– Да, – промолвила я, – но тебе никогда не хотелось, чтобы что-нибудь работало безупречно и бесперебойно?
– Не знаю. – Мира пожала плечами, будто эта мысль никогда не приходила ей в голову. – Я хочу сказать, ожидать от всех совершенства – это чересчур. У каждого свои недостатки.
– Но речь не о людях, – мягко возразила я. – Это же просто тостер.
– Не важно. – Она откинулась на спинку стула. – Если какая-то вещь работает не совсем хорошо или требует особого отношения, нельзя ее просто выбросить. Ничего не может работать всегда на сто процентов. Порой нужно немного терпения.
– Потрясти, чтобы включился одиннадцатый, – напомнила я.
– Именно, – подтвердила тетя, указывая на меня ложкой. – Знаешь, Коули, все дело в понимании. Мы все чего-то да стоим.
Она вернулась к своим хлопьям, а я оглядела комнату, думая обо всех ее маленьких табличках – кран клинит, если крутить влево, большой нож туповат, окно нужно хорошенько стукнуть, чтобы открыть, – и о подержанных вещах, которые когда-нибудь починят – хотя бы частично, и которым всегда находилось применение. Мира не верила в безнадежные случаи. У всего свое предназначение. А люди часто упускали это из виду.
В тот вечер я работала с Морган. Она принесла с собой две дюжины фаршированных яиц. Изабель предупреждала, что так и будет.
– Что? – резко спросила Морган, поставив поднос с яйцами – бело-желтыми, идеальной формы – на стол. – Что такое?
– Ничего, – ответила я.
– Не любишь фаршированные яйца?
– Обожаю.
– Тогда почему так смотришь? – Она не была похожа на нашу привычную жизнерадостную Морган. И все же, перед тем как зайти за стойку, чтобы включить бойлер, она взяла мою кипу тряпок и быстро аккуратно сложила их, уместив стопку под правильным углом к подставке для столовых приборов.
– Просто так, – пробормотала я, наблюдая, как Морган раздраженно складывает, складывает, складывает…
Хлопнула дверь в кухню, и через окошко раздачи я увидела, как вошел Норман с книгой под мышкой. Он помахал мне, и я внезапно смутилась, вспомнив его спящим без футболки. Я заставила себя улыбнуться.
– Необязательно их есть! – бросила Морган. Когда она злилась, ее лицо казалось еще квадратнее. У нее была новая стрижка – челка тянулась ровной линией поперек лба. – Я пыталась сделать приятное. – Она перевернула салфетки.
– Прости, – улыбнулась я. Я не хотела, чтобы Морган сердилась на меня. – Просто Изабель сказала мне, что ты, наверное, принесешь сегодня фаршированные яйца. – Она посмотрела на меня. – Так что вышло довольно забавно, когда так и произошло. Забудь. Извини.
Морган вздохнула и передвинула ложки.
– И ты меня извини. – Она облокотилась на кофемашину. – Просто Марк рано уехал, и все пошло не так, как я ожидала. – Морган немного помолчала. – И я всегда готовлю фаршированные яйца, когда расстроена. Да, получилось забавно.
– Нет, не забавно.
Из кухни неторопливо вышел Норман и направился в кладовую. Внезапно он остановился и развернулся, увидев яйца.
– Эй! – воскликнул он. – Это фаршированные яйца?
– Да, – тихо ответила Морган.
– С паприкой?
Она кивнула. Норман приподнял край пищевой пленки и принялся изучать аккуратные ряды ровных половинок.
– Ничего себе!
Запах действительно был аппетитный.
– Можно я съем одно? – спросил Норман у Морган, которая просто прикрыла глаза рукой. Он присмотрелся, выбрал яйцо из верхнего левого угла и бережно положил себе в ладонь, будто драгоценность.
– Отлично! – радостно заявил Норман и осторожно вернул пищевую пленку на место. – Спасибо.
– На здоровье, – пробормотала Морган.
Мы вместе смотрели, как он уходит в кладовую. Норман скрылся внутри и вскоре вышел с пакетом булочек для гамбургеров, все еще держа в руке яйцо.
– Хочу посмаковать, – пояснил он и ушел в кухню.
Морган вздохнула:
– Я такая жалкая.
– Вовсе нет! – возразила я.
– Жалкая. – Она подошла к контейнеру и поправила пленку на всех четырех углах. – Знаешь, сколько раз я приносила фаршированные яйца? И это единственный раз, когда я не рыдаю при этом, и лишь потому, что уже проплакала всю ночь. А Норман всегда разыгрывает такое удивление при виде этих яиц и радуется. Но он ни разу не намекнул, что знает, в чем дело.
Я покосилась на яйца.
– Ненавижу свою жизнь! – воскликнула Морган, и плечи у нее затряслись так, что позади нее зазвенели ложки.
– Ох, Морган, – беспомощно пролепетала я.
Рыдания не стихали. В кухне Норман задумчиво ел яйцо, не сводя с нас серьезного взгляда.
– Какой кошмар, – всхлипнула Морган. – Я наконец-то дождалась нашей встречи, а он был так холоден и совсем не хотел говорить о свадьбе…
– Ох, Морган, – повторила я.
Что мне оставалось делать? В фильмах женщины обнимались и рыдали друг у друга на плече, но подобный подход был для меня так далек, будто его практиковал какой-то чужой народ. Я решила рассортировать пакетики с сахарозой.
Морган плакала. Я съела яйцо. Вероятно, так продолжалось бы вечность, если бы не явилась Изабель. Она сразу заметила яйца и посмотрела на Морган.
– Морган, – мягко промолвила Изабель, и та снова затряслась в рыданиях. Изабель зашла за стойку, и я отступила на шаг. – Морган, ну же!
Та продолжала плакать и всхлипывать.
– Было ужасно, – сообщила она. Из носа у нее текло. – Он даже не стал завтракать.
Остаток рассказа потонул в новой волне рыданий.
– Дорогая! – Изабель подошла к Морган и обняла ее. – Какой же он козел!
Я начала раскладывать соломинки.
– Не говори: «Я же говорила», – наконец раздался голос Морган. – Пожалуйста, не надо.
Изабель покачала головой, приглаживая ее волосы.
– Не буду.
– Спасибо, – всхлипнула Морган. – Я знаю, что ты думаешь так…
– Да, – кивнула Изабель.
– Просто не произноси вслух. – Морган отстранилась. Глаза у нее покраснели, челка прилипла ко лбу.
– О боже! – вдруг воскликнула Изабель. – Морган, что ты сотворила со своей челкой?
– Подрезала. – Она снова зарыдала.
– Что я тебе говорила по поводу смены прически, когда ты расстроена?
– Знаю, знаю… – Морган попыталась взбить челку пальцами, но она была слишком короткой. – Сегодня просто такой день – когда прическа не задалась.
– Ничего страшного, – заявила Изабель. – Потом поправим.
– Ладно. – Морган снова всхлипнула.
Изабель посмотрела на яйца. Затем сунула пальцы под пленку, чтобы выудить одно, измазав все начинкой, и закинула его целиком в рот. Я видела, что у Морган руки чешутся поправить упаковку, но она не шелохнулась.
– После работы иди домой, – с полным ртом сказала Изабель. – Поправим тебе прическу, выпьем пару бутылок пива и откроем посылку с дисками, которую прислали на прошлой неделе.
– Посылку? – Морган высморкалась в салфетку. – Ты не говорила, что мы получили еще одну.
– Я, – Изабель достала еще одно яйцо и надела очки, – берегла ее для особого случая. Увидимся!
Морган наконец улыбнулась:
– Ладно. Ты не собиралась идти смотреть фейерверки с каким-нибудь парнем?
Изабель сунула в рот другое яйцо и покачала головой:
– Нет. Вкуснотища!
Толкая дверь, она посмотрела на меня:
– Ты, Коули, тоже приходи. Ладно?
– Конечно, – удивленно отозвалась я.
– Устроим девичник. – Изабель вышла на улицу. – До скорого!
Мы с Морган смотрели, как она садится в «Гольф» и производит свой фирменный маневр, вздымая волну гравия. Изабель встроилась в поток, вызвав возмущенные гудки водителей, и исчезла.
– Девичник, – медленно произнесла Морган, взяв в руку два яйца. После этого она осторожно вернула на место пленку. – Думаю, именно это мне сейчас и нужно.
Я кивнула. Она протянула мне яйцо, и я взяла его. Мы стояли и жевали, пока не начали подходить первые посетители.
«Девичник», – подумала я. Еще один новый опыт. Я даже не знала, чего ожидать.
Но вскоре завеса тайны приоткрылась.
Мы услышали музыку, подъехав к дому Миры. У меня в руках был поднос с немногочисленными оставшимися яйцами – я сама съела шесть штук и старалась больше не смотреть на них.
– Ага, – сказала Морган, когда мы приблизились к белому домику и музыку стало слышно еще лучше. – Диско.
– Что?
Она кивнула в сторону домика. Во всех окнах горел свет, дверь была открыта.
– Диско, – объяснила Морган, – просто отлично подходит для утешения. Не говоря уже о танцах.
Я остановилась, сильнее сжимая в руках поднос. Никто не предупреждал, что будут танцы.
– Я не танцую, – произнесла я.
Морган уставилась на меня:
– Что?
– Не танцую.
– Все танцуют, – возразила она.
– Но не я.
Морган открыла дверь, и на улице зазвучала песня «Мы одна семья». Стандартный трек. На обложке этого диска моя мама, в фиолетовом комбинезоне, с гантелями в руках, танцевала хастл, а позади нее пыхтели ее последователи, страдающие лишним весом.
– Значит, начнешь. – Морган пропустила меня вперед под громкие звуки музыки.
Я не танцевала, и у меня были на то свои причины.
Когда я была толстухой, мне пришлось пережить много унижений. А то, что практически в любом классе я оказывалась новенькой, только подливало масла в огонь. Однажды в начальной школе, когда выдался особенно паршивый день, я вернулась домой и объелась печенюшками «Орео». Села с полной пачкой и двумя литрами молока и принялась заедать горе, снимая шоколадные верхушки и вылизывая белую начинку. Через полчаса я была на коленях в туалете, исторгая из себя черную жижу, которая утекала в трубу, только чтобы на ее место пришло еще больше черной жижи, – и так продолжалось целую вечность. С тех пор я больше не прикасалась к «Орео». Честное слово, я даже в одной комнате с ними находиться не могу.
К танцам у меня было такое же отношение.
Это случилось на Осеннем балу. Мой первый школьный бал. Как обычно, я была новенькой: центральная средняя школа где-то на задворках Мэриленда. Мама тогда работала в кабинете стоматолога – впервые в жизни у меня стали хорошие зубы. Может, именно это придало мне уверенности, чтобы пойти на Осенний бал. Или дело было в маме, которая не позволяла своим лишним килограммам мешать ей развлекаться. Вот как это случилось: я ходила в школу еще только два месяца, была толстой, у меня не было друзей (другие толстые дети не хотели общаться со мной, потому что я новенькая – так работала сложная классовая система); и мама потратила все деньги, отложенные на продукты, чтобы купить мне новую пару джинсов «Мисс Плюс» и симпатичную футболку. Футболка была с длинным рукавом, в розовую и зеленую полоску. Я обула белые кеды и вставила в уши сережки в форме сердечек, которые мама подарила мне на день рождения. Мы долго выбирали этот наряд, и она даже позволила мне слегка накраситься. Мама высадила меня у футбольного поля – это было стильно, казалось, будто я пришла прямиком из леса.