тежа или образа поворота, который мгновенно возникает в глубинах тандэн.
Это особенно заметно при совмещении форм шага и поворота, то есть в ирими-тэнкан. Пустая нога, находясь в полете вперед, должна загодя принять то положение, которое ей следует обрести по завершении разворота. Попросту говоря, нужно завернуть ступню, насколько возможно, до ее постановки на землю, чтобы не проделывать это под нагрузкой. Ступня при этом как бы повторяет очертания воображаемого круга, вписываясь в его кривизну. Всякий, кто хоть раз наблюдал движения адептов стиля Багуа-чжан, отлично поймут, о чем идет речь, так как именно приверженцы этой системы наиболее полно и отчетливо придерживаются правильной горизонтальной окружности, а их ступни неотрывно следуют заданной траектории. Благодаря этому ни одна школа не может состязаться с Багуа в живости круговых перемещений и разворотов, даже построенное на аналогичных принципах айкидо.
То же происходит и в тэнкай, и в тэнкан — формирование ступни осуществляется до переноса на нее веса тела, после чего остается лишь довернуть поясницу и принять новое положение. Если учесть, что малозаметные колебания ступни не пугают противника, а зачастую вовсе проходят мимо его восприятия, неудивительно, что последующий разгром застанет его врасплох.
Позабудьте свои городские привычки —
В шуме улиц капель не слышна…
А. Городницкий
О превращении искусства в безыскусность трудно сказать что-либо определенное. Не существует методик и техники перехода из одного состояния в другое, и человек обычно не замечает этого момента, поскольку такового попросту нет. Если во всех остальных случаях постепенное накопление материала рано или поздно дает прорыв, скачок, мгновенное превращение количества в качество, когда неуклюжее еще вчера движение внезапно обретает чеканность новой монеты, то с перемещениями и позициями дело обстоит совершенно иначе. Здесь мы имеем процесс в самом прямом смысле этого слова, и ни о каких революционных переменах говорить не приходится. Как северный мглистый день постепенно сменяется сумерками, а те, в свою очередь, незаметно переходят в ночь, так необходимость и желание выполнять стилевые формы стоек и перемещений вытаивает незримо и тихо, словно лед в стакане воды. Просто в какой-то момент вы осознаете, что для успешной реализации той или иной техники вам абсолютно незачем принимать специальную позицию или располагать руки и ноги особым образом. Перед лицом грозного противника вы становитесь свободно и спокойно, но никто не сможет определить вашей стойки, потому что вы и сами этого не знаете.
Встречаюсь с ним, но не знаю, кто он.
Говорю с ним, но не знаю его имени.
Наработанная с великим трудом боевая геометрия тела никуда не исчезает и не забывается, а лишь погружается в глубину обычных житейских движений, наполняя их своим светом и содержанием. Естественно, чисто внешне неопытный глаз нипочем не отличит одно от другого.
В гуще белых облаков
Не видно белых облаков.
В журчании ручья не слышно,
Как журчит ручей.
Всякий круг обязательно должен замкнуться, а все, что двигалось этим путем, возвращается к истокам. Хитроумная техника становится безыскусной, необычайно красивые, экзотические движения и приемы постепенно утрачивают мишурный блеск и становятся с виду примитивными и неуклюжими, повергая неискушенного зрителя в пучину скепсиса. А поскольку туманные чаньские изречения наподобие приведенных выше могут показаться не вполне убедительными, логично подкрепить наши рассуждения примерами, абсолютно понятными каждому, кто не раз убивал драгоценное время просмотром боевиков (автор, увы, преуспел в этом не хуже остальных).
В призрачном мире кино существуют два замечательно показательных образа, идеально воплотивших обе стороны медали — мыльный пузырь внешних форм с одной стороны и полнейший приоритет внутреннего и действительно эффективного — с другой. Речь идет о сногсшибательно красивой, зримой, размашистой, броской (и столь же пустой) кинотехнике блестящего Ж.К. Ван Дамма с его поперечными шпагатами и «вертушками» в сравнении с неуловимыми движениями Стивена Сигала, добравшегося на сегодняшний день, если я не ошибаюсь, уже до восьмого дана в айкидо. Говорили, что в начале съемок первого фильма даже были проблемы с режиссером, считавшим его технику слишком простой, малозаметной и непонятной зрителям. Сегодня начинающие актеры в обязательном порядке изучают сценическое фехтование, которое в огнях рампы выглядит просто блестяще, но доблестного шевалье Д’Артаньяна подобные упражнения наверняка повеселили бы от души. Поистине, театр и жизнь — вещи диаметрально противоположные.
Разумеется, чтобы слегка озадачить или ввести в заблуждение противника, совсем не вредно припасть к земле, скрючить пальцы куриной лапой и зашипеть, как мартовский кот. Вы можете даже закатить глаза, поднатужиться и ухнуть филином, но все эти шутовские трюки никак не должны касаться мира внутреннего, а тем более влиять на него. Только покой, тишина и великая Пустота (не путать с просто пустотой) допущены в сокровенные чертоги души, остальное пускай стучит в запертые двери.
В противном случае вам нипочем не высветить фонарем интуиции мрачных приготовлений неприятеля, и любое его действие станет для вас огорчительным (если не финальным) сюрпризом.
Облака плывут
И птицы кружат в пустоте небес.
Благодаря пустоте
Превращения могут совершаться без конца.
(Из «Гуань инь-цзы»)
На самом деле никакая исходная стойка не плоха и не хороша для последующих перемещений, атак и защит, но при условии, что весь многотрудный путь от самых низов ученичества пройден усердно и заложен в двигательные рефлексы основательно. Кто-то из великих сказал: «Не тот мастер, кто способен проделать нечто, не свойственное другим — может, те просто никогда не пробовали. Настоящий мастер тот, кто может повторить всё, что могут другие». Понятно, речь идет не о физических извращениях наподобие тысячекратных приседаний, подтягиваний на перекладине или поднятия рекордного олимпийского веса.
Но что касается всяких мудреных техник, приемов и позиций — здесь наличие внутреннего «багажа» позволяет с легкостью продемонстрировать на вполне пристойном уровне дотоле совершенно неведомые элементы. Проще говоря, мастер каратэ пятого-шестого дана может пристойно выполнить любое из утонченных построений хапкидо или танлан-цюань даже без предварительного знакомства с ними, а специалист по работе с китайским цзянем успешно разберется в хитросплетениях кэн-дзюцу. Пусть они не прорисуют детали и мелочи, но основа формы будет схвачена верно, без искажений и накладок. Когда в наличии есть прочный и обширный фундамент, то возведение на нем чего угодно — от собачьей будки до Тадж-Махала — не составляет проблемы. Исходная школа не играет никакой роли, а настоящий мастер в чем-то одном является, фактически, не меньшим мастером всей единой боевой традиции. Подлинная внутренняя полнота не нуждается во внешних проявлениях и уж, во всяком случае, в их геометрических формах.
Воды реки бегут,
Не останавливаясь ни на миг,
А на берегу не слышно ни звука.
(Хун Цзычен. Вкус корней)
Но, как уже говорилось, нет методики приобретения «внутреннего», минуя «внешнее», и нам предстоит перелопатить горы пустой породы в поисках горсти золотого песка, а самородки крайне редки, к тому же относится это понятие, в нашем случае, не к благодатному прииску, а только к личности старателя. И как тут не вспомнить слова основателя Шотокан каратэ-до Гичина Фунакоши, которые стоило бы написать пылающими буквами над входом в каждый додзё:
«Самое главное — регулярность занятий.
Иного пути овладеть тем или иным искусством боя не существует. День за днем, месяц за месяцем, год за годом — тот же зал, те же люди, те же упражнения. Бывают моменты, когда хочется все бросить. Такие минуты посещают всех без исключения. Но мы так же хорошо знаем, что однообразие это кажущееся, и жизни без него не мыслим».
Глава 6. ТО КАК ЗВЕРЬ ОНА ЗАВОЕТ…
О пользе и непользе криков
Княжна с постели соскочила,
Седого карлу за колпак
Рукою быстрой ухватила,
И в страхе завизжала так,
Что всех арапов оглушила!
А. С. Пушкин
Как следует из названия главы, посвящена она боевым выкрикам, по-японски — кэнсэй. Благодаря кинематографу у абсолютного большинства простодушных почитателей восточных единоборств сложилось прочное мнение, будто нет и быть не может никакой схватки без мяукающих воплей а ля Б. Ли или самурайского уханья, но — вот парадокс — сегодня не сыскать школы или клуба, где такому важному аспекту уделялось бы хоть чуточку внимания. В лучшем случае ученикам выдается экспресс-информация о том, что выкрик зарождается в нижней части живота, а затем на выдохе и реализуется. Разумеется, при этом дипломатично обходят стороной скользкий вопрос о характере выкриков, тонкой технике исполнения и, собственно, о результатах, которых мы хотим всем этим достичь. Между тем любые крики напрямую связаны с дыханием, а соответственно, и с энергетическими потоками, из чего становится видна сложность и глубина проблемы. Для различных деяний подходящими будут не всякие, но строго индивидуальные формы выкриков. Нет и не может быть единого универсального звучания, наподобие всем надоевшего «ки-я-я». Проще говоря, для успешного проведения броска или протяжки никоим образом не подходит резкий короткий звук, отлично работающий с ударами, и наоборот. Да и сам по себе выбор «кричать — не кричать» вовсе не имеет однозначного решения. Например, те же, не к ночи будь помянуты, ниндзя в силу своего воровского ремесла вполне обходились совершенно беззвучными действиями, но кто возьмет на себя смелость провозгласить их результаты неэффективными?