– Моя ошибка, – сказала Лили глухим голосом.
– Что? – спросил Джек. – Что может быть твоей ошибкой? Ты же богиня, помнишь?
Но его руки почувствовали ее слабость, а Джек никогда не чувствовал ничего подобного прежде. Он поразился, поняв, что сейчас он, похоже, в физическом смысле сильней ее.
– Арти и Кэти – моя ошибка, – сказала Лили. – И Кэролин и Стивен. И то, что Стивен хочет Хэлли. И ты меня возненавидишь из-за всего этого.
Джек смутился. Он знал, что Стивен без памяти влюбился в Хэлли, но остального не понимал.
– О чем ты?
Лили опять взглянула на него, но на сей раз он увидел в ее глазах лишь темноту.
– Твои друзья делают вещи, которые им не пойдут на пользу, и все это из-за меня. Поэтому ты меня возненавидишь.
Джек никогда прежде не слышал, чтобы Лили так говорила. Это было просто не в характере той богини, которую он знал. Звучало почти как… почти как будто она просто женщина, а он – просто мужчина.
При этой мысли он почувствовал то, чего никогда не чувствовал прежде. До сих пор он желал и обожал Лили. И он по-прежнему желал и обожал ее… но теперь появилось что-то другое.
Он хотел защищать ее.
Такая мысль, такое чувство посетило его впервые. Защищать богиню? От чего?
Но теперь Лили казалась другой. Она была другой.
– Послушай, – сказал он. – Во-первых, даже если у моих друзей есть проблемы, это еще не конец света. Они и раньше совали задницы в раскаленное масло и сами себя поджаривали.
Лили дрожала.
– Но не из-за меня.
– Откуда ты можешь знать, что это из-за тебя, – сказал Джек. – Люди вполне способны совершать глупости и без помощи потусторонних сил. Я хочу сказать – ты же не можешь все к черту бросить и каждую минуту следить, что они делают и почему. Сейчас они шепчут молитву Владыке Мира, а в следующую минуту рубят пальцы монахине с криком: «Скажи нам, где скрываются мятежники!» Или сейчас они уверены, что будут навеки счастливы с этим человеком, а в следующую минуту уже трахаются с тем, с кем только что познакомились в прачечной. И независимо от того, сколько столетий ты наблюдаешь нас на Земле, вряд ли даже ты можешь знать, что заставляет нас вести себя так или иначе.
– Но я знаю, – сказала Лили дрожащим голосом. – Я же богиня, Джек.
Джек коснулся ее щеки и, к своему удивлению, обнаружил, что она мокрая.
– Я знаю, кто ты, – сказал он. – Но это еще не значит, что ты не можешь быть не права.
– Нет, – сказала Лили, – именно это и значит. Я призналась тебе два месяца назад, что есть вещи, касающиеся смертных, которых я не понимаю, – но в вещах, которые я понимаю, я права всегда. – Она вздохнула. – Я думала, это просто часть моего существа. Но теперь я думаю, что это, наверное, проклятие. Поскольку, если бы я не была всегда права, я могла бы надеяться, что… что ты не возненавидишь меня.
– Теперь гляди, – сказал Джек, – я докажу, что ты не права. Потому что, даже если бы ты разрушила жизни людей, которые мне дороги, я бы никогда тебя не возненавидел. – Он сделал паузу, покачав головой. – Ты что, не понимаешь, Лили? Я до одури схожу по тебе с ума. Ты никак не можешь это изменить. Если я начал что-то большое, я не могу остановиться.
– Но ты останавливался раньше, – сказала Лили.
Джек опять слегка разозлился:
– Это неправда. Я всегда забочусь о тех, о ком начинал заботиться. Отношения могут измениться или даже закончиться, но это всегда выбор другого человека, не мой. И я все еще чувствую по отношению к нему то же самое. Я никогда не смог бы его возненавидеть.
Лили смотрела мимо него.
– Ты ненавидишь Натали, – прошептала она.
В череп Джека воткнулся ледяной прут и двинулся вниз по позвоночному столбу, замораживая его на миг, а может, и на час.
Тогда он шарахнулся от Лили и побежал к реке. Он думал лишь о том, как бы прыгнуть в воду. Он прыгнул бы так далеко, как только мог, миновал бы утес, деревья и дома богатых людей, а затем упал бы и погружался все глубже в холодную темноту Остинского озера, так глубоко, чтобы ничего не видеть, не слышать и не касаться и не беспокоиться больше ни о чем и ни о ком. Вместо этого он споткнулся о ржавый кабель на краю плато и кувырнулся с утеса, падая вниз на лесные заросли. Он понял, что сейчас умрет на острых ветках, как те пьяницы.
Но тут его что-то подхватило и понесло вперед. Он увидел в воде отражение Луны и звезд и свое белое тело, висящее в небе. По его щеке скользнуло перо, и пока он наблюдал, как оно по спирали падает в реку, он понял, что сделал глупость и что Лили его спасла. Он знал, что Лили сбросила обувь и схватила его, потому что чувствовал на правой лодыжке ее когти. Его левая нога – и все остальное – болталось в воздухе.
Теперь он дрожал, несмотря на душную техасскую ночь, и меньше всего хотел бы оказаться в воде, которая выглядела такой темной и холодной.
Он был благодарен Лили. Как никогда.
Она доставила его туда, где он начал свою вахту. Она положила его на землю мягко, но поскольку он был вверх тормашками, то все равно приземлился не слишком удачно. Джек растянулся на спине, глядя, как Лили садится на ограду.
Он удивился, увидев кристальные капли, блестевшие в углах ее глаз и на лице. Джек недавно почувствовал, что ее щека влажная, но тогда еще не понимал, что это значило.
Его богиня плакала. Из-за него.
– Прости, – сказал он, встав на колени и схватив руки Лили. – Пожалуйста, прости меня.
Лили покачала головой. Ее глянцевые волосы спутались и не обвивали ее плечи, как обычно. Джек никогда не видел ее волосы такими прежде и испугался.
– Это я должна извиняться, – сказала Лили.
Джек поцеловал ее когти и лодыжки.
– Нет, – прошептал он.
– Да, – сказала Лили, гладя его волосы.
Он посмотрел ей в лицо. Она выглядела очень печальной, и это было ужасно.
– Богиня никогда ни за что не должна извиняться, – сказал он, – потому что, почти по определению, она не может сделать ничего неправильно. Это ведь и значит быть богиней, правда?
– Раньше я так и думала, – сказала Лили, делано улыбаясь. – Пока…
Она оборвала себя, но Джек знал, что она хотела сказать: «Пока не встретила тебя».
От этого он почувствовал себя мерзким, виноватым… и сильным. Он не хотел, чтобы Лили хоть чуть-чуть горевала, но все же осознавать, что она горюет из-за него, было великолепно.
И из-за этих мыслей он ощутил себя еще более мерзким и виноватым.
Когда они с Лили впервые встретились, вся его жизнь внезапно обрела смысл. Но теперь, похоже, возвращалось прежнее ужасное смятение.
И если это произойдет, ему, наверное, опять станет на все наплевать.
Чтобы этого не случилось, он сказал Лили единственную правду – правду, которая останется правдой, что бы ни случилось с ним, или с его друзьями, или со всем остальным миром; останется правдой, сколько будет жить его мозг.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Она кивнула, всхлипнула и опять улыбнулась. Он увидел, что на сей раз по-настоящему.
– Это очень глупо с твоей стороны, – сказала Лили.
Несколько минут они оставались в таком положении – Лили на ограде, а Джек на коленях перед нею, – не говоря ничего.
Наконец Лили содрогнулась и сказала:
– Может, пойдем к тебе домой? Мне как-то больше неохота оставаться сегодня на воздухе.
– Конечно. – Джек поднялся с колен. – Я готов полететь с тобой, куда скажешь.
Лили нахмурилась:
– А не мог бы ты отвезти нас на машине? Я… просто не хотелось бы летать без нужды.
– Потому что ты теряешь перья? – спросил Джек. Лили пожала плечами, и выпало еще несколько перьев.
Джек подобрал перо. Оно было красивое и мягкое.
– Для тебя естественно время от времени линять, да?
– Не знаю, – сказала Лили, спрыгивая с ограды. – Раньше такого не случалось.
Она опять вздрогнула.
– Давай пойдем, ладно?
– Ты не хочешь надеть туфли?
– Нет. Благодаря тебе они сейчас в реке.
Джек бросил перья на землю и оделся, а потом они спустились по крутой бетонной лестнице ко входу в парк. Но едва Джек шагнул через цепь, которой перетягивали вход после закрытия парка, на его лицо упал луч фонаря.
– Оставайтесь на месте, сэр, – сказал голос за фонарем.
Джек обернулся, чтобы сказать Лили – ей стоит исчезнуть, поскольку она голая до пояса. Но она ,же так и поступила.
С улицы подошел полицейский и сказал:
– Можете переступить через цепь, сэр.
Тут Джек понял, что его левая нога осталась висеть в воздухе над цепью, когда он услышал слова: «Оставайтесь ни месте». Так что теперь он наконец перешагнул, двинулся навстречу полицейскому и обезоруживающе – как он надеялся – улыбнулся.
– Вам известно, сэр, что парк закрывается в десять часов вечере? – спросил коп.
Джек, щурясь, смотрел сквозь свет фонаря.
– Да, – сказал он, – Я потерял счет времени.
Это было правдой. Как только вставала полная Луна, он уже ни на что не обращал внимания, кроме Лили.
Вдруг что-то слетело с деревьев и пронеслось как раз над головой полицейского. С головы полицейского сдуло шляпу, и Джек ее поймал.
– Господи Иисусе пресвятая Богородица! – завопил коп, кружась на месте и обшаривая все вокруг своим фонариком. – Что за чертовщина?
Джек подошел к полицейскому и протянул ему шляпу.
– Наверное, сова, – сказал он.
Коп пошарил лучом взад и вперед, но ничего не обнаружил.
– Сова? Я никогда не видел здесь никаких сов. И к тому же совы не бывают таких жутких размеров.
Джек чуть не засмеялся. Этот парень смыслит в ночных хищных птицах, как в ядерной физике.
– Совы есть повсюду, командир, – сказал Джек. – Мы не часто их видим, потому что они активны лишь ночью. Но они большие и сильные. Больше и сильнее, чем люди думают. И они здесь всегда.
Полицейский опустил фонарь и взял свою шляпу.
– Парк закрывается в десять, – сказал он. – На этот раз я вас просто предупреждаю. Но если поймаю вас опять, вам придется заплатить немаленький штраф.