Больница встретила меня всепоглошающей тишиной, которую нарушали две пары обуви: медсестра вела меня по ночным коридорам к нужной палате. Заметив меня на пороге, Анна вскочила с места и подбежала ко мне с раскрытыми объятиями. Ее большие светлые глаза, добрая теплая улыбка и готовность прижать к самому сердцу, довели меня до слез. Мы хватались друг за друга так, будто видели в этом наше единственное спасение. Ник лежал недалеко от нас и мирно посапывал, даже не догадываясь, что сейчас происходит с его родными. Мы беспощадно разбивались на тысячи осколков, рассыпаясь по всей комнате, а затем заново по частям собирали себя и друг друга.
***
Остаток ночи я провела, сидя в неудобном кресле рядом с кроватью Ника. Его родители в какой-то момент уснули, склонив друг к другу головы, и их пшеничного цвета волосы почти слились воедино. Они сидели на стульях у противоложной стены и так крепко держались за руки, как если бы от этого зависела жизнь их сына. Утром мной неожиданно завладел беспокойный поверхностный сон, утянувший сознание в пучину жутких кошмаров, в которых я по очереди теряла всех близких, а в конце умирала сама.
Разбудил меня разыгравшийся прямо в палате ожесточенный спор.
– Не понимаю, как ты так можешь. Где у тебя сердце, где? – шепотом кричала Анна на мужа – Андрея.
– Он же не при смерти, для чего мне тут сидеть? – было видно, как он еле сдерживается, чтобы не заговорить в полный голос.
– Для того, что мы ему нужны здесь и сейчас. Что с ним будет, когда он проснется, а тебя не будет рядом? – Анна выглядела совершенно разбитой. – Вдруг он снова решит…
– Не решит, – грубо отрезал мужчина. – Ему назначат лечение, и все будет в порядке. А если я сейчас не поеду на работу, ничем хорошим это действительно не кончится.
– Да и проваливай, – она демонстративно отвернулась от мужа и только тогда заметила мой озадаченный взгляд. – Ты проснулась?
– Да, доброе утро, – я слабо улыбнулась в надежде разрядить обстановку.
– Добрым его совсем не назовешь, – Андрей сорвался с места, подошел к сыну и, быстро чмокнув его в лоб, пулей вылетел из палаты.
Как только он вышел, Анна, несколько раз растерянно моргнув, снова заплакала. Я думала, что приеду поддержать друга, но его родители нуждались в этом ничуть ни меньше.
– Вы в порядке? – я села на стул рядом с ней, где еще недавно сидел ее муж, и приобняла ее содрагающиеся плечи одной рукой.
– Всю ночь я пыталась понять собственного сына, – она подняла голову и посмотрела на меня покрасневшими полными слез глазами, под которыми залегли темные круги. – Искала виноватых, причастных к случившемуся, намереваясь их всех покарать, а потом поняла, что это все мы. Родители, не уделявшие сыну должного внимания, два балвана, решивших, что он не нуждается в нашем общении. У него ведь есть интернет, тысячи зрителей, их лайки и комментарии. Мне казалось, что он просто устал и решил сделать перерыв. Можно ли быть настолько слепой, Лу?
– Вы ни в чем не виноваты, это болезнь, – я отлично знала, как Ник относится к родителям, и как ему не хватало их любви и заботы, но говорить об этом сейчас равноценно ее убийству.
– Ты просто меня жалеешь. – Анна несогласно покачала головой. – Я же знаю, он рассказывал тебе обо всем.
– Но об этом, – я грустно посмотрела на спящего друга, – не рассказал. Даже не дал мне шанса попытаться ему помочь.
– Он привык справляться со всем в одиночку, – она тяжело вздохнула. – Мы с мужем его так воспитали, хотели научить независимости. И именно из-за нее он не смог поделиться этим с нами.
– Вы не сказали врачам? – поинтересовалась я. – О том, что он пытался…
– А ты бы сказала? – она вымученно прикрыла глаза.
Я отрицательно покачала головой, и мы замолчали, не в силах дальше поддерживать этот тяжелый бессмысленный разговор. В такие редкие моменты, когда все затихает, особенно остро ощущается собственное кажущееся бесконечным одиночество. Будь в палате десять, сто или тысяча человек – для нас троих ничего не изменится. Каждый будет наедине с пережитым ужасом, с ощущением абсолютной беспомощности, никто не заберет нас из ада во сне. Мы будем продолжать просыпаться в холодном поту и бросаться в объятия любимых, заранее зная, что эту боль не погасят даже они.
Ник проснулся в тот момент, когда Анна отошла в магазин. Боковым зрением я заметила небольшое движение, и сразу же побежала к нему. Его глаза были неестественно бледного цвета, но, несмотря на отразившуюся в них непомерную печаль, друг улыбнулся, как только меня увидел.
– Привет, – в уголках глаз знакомо защипало, и я, ловя воздух, беспомощно открыла рот. – Выспался?
– Не об этом ведь хочешь спросить, – Ник, будто совсем не боялся встречаться со мной взглядом, – откуда ты взялась?
– С поезда сразу к тебе, – одной дрожащей рукой я поправила его подушку, а другой взлохматила его и без того спутанные волосы. Слезы тонкими струйками катились по щекам, но мы оба делали вид, что не замечаем этого. – Твоя мама сказала, что ты хотел…
– Да, – он резко оборвал меня на полуслове, – в какой-то момент мне казалось, что я и правда хочу этого.
– Понятно, – у меня получилось уверенно кивнуть, после чего мое тело обмякло, и я упала на колени рядом с его кроватью.
– Лу! – за долю секунды Ник оказался рядом и прижал к себе мою голову. – Я испугался не меньше вашего, мне до сих пор страшно вспоминать это состояние.
– Что за состояние? – спросила я, заливаясь слезами у него на груди. Хотела быть сильной, но ничего у меня не вышло.
– Казалось, что я в ловушке, заперт в собственном сознании и вижу свое будущее, – неожиданно он тоже приглушенно всхлипнул. – И в нем все выглядело таким безнадежным…
– Это не так, – я начала так быстро мотать головой, что еще немного, и она отлетела бы в сторону, – с чего ты это взял? Это не так!
– Мне так не хотелось разочаровывать всех вас и своих зрителей.
– О чем ты говоришь? – кисти рук непроизвольно сжались в кулаки, и я, не обращая внимания на боль, отчаянно заколотила ими по его груди. – Какое тебе дело до нас и зрителей, когда речь идет о твоей жизни!
– Ты не поймешь, – Ник опустил голову, позволяя мне себя избивать, потому что в ударах моих не было силы, лишь вспышки нестерпимой обиды и боли, что потоком рвались наружу.
– Куда уж мне, – мне стало досадно от мысли, что он не верит в меня. – Разве девушка, которую лишил голоса любимый парень, девушка, которую использовала и обманула лучшая подруга, девушка, потерявшая собственное мнение в попытке угодить всем вокруг, сможет тебя понять? Из-за чужих слов я забыла, как сильно мечтала связать свою жизнь с природой. У меня все так сильно перепуталось в голове, что я перестала чувствовать себя живым человеком.
– Лу, я… – у него пропал дар речи, мы оба перестали плакать, – мы должны были поговорить.
– Да, но почему-то не сделали этого, а сейчас, – у меня не осталось сил говорить, – сейчас уже поздно. Посмотри, до чего докатились, сидим на полу в больничной палате.
– Ага, – Ник грустно ухмыльнулся, – но в конечном счете мы выйдем отсюда и пойдем дальше.
30 глава
Когда Ника забрали на обследование, я решила поехать домой, пообещав Анне вернуться ближе к вечеру и сменить ее на посту. Не знаю, зачем мы решили держать караул, но после всего случившегося это казалось единственным верным поступком. Перед тем, как пришел врач, мы с Ником успели недолго поговорить, и за это время я поняла, как сильно перед ним виновата. Ни за конкретную ошибку, а за пренебрежение им в целом. Столько лет мы были неразлучными друзьями, а потом появился Сава. Удивительно, как крупица за крупицей он отодвинул Ника на задний план, превращая его в незначительную фигуру, назойливо мельтешащую в моей жизни. Не знаю, нарочно ли, но Сава будто пытался поглотить мир вокруг меня и заполнить его собой, не оставляя даже частички воздуха, которая не пропиталась бы им. Не позволь я так пудрить себе мозги, мы с Никитой не потеряли бы связующую нас нить, и тогда бы он точно мне все рассказал.
Квартира встретила меня утренней тишиной, и после ночи, проведенной в больнице, мне хотелось как можно скорее разбавить ее самыми разными звуками. Оставив сумку в коридоре, я направилась в свою комнату, где включила колонку, стоящую на тумбе, и, подключившись к ней с телефона, воспроизвела любимый плейлист. Дом наполнился ритмичной мелодией Lea Rue «I can't say no!», и мне вдруг захотелось поверить во что-то хорошее и следовать исключительно за светом. Слабо, но все же улыбаясь, я приняла теплую ванну, а после нее, кутаясь в ярко-желтый махровый халат, залезла под одеяло и уснула, не позволяя мрачным мыслям тревожить мой сон.
Разговор с Ником помог успокоить мое встревоженное сердце. Я верила, что если понадобится, он будет принимать лекарства, начнет ходить к специалистам, что больше не посмеет сдаться и опустить руки. Оставалось только дождаться вердикта врачей, и учиться жить по-новому. Проснувшись после обеда, я заметила несколько уведомлений в телефоне о непрочитанных сообщениях и пропущенных звонках. И то, и другое было от Савы.
Сава: Привет, Лу. Ты говорила, что мы сможем встретиться, как только ты вернешься в город. Ты уже дома?
Сава: Ты не отвечаешь, потому что не хочешь со мной видеться?
Сава: Лу, я начинаю переживать. Ты в порядке?
Сава: Почему ты не отвечаешь на звонки?
Сава: Ты делаешь это специально? Хочешь заставить меня поволноваться?
Сава: Может, ты никуда и не ездила, а это просто способ вернуть меня?
Сава: Извини, я поговорил с твоей мамой, она сказала, что ты можешь спать. Прости, пожалуйста, что не подумал. Просто ответь, когда сможешь.
После всех гнусных обвинений, что я увидела на экране, мне не хотелось отвечать, и уж тем более видеться с ним. Много ли нужно обидных слов, чтобы выжечь всю любовь и превратить ее в пепел? Я думала, что лишь откровенная жестокость вызывает во мне такую сильную неприязнь. Но оказалось, что достаточно банальных букв, складывающихся в нечто бесжалостное, наполненное выставленным напоказ эгоизмом. Я не могла обвинить его в нелюбви ко мне, потому что все было ровно наоборот. Если бы умел, Сава бы выражал свои чувства иначе, но в нем самом так мало любви, что он просто не в силах ее проявить.