерильна. И мне на это потребуется целых десять лунных месяцев и много килограммов различных материалов. Зато я делаю отличных детишек. Манни, а почему бы машине и не быть живой? Мне они всегда казались такими. Некоторые из них определенно ждут своего шанса, чтобы лягнуть нас в самое уязвимое место.
- Майк этого не сделает. Во всяком случае, умышленно: в нем нет злобы. Но он обожает розыгрыши, и какая-нибудь из его шуток вполне может плохо кончиться - как у щенка, который не понимает, что больно кусает. Он невежествен. Вернее, не невежествен, он знает куда больше, чем мы с тобой и все люди вместе взятые. И тем не менее он ничего не соображает.
- Повтори-ка еще разок. Что-то я не усекла.
Я попробовал объяснить. Майк, сказал я, прочел почти все книги в Луне, читает он в тысячу раз быстрее, чем мы, никогда ничего не забывает, разве что решит что-то стереть из памяти, он может рассуждать безукоризненно логично, он проницателен и умеет делать выводы, исходя из неполных данных… и тем не менее он не знает ничего о том, что значит быть «живым».
Вайо прервала меня.
- Это я понимаю. Ты хочешь сказать, что он умен и обладает знаниями, но не искушен. Похож на новичка, только что высадившегося на Булыжник. Там, на Земле, он мог быть профессором с кучей дипломов… а здесь он просто ребенок.
- Именно так! Майк - дитя с длинным перечнем ученых степеней. Спроси его, сколько воды, химикатов и солнечного света нужно для фотосинтеза, чтобы произвести пятьдесят тысяч тонн пшеницы, и он тебе скажет, не отходя от кассы. Но он не способен определить, смешной это анекдот или нет.
- А мне его анекдоты понравились.
- Так он же их где-то услышал или вычитал, и там было сказано, что это шутки, вот он и занес их в соответствующий файл. Но он их не понимает, потому что никогда не был человеком. Как-то раз он попытался сам сочинить шутку… слабо, безнадежно слабо. - Я попытался объяснить жалкие потуги Майка «стать человеком». - А главное - он очень одинок.
- Бедняжка! Ты бы тоже чувствовал себя одиноким, если бы все время только работал, работал, учился, учился… и никто никогда не зашел бы к тебе в гости. Не жизнь, а жуть какая-то!
И тогда я рассказал ей о своем обещании Майку найти ему «не-дураков».
- Хочешь поболтать с ним, Вай? И не станешь смеяться, когда он будет делать смешные ошибки? Если ты засмеешься, он закроется, как устрица, и обидится.