– Думаю, после случившегося с тобой в школе, ты намеренно избегаешь всего, что связано с сильными чувствами. Твои герои – умные и находчивые, но они напоминают заведенных кукол, обделенных банальными человеческими эмоциями.
– Детектив не может быть про любовь, – довольно грубо отрезал писатель, но его голос оставался тихим.
– Но герои детектива тоже могут любить. Они должны чувствовать хоть что-нибудь, помимо желания поймать убийцу и раскрыть преступление, – я начала махать здоровой рукой, рассекая ей воздух, в надежде достучаться до собеседника. – Думаю, логика ничто без сострадания.
– Логика и сострадание, – Флориан удивленно приподнял брови, – это же из книги Сеселии Ахерн, которую мы читали.
– Да, ты, наверное, кучу всего прочел, но так ничего и не понял.
– Это обидно, – писатель подался вперед и наградил меня пронзительным взглядом. – Ты меня сейчас выставила недалеким и глупым.
– Лишь человеком, не умеющим выносить для себя полезные жизненные уроки, – я сама не заметила, как из меня вырвалось недовольное фырканье.
– Я такой потерянный и неисправимый, – Флориана мои осуждающие интонации не смутили, он впервые не ерепенился и соглашался с каждым услышанным словом.
– Ты не потерянный, – заверила его я, – ты невероятно талантливый.
– На одном таланте далеко не уедешь. У меня через полтора месяца планируется издание второй книги, а редактор вернул мне рукопись со словами «Это очень плохо, переделывай».
– Значит, этим ты постоянно занят? – я кивнула в сторону ноутбука, стоящего на столике.
– Да, пытаюсь отредактировать, сам не знаю что, – писатель прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
– Твои герои снова напоминают роботов и мертвы внутри?
– Наверняка, так и есть. Я же их создал, – он пожал плечами и иронично улыбнулся.
– И тебе под силу изменить их. Просто сделай это.
– Сделать что?
– То, что ты умеешь со школьных времен. Подари героям эмоции, позволь им чувствовать, пусть они ощутят себя любимыми, сделай их, в конце концов, счастливыми.
– Мне страшно, – признался Флориан, и меня глубоко тронула его честность. – Не известно, как это воспримут читатели.
– Поверь мне, они узнают в этом себя. В твоих нынешних героях себя узнает только мертвый.
– Оптимистично ты описала книгу, которую мы прямо сейчас едем представлять публике.
Я, громко ойкнув, прикрыла рот рукой, и Флориан громко рассмеялся, окончательно разрушив существующую между нами стену.
24 глава
Я проснулась, когда нам оставалось ехать около часа. На небе сквозь тучи уже прорывались первые признаки начинающегося рассвета. Через несколько минут в наше купе просочились бледные лучи солнца, освещая спящее лицо Флориана. Стараясь не издавать ни единого звука, я достала из сумки блокнот с интересными фактами, собранными за время учебы в институте, и, пододвинувшись к окну, принялась залпом их перечитывать.
Писатель продолжал еле слышно посапывать, пока я возвращалась к воспоминаниям о тех днях, когда впервые услышала тот или иной факт. Пораженная мыслью, что могу забыть нечто удивительное об окружающем нас мире, я купила блокнот и начала записывать в него все, что вызывало у меня неподдельное восхищение. Преподавателям раз за разом удавалось рассказать нечто такое, что просто не укладывалось в голове. Уже к двадцатому факту ко мне пришло осознание, что в природе нет ничего случайного, и каждое живое существо идеально.
– Что ты там делаешь? – раздался сонный голос Флориана, приподнявшего голову с подушки. Его растрепанные волосы напоминали огромное воронье гнездо.
– Читаю, – тихо ответила я, не желая нарушать то недолгое волшебное мгновенье, бывающее только на рассвете, во время рождения нового дня.
Заметив мой пристальный взгляд, которым я встречала солнце, он отвесил штору со своей стороны и прильнул к окну. Мы молча наблюдали за осенним рассветом, не особо отличающимся яркими красками, но серым и холодным он нравился мне ничуть не меньше.
– Раньше я не пропускал ни одного восхода солнца, – снова заговорил писатель, – специально вставал, чтобы сделать фотографию. У меня дома целый альбом, в нем ровно триста шестьдесят пять изображений этого восьмого чуда света.
– Правда? – у меня внутри все запылало от мысли, что кто-то разделяет мою любовь к рассветам. – Ты собирал их целый год? Я бы хотела их увидеть.
– Значит, увидишь, – Флориан расплылся в широкой сонной улыбке. – Так, что же ты читала, пока я мирно спал?
– Это блокнот с моими записями, – мне не было неловко делиться с ним этим. Скорее, даже радостно иметь возможность разделить с кем-то свое небольшое странное увлечение.
– Ты тоже пишешь?
– Это по учебе. Собираю из лекций интересные или шокирующие факты и записываю их сюда, – я положила блокнот на стол рядом с ноутбуком писателя.
– Любопытно, если учесть, что ты сейчас не ходишь в институт, – он хитро ухмыльнулся.
– Это не отменяет того, что нас окружает совершенно потрясающий удивительный мир.
– Так и есть, – Флориан кивнул, – но почему ты хочешь бросить изучение этого самого мира?
– Мне с самого начала ничего не дается. Я не могу должным образом усваивать материал, у меня ничего не получается, вот и все, – стыдно признаваться в том, что оказалась слишком глупой для такой серьезной профессии. – А потом появился Сава. Он постоянно говорил, что мое образование окажется бесполезным, и что не быть мне биологом.
– А зачем ты изначально пошла туда учиться? – писатель напоминал следователя из своего же детектива.
– Это забавная история, – я улыбнулась собственным воспоминаниям. В детстве, когда мы играли во дворе в магазин, все ребята срывали с деревьев листья, которые заменяли нам реальные деньги.
– Мы тоже так делали, – он быстро закивал. – И что было дальше?
– В какой-то момент меня переклинило, и я начала плакать, крича на всю улицу, что дереву больно, ведь мы вырываем его конечности. Ко мне подошла проходившая мимо женщина и спросила, в чем дело. Когда я рассказала ей о своих переживаниях за судьбу растений, она окрестила меня защитником леса, – я негромко хихикнула. – Мне так запомнились ее слова, и через много лет, когда передо мной стоял выбор, он пал на профессию, где от меня потребуется изучение и сохранение живой природы. Такие вот дела.
– Это поразительно, – Флориан часто моргал, и я не могла понять, делает он это от удивления или все еще пытается прогнать сон.
– Что именно?
– То, что ты сейчас отвергаешь собственное призвание, – писатель достал из сумки расческу и начал приводить в порядок спутавшиеся кудри. – Я имею в виду, если ты все еще хочешь оберегать нашу планету, то ты просто обязана вернуться в институт. Может, именно ты, Луна, в будущем предотвратишь какую-нибудь экологическую катастрофу.
– Не говори ерунды, – я отмахнулась от него, но всем телом ощутила электрический разряд, поразивший меня насквозь. – Говорю же, у меня ничего не получается.
– У меня временами тоже ни черта не выходит. В конечном счете, я ведь пишу не для того, чтобы процесс написания проходил идеально. Я пишу ради конечного результата, во имя той истории, которая получается в итоге.
– Что ты пытаешься этим сказать?
– Что ты только в начале пути, и у тебя нет права судить о будущем. Будешь ли ты хорошим биологом, полюбишь ли свою работу, какая, в сущности, сейчас разница? – он принялся бережно укладывать ноутбук в сумку. – Сейчас важно лишь то, что твоя душа лежит именно к этому. Или я не прав?
– Во всяком случае, ничего другое на ум не приходит, – я растерянно пожала плечами, наблюдая за его сборами.
– Ну, вот, – писатель хлопнул в ладоши, – значит, бинго!
Я молча кивнула и решила последовать его примеру: прибрала все вещи в сумку и достала с крючка пальто. Не может быть, чтобы все было так просто. Но кто, собственно, сказал, что все должно решаться с помощью сложных арифметических выражений? Возможно, все так и есть: дважды два четыре, а быть биологом – мое призвание. Я снова нащупала в кармане фундук и вспомнила о том времени, когда ни на секунду в этом не сомневалась.
– Готова? – спросил Флориан, стоящий уже у выхода из купе. – Выходим через две минуты.
– Готова, – ответила я не только ему, но еще и на свой мысленный вопрос о готовности принять собственный выбор.
25 глава
Столица встретила нас пронизывающим ветром, и я пожалела, что не последовала примеру писателя и не взяла с собой вязаную шапку.
– Идем, – Флориан уверенно взял меня за руку, и, не дав мне опомниться, потащил куда-то в сторону.
Мы несколько минут пробирались сквозь толпу вышедших из поезда людей, и все это время писатель то и дело поглядывал на меня, будто хотел убедиться, что я все еще здесь, иду рядом с ним. По правде говоря, мне никогда не нравилось ощущать прикосновение чьей-либо руки к своей коже. В отношениях с Савой я научилась принимать нежность, которой он хотел поделиться, но так и не смогла ответить ему тем же. Мне казалось, что мои руки – плохие проводники, и даже самое ласковое касание выходит обжигающе холодным. Все то время, пока Флориан держал меня за руку, я не могла отделаться от мысли, что мне даже не приходится стараться – все хранящееся внутри тепло безо всяких усилий наполняет ладони, делая наше рукопожатие таким правильным.
Выбравшись из лабиринта человеческих тел, мы оказались рядом с мужчиной средних лет, который напоминал успешного бизнесмена, на минутку заехавшего в Старбакс за двойным латте макиато.
– То ли поезд опоздал, то ли вы из него еле плелись, – вместо приветствия он выдал гневную тираду. – У нас день по минутам расписан, нельзя выбиваться из графика.
– Рад тебя снова видеть, – Флориан широко и беззаботно улыбался, словно перед ним стоял старый приятель, вовсе не отчитывающий его посреди улицы, как непослушного сорванца.
– Оставь лирику на потом, живо садитесь в машину, – мужчина быстро запрыгнул на водительское сидение своей серебристой иномарки, а мы с огромными сумками на коленях расположись позади него.