– С Днем независимости, – сказала она Марку, и он поцеловал ее.
Я направилась к дому Миры – мне хотелось побыть одной, чтобы еще раз пережить все случившееся сегодня – от девичника до моей триумфальной победы над Каролиной Доуз.
– Коули, оставайся, давай жечь огни вместе! – крикнула мне вслед Морган.
– Мне пора, – ответила я.
– Ну ладно. Лови!
Морган кинула мне бенгальские огни – коробка несколько раз перевернулась в воздухе, прежде чем я поймала ее.
– С Днем независимости, – произнесла я, но они с Марком уже меня не слышали.
Я тихо закрыла дверь, сунула руку в карман, нашла свое колечко и аккуратно вставила его обратно в губу. Сняв обувь, на цыпочках прокралась по коридору. Я не знала, сколько сейчас времени, и боялась разбудить Миру. Но беспокоиться не следовало. Не успела я сделать и пары шагов, как услышала ее голос.
– Привет! – Тетя сидела в своем кресле, с разобранным телефоном на коленях. Я узнала его: раньше он стоял в коридоре на втором этаже, и у него был очень тихий звонок. – Как фейерверки?
– Хорошо, – ответила я и села рядом.
Весь дом был погружен в темноту – только над плечом Миры горела лампа, освещая разложенные на столе детали телефона. За домом, над водой продолжалось празднование – в темноте каждый взрыв звучал громко и отчетливо.
– Очередной проект? – Я кивнула на телефон, и тетя засмеялась.
– Знаешь, подправить всегда надо только что-то одно. – Она подняла скобу и повертела ее, изучая на свету. – Но тяжелее всего понять, что именно.
– Да, – кивнула я.
Мира вздохнула, посмотрела на меня и улыбнулась.
– Чудесно выглядишь, – сказала она. – Что-то изменилось?
– Все, – ответила я. Это была правда. – Все.
Мы посидели еще какое-то время. Через окна гостиной из соседнего домика доносилась тихая музыка – любовные баллады. Я прикрыла глаза.
Над водой продолжался салют, каждый хлопок сопровождался криками и смехом.
– Столько шума, – сказала Мира. – Ненавижу всю эту вычурность и помпезность, когда все раздувают до события вселенских масштабов. Мне больше по душе спокойный праздник.
– Это можно устроить, – предложила я. – Пойдем.
Я встала и отыскала спички. Мира прошла вслед за мной на крыльцо, и мы уселись на ступеньки. Я вытряхнула из коробки два бенгальских огня и протянула один Мире. Когда он ярко вспыхнул, она удивленно улыбнулась:
– Как красиво!
Мы сидели в темноте и любовались бенгальскими огнями.
– За День независимости, – сказала я.
– За День независимости. – Она наклонила свой бенгальский огонь, соединив его с моим, и держала его так, пока оба не погасли.
Глава 12
На ежегодном базаре баптистской церкви уже в восемь часов утра было не протолкнуться. Я пришла туда вместе с Мирой. Она затащила свой велосипед на крыльцо и аккуратно прицепила к перилам, пока я оглядывалась. Здесь собрался почти весь Колби. Церковь была маленькой, белоснежной, будто с открытки, и люди прогуливались по окружавшей ее зеленой лужайке, разглядывая выложенный на стендах и столах товар: тарелки от разных сервизов, старые кассовые аппараты, винтажные наряды. На парковке разместились более крупные предметы: складной прицеп-палатка, старая лодка с облупившейся красной краской и самое большое зеркало в кованой раме, какое я когда-либо видела, – разумеется, разбитое, – которое моментально привлекло внимание Миры. Она решительно направилась к зеркалу, оставив меня перед столом, заваленным старыми клетками для птиц и хомячков.
В течение следующего часа, изучая товары, я замечала, как присутствующие реагируют на Миру. Смотрела, какие взгляды они на нее бросают, как ухмыляются, когда тетя проходит мимо них. Несколько человек – Рон из магазина на заправке, пастор – помахали ей рукой и поздоровались. Но остальные смотрели так, будто Мира прилетела с другой планеты.
– Господи! – раздался знакомый голос. – Мира Спаркс уже отоваривается.
Я обернулась и увидела, как Беа Уильямсон, придерживая большеголовую малышку на бедре, указывает в направлении Миры, которая склонилось над парой старых роликовых коньков. Может, дело было в том, что я недавно дала отпор Каролине Доуз. Или это просто копилось во мне все лето. Но я внезапно возненавидела Беа Уильямсон и каждое ее ехидное высказывание в адрес моей тети. Ярость захлестнула меня волной, поднялась по шее, заставляя волосы на голове зашевелиться. Это ощущение было так похоже на привычный стыд, и в то же время совершенно иное. Прищурившись, посмотрела на нее: на ней были клетчатое льняное платье и белые сандалии, пышные светлые волосы всколыхнулись, когда Беа наклонилась, чтобы посадить большеголовую малышку на траву. Когда она подняла голову, ее взгляд проскользнул мимо: она меня не узнала.
«У нее какие-то счеты с Мирой, – однажды сказала мне Морган. – Не знаю, в чем там дело».
Но необязательно нужна причина.
Я перешла к другой стороне стола и, делая вид, будто изучаю ценник на колесе для хомяка, наблюдала за Беа.
– Я удивлена, что она не прискакала первой, – говорила Беа. Малышка проскользнула мимо нее и отправилась к столу, покрытому пластмассовыми подставками под еду. – Была уверена, что она с вечера разобьет здесь лагерь, чтобы урвать все лучшее по дешевке.
– Ох, Беа, – промолвила другая женщина – ее клон, в бело-голубом и с такой же прической, – ты просто ужасна.
– Это кошмар! – Беа взбила свои локоны. – Когда смотрю на нее, у меня живот сводит!
Я снова подумала о Каролине, о том, как она сморщила носик, увидев меня в «Последнем шансе». Потом покосилась на Миру, зная, что это не моя битва и если она делает вид, будто ей все равно, мне нужно последовать ее примеру.
Но любому терпению есть предел.
Я начала обходить стол, двигаясь в направлении Беа Уильямсон. Встала между ней и ее клоном, и она отпрянула. Теперь она узнала меня и изучала кольцо у меня в губе. Румянец все еще жег мне кожу; я была готова защитить Миру, раз она так и не сделала этого сама.
Я глубоко вздохнула, соображая, что бы такого сказать Беа, но заговорить не успела.
– Коули!
Это была Мира. Она стояла возле меня со своим велосипедом, в корзине лежал блестящий хромированный тостер, доставшийся ей, если верить ценнику, за четыре доллара. Она, казалось, даже не замечала Беа Уильямсон и ее подругу.
– Готова? – спросила тетя, положив ладонь мне на плечо.
Я посмотрела на Беа Уильямсон: невысказанные слова готовы были вырваться. Но Мира уже толкнула свой велосипед и двинулась прочь, громыхая тостером, не замечая повисшего напряжения, и я была вынуждена последовать за ней.
Мы шли по обе стороны от ее велосипеда по дороге, ведущей к «Последнему шансу». Тостер звенел на каждой кочке. Остальные свои покупки – две старые шляпные картонки, кресло-мешок с прорехой и набор гаечных ключей – Мира оставила на базаре, чтобы Норман потом привез их на машине.
По дороге я размышляла о произошедшем и наконец не выдержала:
– Мира, как ты только это терпишь?
Она посмотрела на меня, обходя выбоину. Тостер звякнул.
– Что именно?
– Жизнь здесь, – пояснила я, показывая на «Последний шанс», автозаправку и все прочее. – Как терпишь подобное обращение?
Она повернула голову:
– Какое обращение?
– Ты знаешь, о чем я, Мира. – Я не хотела перечислять примеры, только усугубляя ситуацию. И все же мне нужно было как-то донести до нее свою мысль. – То, что они говорят о тебе, и о твоем велосипеде, и о том, как ты одеваешься. Их взгляды, смех – я просто не понимаю, как ты все это терпишь изо дня в день. Тебе, наверное, ужасно обидно!
Она остановилась и облокотилась на велосипед, глядя на меня широко раскрытыми голубыми глазами, так похожими на мамины.
– Мне не обидно, Коули, – ответила она. – Они никогда меня не обижали.
– Мира, я наблюдаю за этим почти все лето! А Беа Уильямсон? Ты же не хочешь сказать, что…
– Нет, нет, – покачала головой она, – дело не в Беа Уильямсон. Да и ни в ком. Я счастливый человек, Коули. Я художник, я здорова, и у меня есть друзья, которые наполняют мою жизнь смыслом и делают меня счастливой. Мне не на что жаловаться.
– Но тебе должно быть обидно! Ты просто тщательно скрываешь это.
– Нет. – Мира улыбнулась мне, будто я излишне все усложняла. – Посмотри на меня, Коули, – сказала она, жестом указывая на свою гигантскую желтую рубашку, легинсы, фиолетовые кроссовки. – Я всегда знала, кто я. Может, я не идеальна и не похожа на них, но ничего страшного. Я живу по-своему.
Все это время я думала, что у нас столько общего – и ошибалась.
Я стояла на обочине и смотрела, как Мира взбирается на велосипед и медленно крутит педали, направляясь в сторону дома. Она обернулась, а потом поехала по пригорку, в сторону побережья. Ветер трепал ее длинные волосы и желтую рубашку, которая билась вокруг нее, словно пара безумных крыльев, – Мира полетела.
В тот же день, когда схлынул поток посетителей, зазвонил телефон. Я сняла трубку, вытаскивая из кармана блокнот и ручку – из волос.
– «Последний шанс», чем могу помочь?
– Коули на месте?
Говорил какой-то парень. Я украдкой оглянулась на Нормана – единственного парня, у которого были причины мне звонить, – и увидела, что он сидит у гриля, читая книгу про Сальвадора Дали и поедая картофель фри.
– Это я, – ответила я. Морган отвлеклась от своих солонок и посмотрела на меня.
– Привет! – В голосе в трубке послышалось облегчение. – Это Джош. Мы познакомились вчера вечером.
– А, да. – Я облокотилась на кофемашину. – Привет.
– Привет. В общем, мы собираемся уезжать, но… – Я слышала, как на том конце провода кто-то переговаривается и хлопают двери. – Но я подумал, может, я позвоню тебе, когда вернусь домой. Я хочу сказать, я тоже живу в Шарлотте.
– Правда?
– Да.
В холле появилась Изабель – с забранными волосами, готовая к работе.
– Заказ навынос? – спросила она у Морган, кивая на меня.