Стивен был странно спокоен. И, принимая душ, понял, что ощущает необычную свободу.
Кэти изменила первой, так что он может делать что хочет. Может даже, если так, решит, сказать Хэлли, что любит ее. Он, по правде говоря, сомневался, что так сделает, поскольку Хэлли, похоже, в этом смысле вообще о нем не думала. Но теперь его сдерживало только это.
Он вытерся, натянул джинсы и синюю футболку и ушел. Двадцать минут восьмого. Через десять минут Кэти могла прийти домой или не прийти. Обычно, если ее не было дома в семь тридцать пять, Стивен звонил ей на работу, чтобы спросить, как дела и обедать ли ему без нее. Но сегодня для разнообразия поинтересоваться придется ей.
Или может, не придется. Может, она даже не заметит, что он не позвонил. Или может, заметит и обрадуется. Может, она придет домой, обнаружит, что его нет, и вместо того, чтобы удивиться, где же он пропадает, сочтет это чем-то вроде дополнительного обеда.
Он съел огромный куриный стейк в «Треджилле», где целый отсек со столиком находился в единоличном его распоряжении, если не считать Дженис Джоплин, улыбающейся с плаката на стене. В дополнение к курице он съел две булочки, три куска зернового хлеба, картофельное пюре, запеченный рис с брокколи и пирог с пахтой. Он также выпил четыре темных «Шайнера» – свой личный рекорд. Стивен не был любителем пива, но ему пришло в голову, что темный «Шайнер» – официальное пиво Остина – бессмыслица, но сейчас все было бессмыслицей, – и, наверное, очень патриотично время от времени хлопнуть кружечку. Когда Стивен вразвалку отошел от столика, у него кружилась голова, он был весел и сыт. Впервые за восемь лет ему казалось, что он принадлежит этому городу.
Было без четверти девять. Спустилась ночь, на небо взошла Луна, и Стивен ждал достаточно долго. Он сказал Хэлли, что перезвонит вечером, но это будет как-то странно. Так что вместо этого он поедет на юг и ее проведает. Мужчина, выпивший четыре темных «Шайнера» с куриным стейком, поступает именно так.
Свернув на ее улицу, он увидел, что новый синий пикап «шевроле» стоит на подъездной дорожке у двухэтажного домика рядом с побитым «плимутом» Хэлли. Так что Стивен припарковал свой «эскорт» посреди улицы и какое-то время смотрел на пикап.
Что за черт.
Может, Хэлли только что его купила.
Ага.
Он услышал шум в двухэтажном доме и увидел, как из дверей выходит Томми Умерсон, или как там этого козла зовут. Хэлли шла за ним, но остановилась на пороге. Томми обернулся, и она его обняла. Шепнула что-то ему на ухо и затем поцеловала в губы слишком долгим поцелуем.
– Говнюк, – сказал Стивен, вжавшись в сиденье. – Обоссанный засранный говнюк. – И тут, пригнувшись до предела, обнаружил, что его мочевой пузырь готов разорваться.
Странным образом он вспомнил о жившем в шестнадцатом веке астрономе Тихо Браге, умершем от разрыва мочевого пузыря, и все потому, что был слишком учтив и не мог уйти с приема после прибытия королевской четы. Это, подумал Стивен, довольно глупо. С другой стороны, получить разрыв мочевого пузыря, когда припарковался у дома женщины, в которую страстно влюблен, не лишено смысла.
По крайней мере, если она с кем-то другим. Что-то в такой ситуации в любом случае должно разорваться.
Стивен все еще смотрел на дверной проем и на Хэлли, целующую мистера Умерсона. Он не мог не смотреть. Если кто-то его заметит, думал Стивен, он будет напоминать Килроя,[11] которого он рисовал на парте в начальной школе. Только нос и глаза.
Хэлли наконец прервала поцелуй и вернулась в дом закрыв за собой дверь. Мистер Умерсон пошел по тротуару мимо гаражей, но остановился у переднего бампера «шевроле».
Он смотрел через дорогу прямо на машину Стивена.
Нет: он смотрел через дорогу прямо в глаза Стивену.
– Говнюк, – повторил Стивен.
Томми Умерсон теперь шел через дорогу. Стивен подумал было газануть и рвануть отсюда, но сильно пригнулся вниз, так что колени застряли под рулем. Когда он снова сел нормально, мистер Умерсон забарабанил в окно.
– Ты, Стив? – спросил мистер Умерсон. Голос из-за стекла звучал приглушенно.
Стивен опустил окно на несколько дюймов. Теперь у него не было выбора – пришлось сделать вид, будто не происходит ничего необычного. Может, ему повезет. Может, мистер Умерсон положит пальцы на край оконного стекла – и тогда Стивен быстро стекло подымет и отрежет мистеру Умерсону пальцы.
Но мистер Умерсон сунул руки в карманы.
– Как делишки? – спросил он с самоуверенной ухмылкой.
Стивен хотел сказать: А как, блядь, по-твоему, у меня делишки, хамло навозное?
– Нормально, – сказал он вместо этого.
Мистер Умерсон посмотрел на двухэтажный домик Хэлли.
– Ты приехал к Хэлли?
Нет, подумал Стивен. Я приехал, чтобы накачать тебе задницу насосом.
Но он произнес только: «Мм-хм».
Умерсон качнул головой:
– Ладно, мне только что дали отставку. Но по крайней мере, вначале она дунула со мной косячок. Так что удачи, друг. – И зашагал прочь.
Стивен опустил окно ниже и произнес, заикаясь:
– Подождите, подождите, что вы сказали?
Умерсон остановился и посмотрел через плечо:
– Она только что меня бросила, так что путь свободен.
Что-то в тоне Морибунда рассердило Стивена. Он забыл о своем мочевом пузыре, открыл дверцу и вышел.
– Простите, – сказал он. Ему самому казалось, что голос его звучит как клинок из вороненой стали. – Я женат, и миссис Стоун – просто мой хороший друг.
Брови у мистера Умерсона поднялись. Он, похоже, развеселился.
– Ладно, – сказал он. – Очевидно, потому всякий раз, когда я тебя видел, ты и пялился на нее, как пес на свиную отбивную.
В венах Стивена закипел темный «Шайнер».
– Ты только что назвал ее куском мяса? – спросил он, подступая к Умерсону со сжатыми кулаками.
– Это была лишь метафора, – сказал Умерсон, пятясь к улице. – Я думал, ты профессор английского языка. Ты что, никогда не слышал о метафорах?
Стивен продолжал наступать.
– Говно собачье, – сказал он. – Это была не метафора, это было сравнение.
Умерсон по-прежнему пятился через дорогу.
– Я думал, что сравнение – это разновидность метафоры. Но может, я обкурился и не знаю, что несу. Господи, возьми себя в руки.
– Я возьму твою проклятую голову – вот что я возьму, – сказал Стивен. Он удивлялся и восхищался собой. Он хотел убить Томми Умерсона и был уверен, что может сделать это голыми руками или даже одной голой рукой Неудивительно, что темный «Шайнер» – такой популярный напиток в этих краях.
Умерсон вынул руки из карманов и выставил ладони будто стараясь защититься от ударов, которые Стивен собрался нанести.
– Слушай, приятель, – сказал Умерсон, – я тебя определенно чем-то достал, и я извиняюсь.
У Стивена подскочил адреналин. Умерсон его боится. Большой волосатый тяжелоатлет испугался слабосильного профессора литературы.
Круто.
– Перестань отступать, – сказал Стивен, – ты, дырявая пизда.
Умерсон так и сделал. Остановился у въезда на дорожку к дому Хэлли, прямо у задней двери «шевроле». В зрачках его глаз отражалась полная Луна.
– Мне сейчас придется спросить себя, Стив, – сказал Умерсон, – уверен ли я, что такое оскорбление стоит нарушения условий досрочного освобождения.
И именно в этот момент Стивен вспомнил, как же ему хочется писать.
– Подождите минутку, мистер Умерсон, – сказал он, расстегивая ширинку и отходя за правое заднее колесо «шевроле», – дайте я обоссу ваше гребаное подобие пикапа.
Тут все вокруг заволокло туманом, и, очнувшись, Стивен обнаружил, что сидит в траве у дороги с расстегнутыми штанами. Пикап несся по улице, и его двигатель ревел как динозавр.
Потом плеча Стивена коснулась голая нога, и Стивен узнал ее обладательницу. Хэлли.
– Забавно было, – сказала Хэлли.
Стивен взглянул на нее и спросил:
– Он меня ударил?
Хэлли удивилась:
– Нет, конечно. Томми не обидит и мухи. – Она наклонилась, взяла Стивена под мышки и помогла ему встать на ноги. – Потому что если он это сделает, то вернется в тюрягу.
Стивен теперь стоял к Хэлли так близко, что чувствовал ее дыхание на своем лице. На самом деле ее дыхание было единственным, что он был способен чувствовать. Или запах. Она пила что-то травяное. Или может, так пахли ее волосы. Что бы ни было, ему это нравилось.
– Тогда как я оказался на земле? – спросил он. Он спросил лишь потому, что боялся, что рискнет ее поцеловать, если не займет рот разговором. А потом может снова оказаться на земле.
– Сложный вопрос, – сказала Хэлли. – Я услышала, как вы ругаетесь, и потому вышла посмотреть, что происходит, – как раз в тот момент, когда ты сел в грязь. Но Томми был в добрых семи или восьми футах.
Стивен смирился. Он хотел сбежать, но, попятившись от Хэлли, понял: если в течение тридцати секундой не опорожнит мочевой пузырь, все его проблемы решатся сами собой.
– Нельзя ли мне… – начал он, желая, чтобы его сию секунду поразила молния.
– Конечно, – сказала Хэлли. – Пойдем.
Пока они шли в дом, она одной рукой обнимала его за плечи, и он хотел бы, чтобы она так не делала. К тому времени, когда он добрался до ванной, у него появилась вторая проблема, усложнявшая первую.
Тем не менее в итоге он справился. Когда он пошел к выходу, Хэлли спустилась со второго этажа и встала перед ним.
– Невероятно, – сказала она, – дети все еще спят. Твое счастье, потому что если бы Тони проснулся, я бы заставила тебя в миллионный раз читать ему «Аладдина». Больше он ничего не хочет слушать. Ни «Складку времени», ни «Мило и Волшебную Будку»,[12] только дурацкого «Аладдина». Я проклинаю Диснея и всех его приспешников, включая злую ведьму, бабушку Тони, давшую ему эту дьявольскую вещь. Как будто произведение на свет ее сына-засранца недостаточный грех для одной жизни. Хочешь кофе?