– Все было не так, – упрямо возразила Лаура. – Еще до моего рождения ты рассудил, что моя мать тебе не нравится. Думал, я создам себе новую, такую, какую захочу. Ты не учел одного: у меня тоже есть свобода воли! И я не выбирала такую жизнь! Мне приходится проживать ее как бесконечный однообразный день, у меня нет больше на это сил!
– При чем здесь твоя мать? – не понял Эдгар. – Я ни в коей мере не виновен в ее обращении, но брать на себя заботу о ней, когда наш общий создатель ушел в небытие, было бы слишком. Я двести лет ждал одну тебя, Лаура. Кроме тебя, мне никто не нужен.
– А вот я вполне способна обходиться одна! – отрезала Лаура, порывисто снимая свою одежду с вешалок. – Что и намерена тебе доказать! У меня имеются собственные накопления от продажи картин. Я уеду, и ты не остановишь меня!
Лицо Эдгара помрачнело, черты стали резче и суровее. Синие глаза потемнели, как грозовое небо, в них засверкали предостерегающие отблески.
– А тебе известно, что как твой создатель я могу тебе приказать? – произнес он вкрадчивым голосом. – Я никогда не пользовался этим правом, вот ты и решила, что можешь все. Между тем мне достаточно произнести несколько слов, чтобы остановить тебя.
Лаура опешила и уронила на пол платье, что держала в руках. Об этом она действительно не знала, Эдгар ранее не говорил ей. То есть он притворялся, что его подопечная обладает свободой воли, а на деле упивался своей безграничной властью.
– Ты этого не сделаешь, – проговорила Лаура, подчеркивая каждое слово.
– Сделаю, – повторил он со зловещим спокойствием, – если так будет нужно.
Лаура уловила угрозу, исходящую от него темной волной, и испугалась. Столько лет она видела со стороны Эдгара исключительно заботу, нежность и страсть, что почти забыла, каким он может быть: хладнокровным и безжалостным не только по отношению к жертвам, но и к ней.
Ее взгляд заметался в поисках выхода и остановился на большом зеркале на стене – почти в человеческий рост. Вампиры умели перемещаться через зеркала, но Лаура не делала этого уже тридцать лет. Она пристально всматривалась в блестящую поверхность, но та не поддавалась: вероятно, мешал вихрь противоречивых эмоций Лауры, а может, зеркало недостаточно старое. Разозлившись, Лаура схватила с полки вазу и хотела было запустить в неподатливое стекло, когда за спиной раздался будничный голос Эдгара:
– Не стоит разбивать зеркало, дорогая, я тебе говорил уже. Это опасно и, кроме того, плохая примета.
Лаура резко обернулась к нему, но поставила вазу на место. В отместку она одним движением смахнула с туалетного столика безделушки, которые не преминули тут же рассыпаться на мелкие осколки. Среди них были сувениры, привезенные со всех уголков мира: фарфоровые совы, летучие мыши, денежные жабы, фигурки Джека Скеллингтона и трупа невесты из мультфильмов Тима Бертона. Лаурой овладели жгучая обида и непримиримое желание расколоть на части все, что любовно собиралось годами. Разбить вдребезги, как свою жизнь.
Эдгар стремительно шагнул в комнату и перехватил ее запястья, пока она не разнесла весь дом. Сжав зубы, Лаура принялась вырываться, задыхаясь от неудержимого гнева. Нога девушки поскользнулась на полированном паркете, и Лаура упала навзничь, увлекая за собой Эдгара. Он вздернул ее руки за голову и крепче сжал запястья, прижимая своим весом к узорчатому паркету.
Лаура отчаянно сопротивлялась и пыталась высвободиться из его тисков, но Эдгар был сильнее. Он не причинял ей боли, лишь наблюдал за ее тщетными усилиями. Оба тяжело дышали, разгоряченные схваткой, так что кровь быстрее быстрого бежала по их венам.
– Отпусти меня! Я хочу уйти, – упорно твердила Лаура.
Эдгар приподнялся, нависая над ней и оценивая масштаб катастрофы. Волосы у Лауры разметались, голубые глаза превратились в осколки льда, губы побелели. Судя по всему, настроена она была решительно.
– Никуда ты не уйдешь, – возразил Эдгар со своей извечной невозмутимостью, от которой Лауру трясло до мороза по коже. – Я отлично знаю тебя – ты гневливая, но быстро отходишь. Готов поспорить, уже через час все будет в порядке. Аккуратнее, милая, кругом полно битого стекла. Мне не хотелось бы, чтобы ты поранилась.
Лаура фыркнула, точно рассерженная кошка, сдувая с лица непослушные пряди и пылинки, что кружились в солнечном свете и оседали на ее волосах. Даже в таком положении она не выглядела беспомощной: на щеках играл румянец – отголосок ее яростной вспышки.
– И что ты сейчас сделаешь? – спросила Лаура с вызовом. – Возьмешь меня силой, чтобы доказать свою власть, как было с Эвелиной?
– Зачем же? – в тон ей ответил Эдгар, хотя упоминание имени Эвелины считалось в их семье запрещенным приемом. – Я сполна расплатился за содеянное и давно раскаялся. Более того, у меня нет потребности принуждать тебя к близости, унижать или мучить. Я подожду, пока ты остынешь, твой взгляд сейчас может прожечь дыру в стене. Мы спокойно поговорим и будем жить как раньше. Хотя, если ты настаиваешь, мы можем попробовать что-то новенькое. Я давно подозревал, что тебе нравится пожестче.
Эдгар посмотрел на Лауру тем самым обезоруживающим взглядом, который ее когда-то покорил. Затем наклонился и скользнул поцелуем от ее виска до скулы и легонько прикусил мочку уха, отчего у Лауры сладко заныло внизу живота. Щеки у нее стали совсем пунцовыми, губы задрожали, в теле появилась звенящая слабость и смутное томление. Лауре пришлось признать: она желала Эдгара, даже когда злилась. Ей больше не хотелось бороться, вместо этого появилась неодолимая тяга в очередной раз отдаться ему – прямо на полу, среди осколков. Позволить Эдгару доминировать, а себе, не сдерживаясь, извиваться и стонать под ним. Лаура недоумевала, как он добился, что за минуту от ее ярости не осталось даже ничтожной искры.
Эдгар поднял ее тело, как тряпичную куклу, и перенес на огромную кровать, прямо на ворох разбросанной одежды.
– Так-то лучше, – сказал он и поцеловал Лауру, разомлевшую и уже побежденную, подчеркнуто нежно коснулся полураскрытых в изумлении губ. Больше он ничего не делал, просто наблюдал, как утихает ее гнев и постепенно выравнивается дыхание.
– Ладно, – протянула Лаура, – я останусь, но при одном условии!
– Это смахивает на шантаж, – усмехнулся Эдгар, – а шантажистам нельзя давать ничего, мне ли не знать. Однако мне любопытно: чего же ты хочешь?
– Одно мое желание, – выдала Лаура, поразмыслив, – не сейчас, а когда оно мне понадобится.
– Всего одно? – осведомился Эдгар, продолжая крепко удерживать ее за руки. – Твои желания и так исполняются!
– Речь идет о желании, которое ты выполнишь, даже если оно будет идти вразрез с твоим, – уточнила Лаура. – Мое право вето, как было у вас в польском сейме[8].
– А у меня будет право вето на твое вето? – Эдгар вопросительно изогнул бровь.
– Нет, ни за что, – твердо заявила она. – Ты дашь мне слово и сдержишь его!
С лица Эдгара вмиг слетело всякое выражение, взгляд стал отстраненным, пальцы на ее запястьях разжались. Лаура не воспользовалась этим моментом, чтобы освободиться, потому что поняла: он смирился, а она выиграла. Наконец Эдгар посмотрел на нее в упор.
– Ладно, я обещаю.
Лаура отодвинула его в сторону и присела на кровати. От осознания своей неожиданной, но такой приятной победы ее вожделение к Эдгару испарилось, уступив место насущным заботам. Она оглядела следы разгрома в их уютной спальне и расстроенно вздохнула.
– Ратха не поймет, придется убирать все это самой. Эх…
– Так уж и быть, я тебе помогу, – смилостивился Эдгар и отправился за пылесосом.
Мир в доме восстановился, однако оба не подозревали, что их скучной и спокойной жизни настал конец.
Глава 7
В пятницу вечером поезд на Лондон был набит битком. Англичане, честно отсидевшие неделю в пыльных офисах, ехали в столицу спускать заработанное в ночных клубах Сохо и бесчисленных пабах. Вампиры видели, как блестят их глаза в предвкушении отдыха, и почти физически ощущали, как бурлит кровь в их телах подобно игристому вину. Кое-кто уже открыл пиво и осторожно отхлебывал из банки, стараясь не попасть в поле обзора камер CCTV. Громкие разговоры и взрывы безудержного смеха отвлекали Лауру от чтения. Она улыбнулась, закатила глаза и вставила в уши беспроводные наушники, прильнув к плечу Эдгара. Однако он отстранил ее, вместо того чтобы привычно обнять.
– Подожди, – тихо произнес он в ответ на ее невысказанный вопрос, – здесь что-то не так.
Он медленно обвел взглядом вагон первого класса, но не увидел ничего подозрительного. Три бесшабашные девушки извлекли из рюкзака бутылку шампанского, шумно открыли, показав направленной на них камере языки, разлили содержимое в пластиковые стаканчики и быстро выпили. Когда на следующей остановке в вагон наведался констебль, девушки сидели с самым невинным видом.
– Все как всегда, – отозвалась Лаура, прервав настороженное молчание.
– Нет, – еле слышно ответил Эдгар, и ни один мускул не дрогнул на его лице, – мое чутье редко меня подводит. Будь начеку!
Лаура умолкла и стала делать вид, что слушает плеер, но сама даже не включила музыку.
Лондон в лице помпезного вокзала Виктория встретил их многолюдной суетой. Жители столицы торопились в пригороды, туристы уезжали в другие города. В подобном калейдоскопе лиц нельзя выловить нечто необычное, кого-то, замышляющего зло. До забронированной гостиницы было рукой подать, но вампиры остановили кэб и проехали ровно шестьсот метров, пытаясь запутать следы в плотном потоке автомобилей.
Оставив вещи в отеле, Эдгар и Лаура спустились в подземку и отправились на прогулку по вечернему Лондону. Район Олдгейт славился кинематографическими местами: улочкой, где снимали Косой переулок в киносказке о Гарри Поттере, церковью из фильма про зомби «Двадцать восемь дней спустя». Но главное, именно здесь когда-то укрывалось печально известное чрево Лондона – район Уайтчепель, где орудовал Джек-потрошитель.