- То, что мы делаем с самими собой лишь потому, что боимся чего-то, бывает таким глупым, - она
все еще смотрела в сторону их дома, словно меня рядом не было.
Нет, ошибалась здесь она. Мы с ней ни капельки не были похожи, и я уже собиралась сказать ей
это и объяснить, почему я так считаю, но она повернулась в тот момент, когда я уже собиралась
открыть рот, и я слова застряли в горле.
Мне вдруг вспомнилась мама и все ее гусеницы, которые ждут того, чтобы стать бабочками.
Потом я вспомнила Миру, притворяющуюся, что нет никаких пересудов и смешков за спиной.
Затем мне на ум пришла Морган – ее влюбленная улыбка и восторженный блеск в глазах.
Мы с Изабель сидели под яркой желтой луной, когда перед их с Морган домом остановилась
машина. Изабель не двинулась с места, когда из нее вылез какой-то человек и, захлопнув дверь,
пошел к маленькому белому домику. Она не повернула головы, когда Морган вылетела навстречу
гостю, и они вместе вернулись в дом. Она не произнесла ни слова, когда свет внутри погас, и
теперь темноту разгоняли лишь светлое пятно Мириного окна и луна над океаном.
Глава 9
На следующее утро, уже настоящего Четвертого июля, я встала рано, как и всегда, и собралась на
пробежку. Изабель спала на диване в гостиной, а Мира уже ходила по своей комнате, одеваясь и
что-то говоря Коту Норману.
Направляясь к дороге, я обогнула дом и миновала дверь подвала, где ночевал Норман. Я решила
остановиться на минутку и все-таки по-нормальному сказать ему «спасибо» за очки. Постучав в
дверь и не получив ответа, я вошла внутрь. Подвал оказался небольшой обустроенной комнаткой,
которая была забита всем, чем только можно – вдоль стен лежали стопки рисунков, с потолка
свисало не меньше десятка мобильников, который закачались, когда я открыла дверь и в
комнатку ворвался легкий ветерок. Висели тут и старые шестеренки от велосипедов, теннисные
шарики, а еще на стенах висели картинки, вырезанные из журналов, каждая из них была
заботливо убрана в рамочку, которые были сделаны из каких-то металлических пластинок. Были
тут и манекены, которые ехали с нами в мой самый первый день в Колби – они сидели,
прислонившись к стене, и сохли – Норман раскрасил их разноцветными пятнами.
Сам же художник обнаружился в спальном мешке здесь же. В комнате было прохладно, но он не
стал закутываться, сняв к тому же еще и рубашку. Одну руку он положил под голову, а его щеки
розовели сонным румянцем. Он что-то пробормотал во сне и слегка повернул голову, волосы
упали ему на глаза. Я не могла отвести от него взгляд – он казался другим парнем, совершенно не
тем, которого я знала, и этот другой парень почему-то притягивал меня. В голове мелькнула
мысль, что он в любой момент может открыть глаза и обнаружить, что я стою тут и разглядываю
его, так что я отступила на шаг, стараясь двигаться как можно тише, потом еще на шаг,
повернулась и, едва не врезавшись в одного из манекенов, поспешно выскочила за дверь.
Кажется, манекен упал, но я понадеялась, что Норман все же не проснулся от звуков моего
суматошного побега.
На пляже было прохладно, и я легко бежала, слушая музыку и думая о Мире и том, что Изабель
сказала вчера вечером. О том, что мы делаем с самими собой лишь потому, что боимся. Впрочем,
я знала одного человека, смелость которого меня всегда восхищала. И еще я знала, что она
поймет меня.
- Коли? – я слышала, как она опустилась на стул или, может, на кровать. – Что случилось?
- Ничего. Мне просто хотелось поговорить с тобой.
Мама была в Испании. Мне пришлось обзвонить трех операторов, два отеля и поспорить с ее
новой помощницей, прежде чем я смогла поговорить с ней.
- Я скучаю по тебе, - призналась я. По телефону такие признания всегда даются легче.
- Ох, милая, - ее голос звучал слегка удивленно. – Я тоже по тебе соскучилась. Как у тебя дела?
- Хорошо, - я села на пол, скрестив ноги, и начала рассказывать о том, как Изабель занималась
моими волосами и бровями, о своей работе и о жизни в Колби. Посвящая маму в последние
новости, я сама удивилась, как много, оказывается, произошло с момента нашего последнего
разговора. Мама рассказывала о том, как однажды раздавала автографы почти три часа, какая еда
здесь, в Европе, и что ей пришлось уволить предыдущую помощницу – такой она была
конфликтной.
Наконец, мы добрались до настоящей причины моего звонка.
- Мама.
- Да?
- Ты знала, что Мира… Ну, немного эксцентричная? – прошептала я, хотя тетушка была в своей
комнате и не могла меня слышать.
- Что? – мама все еще размышляла о своей помощнице.
- Мира, - терпеливо повторила я. – Она не такая, какой я ее помнила. Она вроде как… Не от мира
сего.
- Боже мой, - отозвалась мама. – Мира всегда была артистичной натурой, Коли
- И даже больше. Люди, которые живут здесь… Они очень грубы с ней.
- О. Я, конечно, слышала, что у нее были какие-то проблемы с местными…
- Я знаю об этом.
- О, - мама замолчала. Я представила, как она закусывает губу. – Ну, Мира всегда была Мирой. Я
никогда не думала, что все настолько серьезно.
- Нам стоило бы, - печально заметила я. – И я чувствую себя просто ужасно…
- Ох, Коли, мне так жаль, - мама не дала мне договорить. – Я тоже чувствую себя ужасно от того,
что уехала в этот тур и оставила тебя одну, а теперь еще и это… Слушай. Я как раз собираюсь
отправить Эми, мою помощницу, домой, в Шарлотт, буквально следующим рейсом. Ты можешь
просто сесть на поезд и вернуться домой, останешься с ней до моего приезда.
- Мама. Нет, - возразила я. – Погоди.
Но она уже не слушала меня, ее каблуки простучали по полу, она окликнула кого-то.
- Посмотри расписание рейсов до Шарлотта, пожалуйста…
- Мама.
-…сегодня или завтра – лучше всего. И скажи Эми, что…
- Мама!
-…собралась и позвонила уборщикам. О, и еще заказала билет на поезд…
- Мама! – заорала я. Нет, мне не хотелось повышать на нее голос, но, когда мама была занята
решением организаторских вопросов, достучаться до нее было практически невозможно.
- Что? – крикнула она в ответ. – Коли, подожди минуту, хорошо? Я как раз…
- Нет! Мама, - торопливо заговорила я, пока она снова не вернулась к заказу билетов, - я не хочу
домой. Мне тут нравится.
Пауза. Мама услышала меня.
- Ты уверена?
- Абсолютно, - я поднесла трубку к другому уху. – Мне весело тут, и мне нравится работа. И,
думаю, Мира рада, что я приехала. Я просто расстроена из-за того, что происходит с ней, вот и все.
- Хорошо, - немного растерянно отозвалась она. – Хорошо. Но, если тебе покажется, что
происходят странные вещи, то позвони мне, и я обязательно пришлю кого-нибудь! Договорились?
- Договорились, - отозвалась я, и она сказала кому-то, что нет, заказывать билет не нужно, все в
порядке. Затем вздохнула.
- Бедная Мира. Ты знаешь, ей всегда было непросто общаться с людьми. Даже когда мы были
маленькими, она от всех отличалась.
- Отличалась от тебя, - уточнила я.
- У меня тоже были нелегкие времена, Коли, - просто сказала мама. На эту тему она могла
рассуждать долго – в конце концов, именно эти нелегкие времена превратили ее в Кики Спаркс. –
Но с Мирой все было иначе. Люди никогда ее не понимали до конца.
- Мам?
- Да?
Сейчас, когда в наш разговор не вмешивались ни ее помощники, ни ее жизнь знаменитости, она
перестала быть Кики и снова стала моей мамой. Но я знала, что это ненадолго.
- Ты всегда была такой храброй? – задала я, наконец, вопрос, который мучил меня вот уже
несколько недель. На том конце провода повисло молчание – мама обдумывала мои слова.
- Храброй? – переспросила она. – Я?
- Да ладно тебе. Я же знаю, какая ты!
Мама снова помолчала.
- Я никогда не думала о себе, как о храбром человеке, Коли. Ты просто не помнишь, каково мне
приходилось в наши толстые годы. Но сейчас я благодарна за это. Однако я не всегда была такой
сильной.
Я помнила, но ей об этом знать совсем не обязательно.
- Знаешь, что я думаю? – внезапно спросила она. Послышались шаги – наверное, она ходит по
своему шикарному номеру в отеле и смотрит на невероятный пейзаж, мысленно возвращаясь в
наши долгие дни в машине с бесконечной дорогой за окном. – Мне кажется, что потеря веса была
важной частью всего этого, тогда я перестала бояться. Но, что тоже немаловажно, я думаю, дело
еще и в том, что в меня верили другие люди. Все эти женщины видели меня сильной и думали,
что для меня нет ничего невозможного, так что я притворялась ради них.
- Притворялась, - медленно повторила я.
- Да. Но потом каким-то образом мое придуманное я стало настоящим, и я сама начала верить в
себя. Милая, я не считаю, что внутренняя сила и вера в свои силы приходят изнутри. Они исходят
от других людей и лишь после этого приходят к тебе. Сначала мир верит в тебя – а потом уже и ты
сам.
Сначала верит мир. Понятно.
- А почему ты спросила? – обеспокоенно поинтересовалась мама. – Что-нибудь случилось?
- Нет-нет, - успокоила ее я. – Просто любопытствую. Вот и все.
Я сидела на кухне и ела салат, когда спустилась Мира. Кот Норман пришел вместе с ней и юркнул