Он кивнул своему подручному и направился к выходу, мимоходом обняв Лауру за талию. Жан-Рауль проводил их насмешливой улыбкой.
Лаура подобрала фонарь, оставленный у входа, и они вдвоем с Дугальдом двинулись дальше по бесконечным лабиринтам. Изредка на пути попадались лампы наподобие «летучей мыши» в руках у Лауры, прикрученные к стенам, с каменных выступов стекала вода. Наверху уже сгущался сумрак серого эдинбургского вечера, и даже там, где подвалы располагались довольно близко к поверхности, решетки вентиляционных колодцев служили слабым источником света. Чуткий слух Лауры иногда улавливал звуки сирен и автомобильных гудков, доносящиеся с улицы. Время от времени пол под ногами дрожал, словно мост во время движения поезда, вентиляционные решетки издавали глухие стоны, а фонарь в руках Лауры нервозно мигал. Воздух в катакомбах застоялся, был сырым и спертым, как в склепе.
Внезапно Лаура ощутила сквозняк, мазнувший ее по щеке. Не просто дуновение осеннего ветра, что принес под землю запах дождя и прелых листьев, а нечто будоражащее, смутно знакомое. Лаура тревожно заозиралась по сторонам, влекомая непонятным порывом. Что-то притягивало ее, звало, тянуло дальше по коридору, в темноту. В смятение чувств Лауры вкрался до боли знакомый аромат, нежный и дурманящий – черемуха. Откуда ей взяться глубокой осенью?
– Вижу, тебя зацепило зовом, – промолвил Дугальд у нее за спиной, и Лаура порывисто обернулась на его голос.
– Ты ощущаешь аромат? – продолжал он таинственным тоном. – У каждого он свой – аромат магии. Тут недалеко место силы. Благодаря человеческим эмоциям, что копились здесь столетиями, барьер между мирами истончился, и магия выплескивается из-под земли. Обычные люди не чувствуют ее воздействия, но при длительном нахождении вблизи источника их волю парализует. Самое удобное место для тюрьмы.
Вслед за Дугальдом Лаура углубилась во тьму, туда, откуда лился волшебный аромат. С каждым шагом он становился сильнее, туманил разум и опьянял. Кровь играла в венах подобно шампанскому, а от легкого головокружения создавалось ощущение окрыленности. Впереди стал различим тусклый свет, и Лаура опустила фонарь. Дугальд свернул в анфиладу из небольших залов, освещенных подслеповатыми лампами. Часть помещения оказалась отгорожена стальными решетками, за которыми томились люди. Иного слова было не подобрать – слишком апатичными они выглядели, совершенно равнодушными к своей участи. Некоторые находились точно под сильным гипнозом, неподвижные, с пустыми глазами. Кто-то спал на матрасах, брошенных прямо на пол. Их было немного, человек двадцать. Одетые в обычную одежду, в которой, по-видимому, вышли из дома по делам или выскочили на минутку, чтобы купить сигарет. Среди пленников присутствовали мужчины, женщины и даже мальчик-подросток.
– Вы их хотя бы кормите? – отчужденно спросила Лаура, оглядывая застенок. Она отметила, что в тюрьму проведен водопровод: из крана в цинковое ведро мерно капала вода. Другое ведро в углу, очевидно, служило отхожим местом – оттуда пованивало, смрада не перебивал даже оглушительный аромат черемухи.
– Разумеется. Кого-то человеческой пищей, а тех, кто совсем лишился рассудка, внутривенно. Таких мы обычно используем для пополнения запасов консервированной крови. Иногда выпускаем их размяться в коридоры, чтобы кровь не застаивалась. Никто не сумеет сбежать: вентиляционные решетки расположены слишком высоко. Самым буйным Жан-Рауль вкалывает специальные препараты, но незадолго до взятия крови мы их отменяем. Люди почти теряют способность сопротивляться, но должны все чувствовать, иначе кровь будет не так насыщена жизненной силой. Кроме того, препараты портят ее вкус. Ты можешь выбрать себе на сегодня любого, кто приглянется. Если тебе скучно с безвольной жертвой и ты захочешь поохотиться в подземельях, я могу это устроить. Иногда мы так развлекаемся.
Лаура всматривалась в тусклые лица и не находила в них той искры разума, по которой могла бы судить о душевных качествах человека. Их суть была запечатана глубоко внутри, подавлена гипнозом и препаратами, и эмпатия Лауры впервые оказалось бессильна.
Лаура на несколько секунд прикрыла глаза, тяжко вздохнула и произнесла:
– Нет, я так не могу.
– Тридцать лет могла, а теперь не можешь? – усмехнулся Темнейший и повторил утверждение, в чем уже пыталась убедить Лауру Шарлотта: – Ты стоишь выше в пищевой цепочке и вправе делать с ними что угодно.
– Это вы и имели в виду, когда говорили о том, что люди равнозначны коровам, которых выращивают на мясо?
– В полумиллионном Эдинбурге каждый день пропадают люди, и не только из-за нас. На столбах постоянно расклеивают объявления «Ушел из дома и не вернулся». Исчезают супруги после очередной ссоры, нерадивые студенты, бунтующие подростки, неосмотрительные туристы. Многие попадают к нашему столу, или мы делаем из них кровавое вино. Похитить человека невероятно легко.
– Нет, я не могу так к ним относиться, – тихо повторила Лаура. – Не хочу делать это здесь и тем более выбирать кого-то из этих безучастных людей.
– Понимаю, это не так эстетично, как ты привыкла. Выбирай, а я прикажу доставить твой сосуд наверх. Или я сделаю выбор вместо тебя.
– Только не ребенка, – жалобно попросила Лаура.
– Он уже достаточно созрел, чтобы служить источником силы.
– Все равно, он слишком мало пожил.
Темнейший смерил ее снисходительным взглядом.
– Твое мягкосердечие поражает меня. Ты не хищник, а овечка в волчьей шкуре. Я поразмыслю, как это исправить. Впрочем, мы тут задержались. Осталось показать тебе гробы.
Дугальд провел Лауру сквозь анфиладу комнат, где имелись такие же решетки, но, к счастью, за ними было пусто. В последней комнате, такой же затхлой и сырой, подобной склепу, стояло два открытых гроба. Один из них, массивный и просторный, украшал внутри темно-вишневый бархат. Второй гроб, поскромнее, был устлан лиловым атласом.
– В прошлых веках вампирам полагалось почивать в гробах, и я привык, – спокойно пояснил Дугальд.
– Присутствие жертв неподалеку не мешает вам спать? – спросила Лаура, не уставая удивляться цинизму членов клана Вечерней зари.
– Отнюдь нет. После обработки они не кричат и не стонут, становятся пассивны, как ты видела. Мы с Жан-Раулем любим побеседовать перед сном, обсудить его планы и открытия. Иногда к нам присоединяются и остальные, их гробы стоят в соседнем помещении.
Лаура сообразила, что предусмотрительные вампиры подпитываются силой из магического источника, но пока не придумала, как это использовать в своих целях.
– Давайте вернемся наверх, мне душно здесь, – попросила она.
Дугальд кивнул, и они тронулись в обратный путь. Всю дорогу Лаура хранила молчание, осмысливая то, чему стала свидетелем, а спутник не мешал ей. Они поднялись в готический зал, где весело полыхало пламя в камине, а вокруг стола расселись члены Клана, готовясь к пиру. Все были в сборе, кроме Жан-Рауля, даже Ричард возвратился. Роскошная обстановка дома резко контрастировала с тем, что Лаура увидела в подземельях. За окном наступила темнота, но тяжелые портьеры из красного велюра на сей раз оказались плотно задернуты, чтобы скрыть происходящее в доме от случайных прохожих. Внимание Лауры привлекла большая коробка в центре зала, кричаще-розового цвета, как у куклы Барби, перевязанная пышным фиолетовым бантом.
– Ричард привез тебе подарок, Лорелия, по моему поручению, – радушно пояснил Дугальд. – Для этого ему пришлось уехать далеко, но что не сделаешь ради дорогой гостьи.
– Что там? – насторожилась Лаура, не склонная ожидать от эдинбургских вампиров приятных сюрпризов. – Мне ничего не нужно!
Дугальд с едва заметной улыбкой кивнул Ричарду. Тот кошачьей походкой проследовал к коробке и нарочито медленно, в манере ведущего телешоу развязал бант. Одна из стенок коробки эффектно упала, и взору Лауры открылось содержимое. Внутри в позе эмбриона лежала девушка, лицо которой было знакомо Лауре по фотографиям. Та, кого она видела в последний раз более двадцати лет назад. Кого нянчила младенцем, баюкала на руках и кормила из бутылочки. И кто теперь выглядит на десять лет старше, чем она сама, – Жаклин, племянница. К счастью, она была жива и вроде бы невредима: грудь девушки мерно вздымалась.
Лаура стояла ошеломленная, ее словно окатили ледяной водой. Дыхание перехватило, и она судорожно хватала ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. Парализующий страх стальным обручем стиснул сердце. В сознании Лауры Джекки принадлежала другому, солнечному миру, где не было места мраку и ужасу, в котором жила она сама, умерев более тридцати лет назад.
Пока Лаура в шоке задыхалась от собственной беспомощности, Дугальд приблизился к бесчувственной девушке, наклонился и отвел прядь пепельно-русых волос с ее бледной щеки.
– Что тут у нас? Еще один из потомков славного рода Вышинских. Если ты, Лорелия, не захочешь остаться с нами, я, пожалуй, обращу ее. Мы нуждаемся в женском обществе, у нас давно не было свежей крови. Сусанна и Шарлотта уже видеть друг друга не могут.
Заклятые подруги, сидящие за столом, переглянулись и обменялись фальшивыми улыбками.
– Красивая, хоть и неброской красотой, и не первой молодости, – продолжал Дугальд, изучающе разглядывая лицо Жаклин. – И умная, судя по морщинкам на лбу. Она ведь ученая, верно? Мне не помешают ученые. А Жан-Раулю – помощница или даже достойная пара. Бессмертная, а не мертвая, по его обыкновению.
Лаура содрогнулась, борясь с приступом омерзения, и наконец подала голос:
– Нет, я не позволю!
– Раз ты не хочешь, чтобы она пополнила наши ряды, убей ее, – жестко сказал Дугальд, и его слова прозвучали подобно ударам хлыста. – Ты ведь считаешь, что смерть – лучший исход в сравнении с бессмертием?
В этот момент Лаура окончательно сломалась, ее самообладание разбилось на мелкие осколки. Она пошатнулась, из глаз потоком хлынули кровавые слезы, капая на ворот платья.
– Нет, – с трудом выговорила она, чувствуя, как леденящий страх разливается под кожей. – Я никогда этого не сделаю. Что угодно, только не это!