Земля тряслась у меня под ногами, но мы не останавливались, крепко держась за руки. Вода заливалась мне в глаза, в рот, в уши. Когда мы, вымокшие до нитки, взлетели на веранду, я никак не могла отдышаться. Прислонилась к двери и закрыла глаза. Норман все еще держал меня за руку, его ладонь была теплой.
– Господи! – Он выдавил улыбку. – Головокружительная пробежка.
– Не могу поверить, что мы добрались, – пробормотала я.
Он снова улыбнулся и перевел взгляд на наши сцепленные руки. Я разжала пальцы. Норман убрал руку в карман. Неожиданно я что-то почувствовала. Что-то мокрое и мохнатое, вальяжно трущееся об мою ногу.
– Мяу, – невозмутимо сказал кот Норман, устраивая свой толстый зад на моей ноге. – Мяу.
– Ненавижу тебя! – сообщила я. Кот не дрогнул.
– Тупой кот, – сказал Норман, наклоняясь, чтобы взять его на руки. Он открыл дверь и забросил кота в дом.
Ветер стихал, дождь лил ровно, как из крана, с шумом устремляясь в канавы и наводняя водосток. Кот Норман уже наверняка пробрался к Мире, чтобы его взяли на ручки и простили, как всегда.
– Ну? – нарушил молчание Норман.
– Ну! – откликнулась я.
Норман наклонился ко мне и прищурился.
– Ты изменилась, – объявил он.
Я провела рукой по мокрым волосам, вспоминая вечер с Изабель.
– Да, – сказала я. – Похоже на то.
– Тебе идет, – заметил он. – Правда.
– Спасибо.
Я вспомнила о том, как Норман крепко держал меня за руку во время безумной пробежки под дождем. Хиппи Норман. Он мне совсем не подходил. Но все же…
«Прекрати! – велела я себе. – Каким бы милым он со мной ни был, он слышал, что сказала Каролина Доуз. Конечно, Норман хотел подержать меня за руку. И за все остальное, за что держат девушек вроде меня».
– Мне пора, – резко сказала я.
– Да, – кивнул он и взглянул на картину. – Думаю, ее я заберу позднее, когда дождь прекратится.
– Ладно. Пока, Норман.
– Пока.
Он развернулся и начал спускаться по ступеням.
– Пока! – крикнул он с середины двора.
Я вошла в дом и закрыла за собой дверь. Норман схватил меня за руку машинально, чтобы увести за собой. Я это понимала. И все равно я постояла у окна еще немного, глядя ему вслед, пока он не скрылся из виду, и только после этого поднялась на второй этаж.
Мира находилась в своей комнате вместе с котом Норманом. Я слышала, как она то воркует с ним, то стыдит его. Я закрыла окна в дальней комнате, собрала бумагу и салфетки, потом выключила свет и вышла на улицу, чтобы вытащить музыкальную подвеску из поилки для птиц. Изнутри дом, казалось, ходил ходуном, тяжело дышал, выталкивая из себя спертое дыхание.
В мастерской повсюду были разбросаны открытки. Собирая их, я просматривала каждую, и все они в той или иной форме сообщали: «Сочувствую…»
…вашей потере, ведь так тяжело терять того, кто столько вкладывал…
…потому что он был прекрасным человеком, хорошим отцом и настоящим другом.
…и вместе со мной – все ее коллеги, в чьих жизнях она оставила свой след.
…он был другом и товарищем, и мне будет не хватать ваших утренних прогулок.
Мертвые бывшие мужья, мертвые коллеги, даже мертвые собаки. Тысячи соболезнований, накопленные годами.
Я вытерлась полотенцем, подогрела суп, а потом по привычке села смотреть рестлинг – в одиночестве, потому что Мира ушла наверх. Я слышала, как она принимает вечерний душ. Рекс Руньон и Крошка Лола помирились, но уже возникали новые проблемы. Скат-хвостокол и Мистер Чудо испытывали на прочность свое партнерство чередой поражений от рук Малютки и Белячка, а во время боя Змеемолнии с кем-то неизвестным судью вышвырнули с ринга. Он с грохотом приземлился на пол, и трибуны взревели.
Переключая каналы во время рекламной паузы, я увидела маму: какая-то новостная программа освещала ее антижировой крестовый поход по Европе. Сейчас она находилась в Лондоне. На экране мама выглядела даже лучше, чем в жизни: кожа сияла ярче, а улыбка была шире. Впервые я осознала, как они похожи с Мирой – они одинаково размахивали руками, возбужденно вовлекая вас в разговор.
– Итак, Кики! – начал репортер Мартин, круглолицый англичанин. – Насколько я понял, в этой поездке вы продвигаете свою новую методику.
– Именно так, Мартин! – жизнерадостно ответила мама своим стандартным рекламным тоном. – Я обращаюсь к каждому, кто чувствует себя гусеницей, но знает, что где-то внутри него живет бабочка.
– Гусеницей? – скептически промолвил Мартин.
– Да. – Мама подалась вперед и вцепилась в него взглядом. – Вокруг множество людей, которые смотрят эту передачу, так же как они посмотрели множество других фитнес-шоу и выпусков телемагазина, и которые жаждут получить результат. Но они гусеницы, глядящие на бабочек. И здесь им нужно сделать этот важнейший шаг. Становление.
– Становление… – Мартин переложил блокнот с колена на колено.
– Становление, – повторила мама. – В этом я им помогу. Я – связующее звено между гусеницами и миром бабочек. У них всех есть потенциал. И всегда был. Осталось только стать бабочкой.
В ее глазах мелькнул огонек, настолько яркий, что я чувствовала его через океан. Мама верила, и она могла заставить поверить других. Своей верой она помогла мне сбросить двадцать килограммов. Мы забыли о ночевках в машине и теперь могли купить все, что хотели. Мама превращала миллионы пожирающих гамбургеры гусениц в изумительных, стройных, разноцветных бабочек.
Позднее, убирая посуду, я поймала в окне свое отражение: новые цвет волос и форма бровей преображали мое лицо. «Неоконченный проект», – провозгласила сегодня Изабель, с гордостью разглядывая плоды своих трудов. Я так долго была гусеницей, и хотя за годы скинула кокон вместе с лишним весом и унылым пальто, пока не стала бабочкой. Сейчас я могла стоять на земле и смотреть вверх, но еще не была готова подпрыгнуть и полететь.
Глава 8
Шли недели, и я постепенно привыкла появляться вместе с Мирой на людях. Не обращала внимания ни на велосипед, ни на манеру одеваться, если только она не наряжалась совсем уж парадно – а это случалось редко, так что можно было избежать неловких ситуаций. Тяжелее было воспринимать реакцию окружающих – жителей Колби.
Конечно, Беа Уильямсон дело не ограничилось. Были женщины в библиотеке, которые закатывали глаза, когда туда заходила Мира. Мужчины в хозяйственном магазине, усмехавшиеся, пока она сосредоточенно выбирала отвертку, держа под мышкой свою розовую сумочку. Некоторые просто опускали головы, другие озвучивали свое мнение.
– Ну, Мира, – говорил мужчина в хозяйственном магазине, где мы покупали суперклей для ее ремонтных проектов, – скоро ежегодная церковная ярмарка в честь Дня независимости. Уверен, ты у нас будешь главным покупателем.
В супермаркете женщины, сгрудившись возле отдела замороженных товаров, наблюдали, как Мира выбирает печенье.
– Боже, Мира Спаркс – большая любительница сладкого! Такого не скроешь.
Шуточки о весе, по очевидным причинам, были хуже всего. Но я ничего не говорила: это не моя битва. И если она раздражала Миру, как огорчала бы меня, то она это тщательно скрывала. Я лишь спрашивала себя, не наступит ли день, когда она просто сломается под напором чувств, которым не давала выхода.
Ближе всего к этой теме мы подошли однажды, когда в магазине на заправке какая-то женщина отвесила ехидный комплимент терминаторским очкам Миры.
– Не очень приятная дама, – осторожно заметила я, когда тетя взбиралась на велосипед.
Но Мира просто пожала плечами, убирая подножку велосипеда.
– Да ладно! – только и сказала она, словно это я позволила себе что-то лишнее. И, вихляя по пустой дороге, неторопливо направилась к дому.
Были, однако, вечера, когда Мира уходила наверх с котом Норманом под мышкой и из-под ее двери выбивался свет. Я представляла, как она сидит на кровати, вспоминая все эти реплики – как это бывало со мной. Если Мира хоть в чем-то походила на меня, то она могла заставить их замолчать лишь на время. И я знала, что именно поздней ночью, когда стихали все другие звуки, обиды будто проступали из тьмы, как привидения, и оставались поблизости, пока не наступал долгожданный сон.
Однажды утром, в первую неделю июля, Морган влетела на работу с широченной улыбкой на лице.
– Боже! – воскликнула Изабель. Она стояла у кофемашины, заваривая себе третью чашку. На улице было прохладно, моросил мелкий дождь, посетителей было немного. – Что случилось?
– Марк приезжает сегодня и останется на выходные! – радостно сообщила Морган. – Он только что позвонил.
– Отлично, – промолвила Изабель. – У-ра.
– Не надо так. – Морган подошла к прилавку и поправила кофейные чашки, развернув все ручки в одном направлении. Следующими были салфетки – они должны были лежать под определенным углом к ложкам. Но улыбка не сходила с ее лица. – Тебе же нравится Марк.
– Конечно, нравится! – язвительно откликнулась Изабель. – Если на сей раз он соизволит явиться, то понравится мне еще больше. Кроме того, я думала, у нас с тобой совместные планы.
– Он только что позвонил и сказал, что приедет. – Морган положила руку на бедро. У нее был набор поз и выражений лица, которые делали ее похожей на птицу додо. Я поймала себя на этой мысли, и мне стало стыдно.
– В прошлый раз он тоже так говорил. – Изабель вытянула шею, чтобы проверить, как там ее единственный столик.
Морган закатила глаза, после чего умоляюще взглянула на меня:
– Коули, можешь сегодня взять мою вечернюю смену? Пожалуйста!
Двойная смена. Но если я перед кем и была в долгу, так перед Морган.
– Разумеется.
– Спасибо. – Она улыбнулась. Сверкнул крошечный бриллиант на ее кольце. – У меня много дел. Хочу приготовить Марку ужин. Нужно прибраться в доме, купить продукты, сделать прическу.
Изабель, ворча себе под нос, повернулась обратно к кофемашине.
– Изабель, – помолчав, произнесла Морган, – оставишь мне сегодня весь дом?