водительском сиденье.
- Привет, - неуверенно сказала я.
- Привет, - он едва ли поднял голову. Я села на ступеньки кафе.
- Как ты?
- Нормально, - он достал из машины папку с рисунками, положил на бампер и вернулся к ремню.
- Это новые? – поинтересовалась я, указав на рисунки. Норман покачал головой, по-прежнему не
глядя на меня.
- Кое-какие старые работы.
- Слушай, Норман, - я сделала глубокий вдох, - я очень надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс.
Чтобы нарисовать портрет.
- Мне показалось, тебе это не интересно.
- Интересно! Просто я была такой глупой… Я забыла.
Он, наконец, взглянул на меня.
- Ты не должна чувствовать себя обязанной. Это не одолжение и не что-то подобное. Просто
предложение.
- Я знаю. Я хотела… Я хочу, да, я хочу принять его.
Он положил папку обратно на сиденье.
- Я довольно-таки занят сейчас…
- О, - нет, умолять я не собиралась. Мои слова и так напоминали мольбу. – Ладно, - я поднялась и
направилась обратно в кафе. Но, когда я уже открыла дверь, Норман окликнул меня.
- Я просто не слишком хорошо подумал, когда спросил тебя об этом.
Я застыла – наполовину на пороге, наполовину внутри.
- В смысле, портрет – это долгая работа. За один день не делается.
- У меня достаточно свободного времени, - произнесла я. Норман снова повернулся к машине. Не
знаю, почему для меня это было так важно, но я очень хотела вернуть его расположение, поэтому
стояла в дверях, мысленно прося его обернуться.
Он не обернулся, и я вошла внутрь, когда вдруг услышала тихое:
- Хорошо.
Я напряглась.
- Думаю, - добавил он погромче, - у нас еще есть время.
Во мне словно лопнула до предела натянутая нить, я вдруг поняла, что задержала дыхание, и
только что начала дышать снова.
- Спасибо, Норман.
- Но, – твердым голосом снова заговорил он, - ты все равно остаешься без горячего шоколада. На
него вторых шансов не бывает.
- Ладно, - согласилась я. Это я смогу пережить. – Когда мы начинаем?
- У тебя ведь еще есть те очки? Которые я дал тебе?
- Да.
- Тогда приходи сегодня с ними ко мне, где-нибудь около восьми. Я сделаю набросок, а потом мы
будем работать здесь, в кафе.
- Здесь? Ты можешь рисовать прямо тут?
- Именно, - кивнул он. – По моей задумке, все будет именно тут. Вот здесь, - он указал на
табличку, стоявшую возле кафе. Почему-то раньше я не обращала внимания на эти красные
буквы, складывающиеся в слова: «ДОСТАВКА», а чуть ниже – «ВАШ ЕДИНСТВЕННЫЙ И
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС»
- Хорошо. Я приду.
Впервые оказавшись в комнате Нормана, я решила, что это самый настоящий бардак. На самом
же деле она была целой вселенной, в которой царили свои порядки и законы.
Вселенная Нормана. Если рассматривать его подвал с такой точки зрения, то можно было понять,
что все здесь лежит на своем месте – пластмассовые фигурки героев мультфильмов сидят на
книжной полке, а манекены сидят вдоль стен, точно ждут своей очереди на прием к врачу. Была у
него и целая коллекция стеклянных баночек из-под детского питания, каждая из них была
заполнена чем-то – шестеренками, гайками, кнопками, пуговицами, ракушками, скрепками…
Словно Норман был ученым, коллекционирующим интересные экземпляры и образцы самых
разных предметов.
Стены в подвале были выкрашены в белый цвет и увешаны рисунками – некоторые я видела
раньше, например, портрет Морган и Изабель, но был тут еще один, который тоже продолжал
тему очков, но раньше я его не видела.
Это был портрет мужчины, которому было чуть больше двадцати. Он стоял возле старомодной
машины и смеялся чему-то, откинув голову назад, точно ему рассказали самую смешную шутку на
свете. Он был в белой рубашке, галстуке и брюках, на глазах у него были очки, а руки он скрестил
на груди. Кто это?
Норман велел мне сесть на старый синий стул со спинкой, пахнувший какими-то духами,
напоминавшими розы, и я подумала, что, наверное, здорово жить в окружении вещей, у которых
есть своя история.
- Так. Смотри сюда.
Я уже надела темные очки и не понимала, как он определяет, куда именно я смотрю, но все же
послушно взглянула на него. Он сидел напротив меня с альбомом на коленях и карандашом в
руках. Возле него стояла банка из-под кофе, в которой были самые разные кисти, ручки и
карандаши. Время от времени он наклонялся к ней и доставал нужный.
Осознав вдруг, что в ближайшее время я буду единственным, на чем он сосредоточится, я
занервничала и порадовалась, что на мне есть очки – хотя бы за ними я могу спрятаться.
- Подними подбородок, - он указал на меня карандашом. – Нет, не так высоко. Да, вот так,
отлично. Так и сиди.
Вскоре моя шея начала ныть, но я не стала уподобляться ей. Вместо этого я разглядывала
Нормана, словно видела его впервые.
Не знаю, когда именно это началось. Может, в один их тех моментов, когда он поднимал голову и
рассеянно смотрел на меня, а затем переносил мое лицо на свой рисунок. Или, может, когда я
наблюдала за его руками. Раньше я видела, как они режут хлеб, носят ящики с овощами и ставят в
окошко для раздачи готовые тарелки, а теперь они летали над листом бумаги, творя маленькое
чудо. Звук карандаша, скользящего по бумаге, сплетался с моим собственным дыханием, и мне
казалось странным вот так вот сидеть перед ним. Как будто он был не просто Норман Норман,
ленивый хиппи, а парень с глубокими карими глазами, наблюдающий за мной, и, возможно,
Изабель была права, думая, что…
- Не трогай колечко в губе, - произнес он, и я поймала себя на том, что, действительно, тихонько
качаю его языком.
- Я и не трогала, - автоматически ответила я, смутившись, точно он мог прочитать мои мысли. Он
же просто Норман, боже мой!
Он взглянул на меня, и я немедленно испугалась, что произнесла последние слова вслух.
- Что-то не так, - сказал он, глядя мне в лицо.
- Что? – слишком быстро переспросила я. – Что не так?
Он встал, отложил альбом и карандаш и подошел ко мне. Мой желудок подпрыгнул.
- Сиди прямо, - предупредил он и осторожно отвел прядь волос с моего лица, заправляя ее за ухо.
Его пальцы скользнули по моей щеке.
Это всего лишь одно движение, незначительная мелочь, но, когда Норман вернулся обратно к
своему альбому и продолжил набросок, я закрыла глаза. Снова и снова он вставал передо мной и
касался рукой моего лица.
- Подбородок вверх, - напомнил он. – Смотри сюда, Коли.
Я вдохнула поглубже и медленно выдохнула. Это смешно. Мира сказала бы, что это связано с
астрологией, а в гороскопе непременно было что-нибудь на эту тему, но…
Ладно, может быть, это связано с луной, звездами или бог знает, чем еще. Не знаю.
- Подбородок вверх.
- Извини.
Еще полчаса прошли в молчании, когда, вдруг зазвонил телефон. Затем еще раз. Затем трижды.
- Может, мне взять трубку? – предложила я.
- Не надо.
- Точно?
- Подбородок вверх, Коли.
Телефон снова зазвонил, и это был по-настоящему громкий сигнал, я могла бы услышать его через
два этажа. На минуту он смолк, а затем все повторилось, и вот уже включился автоответчик –
голос Нормана предложил оставить сообщение.
Послышался стандартный гудок, но за ним ничего не последовало, и я уж было решила, что
звонящий, кем бы он ни был, повесил трубку, но тут мы услышали, как на другом конце кто-то
прочищает горло, будто бы готовясь сказать что-то.
Глаза Нормана по-прежнему были прикованы к листу бумаги. Звонивший снова прокашлялся, а
Норман опустил карандаш, не сводя взгляда с рисунка, точно ждал чего-то.
Щелчок. Сигнал, означающий конец записи. Норман вернулся к работе.
Пять минут мы молчали, пока я, наконец, не смогла больше сдерживаться:
- Кто это был?
- Что?
- Кто звонил? Это чья-то шутка – или что?
Когда мама стала знаменитой, нам стали без конца названивать разные подозрительные
личности, даже, как ни странно, заключенные. Очевидно, Кики Спаркс пользовалась у них
популярностью.
- Подбородок вверх, - напомнил он. – Смотри на меня.
Я немного поерзала на стуле.
- Так ты не собираешься мне ответить?
- Нет.
- Ты знаешь, если это хулиганы, то можно сделать что-нибудь, чтобы прекратить эти звонки. –
Говорить с поднятым вверх подбородком было непросто. – Это не так уж и сложно…
- Я и так знаю, кто это,- тихо отозвался он, изучая рисунок и добавляя пару штрихов.
- Правда? Кто?
Молчание.
- Норман.
Он положил альбом на колени и поставил карандаш в банку из-под кофе.
- Послушай, Коли, неужели у тебя нет ничего такого, что тебе не хотелось бы обсуждать?
Он не собирался делать свои слова грубыми, но его тон ясно дал мне понять, что я лезу туда, куда
не просят.
- Наверное, есть, - согласилась я.
- В таком случае ты меня понимаешь, верно?
Я кивнула, он встал и положил альбом на книжную полку.
- Все, мы закончили.
- Ох, да ладно тебе, Норман! – какой же он чувствительный, однако. – Не злись на меня за это, и…
- Нет, - прервал он меня, - я имею в виду, что я закончил с наброском, - он потянулся, напомнив
мне Кота Нормана. – Завтра начнем работать над портретом, в «Последнем шансе», хорошо?