Дар и ловчее с ним обращаться. И я приналег на стальную решетку, скрестив силы, мускульную и магическую, взаимно умножая и ту, и другую.
— Forzare, — шипел я. — Forzare…
Металл поддался. Прутья вытягивались, гнулись…
А позади меня Луп-Гару начал истерично метаться в тесной «крепости». Я услышал, как он разнес пуленепробиваемое стеклышко, оглянулся через плечо и с ужасом понял, что действие эликсира порядком ослабело. Окружающий мир вновь стал разноцветным — вернулись полутона, оттенки и нюансы. Правда, рассматривать эту красоту пришлось на примере живописной образины бесноватого зверя. Во-первых, морда… Угольно-черная шерсть порыжела от засохшей крови, а кое-где густо заляпана ярко-алым. Во-вторых, клыки… Желтоваты, не без того, но все больше малиновые. Зрачки из серебристых стали изумрудными, и глазки посматривали настолько недружелюбно, что мой инстинкт самосохранения взвыл не хуже полицейской сигнализации. Все! Эликсир сдох. Оборотень меня видел, а это верная смерть.
— Forzare! — благим матом заорал я, выкладываясь до последнего.
Прутья согнулись и разошлись. Получилась не слишком импозантная дыра — фут в ширину и два в высоту.
В это время конторка опрокинулась под напором оборотня. Меня обдало колючим крошевом из стальных и стеклянных осколков. Я метнулся в дыру, напрочь позабыв о раненом плече и думая лишь о том, что в спину дышит смертоносная тварь. Ведь он же совсем рядом! Рядом! Ря-ядом!
Надо признать, я ввинтился в лаз с большой ловкостью. Сам удивляюсь, откуда прыть взялась. В мозгах царила паника. Левая нога зацепилась; я дернул посильнее, и она враз онемела. В общем, вместо того чтобы выскочить, я вывалился, да еще и подбородком треснулся. Черт, язык прикусил… Во рту стало солоно.
Я оглянулся. В дыре торчала широченная башка Луп-Гару с моим левым ботинком в пасти. Приятный момент — башка-то застряла. Оборотень рвался, тряс решетку, однако окровавленные лапы скользили по кафелю и разъезжались в стороны. Силища силищей, а прутья раздвинуть нечем. Правда, решетку можно разорвать… Я скрючился в отчаянии на полу и заскулил. Сигнализация надрывалась, топот близился, уже слышались выкрики полицейских.
Я поворочал онемевшей ногой. Воображение активно рисовало ампутированные конечности, и я содрогнулся, представив на минутку, что ниже щиколотки больше ничего нету, что вместе с ботинком зубастый гад и ступню отхватил. И тут я заметил мелькание ног в конце коридора. Проклятие! Я живо глянул на свои подпорки, удостоверился, что хотя носок и пропитан насквозь кровью, тем не менее ступня на месте, кое-как поднялся и рванул к посоху. Луп-Гару обиженно взревел и начал кидаться на прутья. Должно быть, кровавая слизь уже сошла с его лап, и теперь оборотень тверже держался на кафеле. Он разогнался, пробил решетку и рванул за мной.
Я схватил посох, крутнулся лицом к монстру и выставил перед собой вооруженную руку.
— Tornarius! — гаркнул я, вскинув посох…
И тут оборотень прыгнул.
Выкрикивая заклятие, я преследовал одну-единственную цель — противопоставить зверюге его мощь и его собственный вес, инерцию движения. Однако я малость недооценил летящую «торпеду». Недооценил и вероятность перегрузки своих сил при столкновении с громадиной. В итоге мы поделили разницу пополам. Обоим досталось на орехи. Оборотень врезался в сгустившийся воздух, который принял энергию и отразил ее обратно, — врезался и свалился на пол. Я схлопотал аналогичную оплеуху, а если учесть, что вешу я раз в пять меньше чертова мастодонта… Видели летающий поп-корн? Вот и я летел, как пущенная стрелка, через коридор вплоть до поворота — эдакая бандероль в отдел специальных расследований. Рухнул, покатился, впечатался в стену и замер, ни жив ни мертв. Болело все, что вообще может у человека болеть. Посох по дороге куда-то делся, зато кафельная плитка приятно холодила щеку.
Луп-Гару очухался быстрее, чем хотелось, и попер на меня. Если бы не боль, туманившая рассудок, пожалуй, я смог бы по достоинству оценить могучую стать, сверхъестественную грацию этого идеального охотника и по совместительству беспощадного убийцы. Сейчас он охотился на меня, и ничего удивительного, что я проигрываю битву за битвой. Силы были не равны, даже слишком.
Я вздохнул — может быть, последний раз в своей жизни — и воззрился на прущую махину.
Неожиданно откуда-то сбоку возникла Мерфи. Она уколола меня рапирой мрачнейшего взгляда, встала между мной и оборотнем и подняла совершенно бесполезную пушку.
— Мерфи… — простонал я.
Глава 18
Я дергался, пытался подняться, силился вызвать ничтожные крупицы энергии, чтобы хоть как-то защитить Мерфи, и все без толку. Последний магический удар меня доконал.
Все возможности исчерпаны, а Луп-Гару знай себе мчится по коридору с немыслимой для такой махины скоростью, вонзая когти в кафель, как в мягкую глину. С клыков срываются клочья пены, глаза пылают дьявольским огнем. Стены дрожат от прыжков гигантской туши. Я и не подозревал, что монолитные стены способны дрожать.
Мерфи даром времени не теряла и к боевым действиям подготовилась. Джинсы, фланелевая рубашка — рукава закатаны, на ногах тяжелые ботинки. Меня поразило, насколько юной и беззащитной казалась Мерфи без косметики и украшений. Росточек у нее что-то там с мелочью, Луп-Гару на своих четырех выше, чем Кэррин на цыпочках. Подняв оружие, она резко дунула на длинную челку, чтобы та не лезла в глаза, и прицелилась. Мерфи начала стрелять, когда дистанция между ними сократилась до тридцати шагов. Безрезультатно. Пули гулко щелкали по твердому лбу оборотня, а тот на них чихал.
Я обратил внимание на три любопытные особенности.
Во-первых, Мерфи по жизни всегда предпочитала полуавтоматику. Сейчас она держала в руках не крупнокалиберный кольт, который по обыкновению носила, а маленький блестящий пистолетик с оптическим прицелом.
Во-вторых, звук выстрелов был какой-то странный. Вместо привычного «бам, бам, бам», пушечка делала «кляк, кляк, кляк».
И в-третьих, самое интересное. Когда пуля попала чудищу в грудь, брызнул фонтанчик крови и Луп-Гару пошатнулся. Ярость в его взоре сменилась безграничным изумлением и даже замешательством. Потом две пули одна за одной вошли в его переднюю ногу. Оборотень взревел и рухнул на бок, как подкошенный. По инерции он покатился по коридору, врезался в стенку, протаранил ее и исчез в соседнем помещении. Нас окутали клубы бетонной пыли.
Мерфи присела подле меня.
— Говорила же я тете Эдне, что найду лучшее применение сережкам, — ворчала она. — Господи Иисусе! Гарри, ты весь в крови.
Я почувствовал, как ее рука нащупала жуткую прореху в комбинезоне. Вроде раньше он был целый… Потом Мерфи осторожно осмотрела мою грудь и плечи, проверяя, не задеты ли артерии.
— Имей в виду, ты под арестом.
Способность дышать возвращалась с большим трудом.
— В порядке… все нормально, — захрипел я. — Скажи, чем ты его?
Мерфи выпрямилась. Она приподняла пушку и, крадучись, пошла к пролому, за которым валялся в нокауте Луп-Гару. Мы оба слышали доносящийся оттуда грохот, подозрительное бумканье и свирепое ворчание. Сигнализация продолжала надсадно верещать, но чудище рычало громче сирены.
— Спрашиваешь, чем я его? Пролистала твой отчет, вот чем! Ночью отлила несколько серебряных пуль. Для стрелковых состязаний у меня есть собственные патроны, они-то и пригодились. Правда, калибр мелковат — двадцать второй. Но я думала — подпущу поближе и всажу пулю в глаз, чтоб наверняка.
— Двадцать второй калибр?! — хрипел я. — А посолиднее найти не могла?
— Нытик чертов, — буркнула Мерфи. — Скажи спасибо и за это. Кстати, тебе об адвокате думать надо.
— До сих пор поверить не могу, что ты арестовала меня… Что за этой стеной?
— Архив, документация, полицейские отчеты, в общем, бумажное ведомство, — ответила Мерфи, держа пролом на мушке. — Компьютеры, заваленные пухлыми папками. Сотрудники давно разошлись по домам. Как думаешь, слезоточивый газ на зверя подействует?
— А ты прысни. Посмотрим, — пробормотал я, за что удостоился очередного колкого взгляда.
Из холла слышался топот. К нам бежал еще кто-то.
Я кое-как уговорил одеревеневшие ноги подержать меня в вертикальном положении и тоже заглянул в раскуроченную дыру. Аккуратно, аккуратно заглянул.
— Оставайся-ка на месте, Дрезден! Ты арестован, и вообще тебе надо к врачу.
— Соображаешь, что говоришь? Мы застряли на всю ночь в компании самого мерзкого существа, какое только можно представить, а ты об аресте талдычишь. Не надоело?
— Ну, все! Договорился! Немедленно отправляешься под замок. — Мерфи слегка повысила голос, не сводя глаз с пролома. — Кармайкл! Сюда! Четыре человека к дверям! Рудольф, отведи Дрездена… хотя бы в офис.
Мерфи узрела испоганенный металлический браслет, который весело болтался у меня на запястье, и охнула.
— Черт побери, Гарри! Что ты сотворил с моими наручниками?
Холл и прилегающий коридор заполнили полицейские в штатском. В основном ребята из ОСР. Кто с револьверами, а кто-то с помповыми ружьями, которые идут в ход при уличных беспорядках. Мое зрение выкидывало занятные штуки. Перед глазами плыл неясный туман, а цветовой режим то и дело кувыркался в серый монохром. Нервы дрожали, как натянутые струны. Действие эликсира иссякало неравномерно, толчками, то пропадая, то усиливаясь на краткий миг. В этом тоже его особенность. Я-то привык, что зелье «поработает» несколько минут и после разом исчезает в никуда.
Пока суд да дело, я провел небольшую личную инвентаризацию на предмет целостности конечностей и дорогих сердцу сочленений. Все-таки эта тварь успела прокусить ногу сквозь ботинок. Ступня болела, носок от крови хоть выжимай. Шаркая по кафелю, я оставлял красочные разводы. Прикушенный язык тоже не жалел хозяина — во рту полно солоноватой жижи, а я все не мог решить: сплюнуть или проглотить. В итоге проглотил (попрошу не подкалывать — и без того тошно). В раненом плече злобные кузнецы стучали молотками, разводили адский жар. Боль навалилась отовсюду разом, и меня порядком шатало.