На следующее утро, когда Кристина работала в студии, а в открытые окна лился свежий ветерок, она услышала шум подъехавшего автомобиля и вскоре не без удивления увидела голубой «линкольн» Хейла.
— Привет, — закричала она из окна. — Разве твоя машина умеет прыгать как кенгуру?
Хейл вышел из машины с выражением легкого удивления на лице.
— Что ты имеешь в виду?
— Я подумала, что она перепрыгнула через цепь для того, чтобы избавить своего изнеженного хозяина от ходьбы.
Он засмеялся.
— А, ты об этом. Но, боюсь, что в этом нет никакой экзотики. Я остановился у заставы и поговорил с твоими друзьями Хокинсами. Они сказали, что я могу попросить лесничего. Я так и сделал, и он разрешил мне проехать.
Кристина облокотилась на подоконник, понимая, что проиграла этот раунд.
— Ну, и что ты думаешь о нашем доблестном защитнике пустынь? — спросила она, чувствуя при этом легкие угрызения совести. Барт Девлин уже показал ей, что он гораздо более сложный человек.
— Очень доблестный, — сухо ответил Хейл, — и очень скрупулезный. У меня сложилось такое впечатление, что он не пропустил бы меня, если бы не узнал машину, — он сказал, что видел ее здесь прошлой ночью. Неужели одной сторожевой собаки тебе недостаточно?
— Этот пес стережет не меня, а девственную флору, фауну и геологию.
— Понимаю, — он из тех людей, которые любят в одиночестве скакать на закат верхом на любимом коне.
Кристине показалось смешным чувствовать себя оскорбленной за Барта: разве она сама совсем недавно не думала о нем точно так же? И все же…
— Итак, — продолжал Хейл, — сколь ни очаровательна эта сцена из «Ромео и Джульетты», но собираешься ли ты пригласить меня в дом?
Она улыбнулась; Хейла было трудно сбить с толку. Он всегда действовал настойчиво и привык добиваться своего.
— Дверь не заперта, — сказала она и побежала вниз.
Встревоженный и ощетинившийся Горнист, тершийся у ее ног, тихо зарычал и побрел в гостиную. Хейл вошел, и она вытолкнула собаку на улицу. Они настороженно посмотрели друг на друга. Горнист в это время сильно ударил всем своим телом по двери.
Кристина хотела предложить ему сесть в кресло, но Хейл положил ей руки на плечи и посмотрел прямо в глаза. Затем медленно коснулся ее губ своими, нежно лаская пальцами уши, шею и спину под тонкой блузкой. Ее плоть задрожала от уже забытых прикосновений мужчины, становящихся все более уверенными и быстрыми. Его губы стали горячими и жадными, в какое-то мгновение страсть захватила ее, и она ответила.
Но затем, при вспышке непонятной паники, она внутренне сжалась и застыла в его объятиях. Он обнимал ее еще несколько мгновений, но потом отпустил, глядя на нее влажными, изголодавшимися и неудовлетворенными глазами. Он почти до боли сжимал ее руку и продолжал нежно гладить ее по щеке.
— А ты расцвела этим утром, Тина… расцвела и готова отбросить свой покров ложной скромности, который носила так долго. Я всегда был уверен в том, что в тебе есть буйство, которое только и ждет освобождения, и что я буду именно тем человеком, который раскрепостит тебя… Он попытался снова привлечь ее к себе, но она вырвалась из его объятий. Немного придя в себя, произнесла как можно более спокойно:
— Хочешь кофе, Хейл?
— Ты же прекрасно знаешь, что я не хочу кофе, Тина. Я хочу тебя.
Все еще волнуясь, чувствуя себя неловко и неуверенно, она ничего не ответила, пошла на кухню и щедро насыпала кофе в старую кофеварку. Получилось черное крепкое варево, призванное вернуть ей хоть толику здравого смысла. Хейл подошел и обнял сзади за талию.
— Существует множество удовольствий, Тина, которые ты никогда еще не испытывала. Так много прелестей, которые можно увидеть, ощутить, попробовать… целый мир, волнующий, необычный, манящий…
Его слова будили ее воображение, образы, которые он рисовал, увлекали. Она готова была схватиться за любую соломинку, чтобы не утонуть в этом пьянящем водовороте, и первое, что подсказал ей инстинкт, — это сопротивление.
— Некому будет позаботиться о Горнисте…
Хейл, как безумный, провел рукой по своим волосам.
— О Боже! — он быстро пришел в себя и переключился на обычный терпеливый и рассудительный тон. — Пока оставим пса у кого-нибудь, а потом заберем его, если он для тебя так много значит.
Кристина стояла и смотрела в окно на холмы, где она с Бартом нашла череп Бегли, ощущая в себе странную пустоту. На кухне все более настойчиво звучала дробь зерен в кофеварке: «Пока, пока, пока…» У нее было некое иррациональное чувство, что за настойчивостью Хейла что-то кроется. О да, вполне возможно, он жаждет ее; возможно, он ищет стабильности, которую она для него олицетворяет… но к чему после столь долгого времени это давление, эта поспешность? Она не успела ответить себе на эти вопросы, как заметила, что Хейл достает с полки чашки. Он уже пригладил свои взлохмаченные волосы, лицо его было спокойно. В ответ на ее взгляд он довольно беззаботно произнес:
— Если путь к твоей благосклонности лежит через домашнее хозяйство, то хочу показать, что я не полный профан в этом вопросе, впрочем, я только учусь.
Она выдавила из себя улыбку.
— О, Хейл… — она нашла поднос, а он поставил на него чашки и блюдца. — Глупо сидеть дома в такой хороший день. Пойдем на веранду, на воздух.
— Должен заметить, что это несколько необычно — не видеть воздуха, которым дышишь, — сказал он, беря в руки чашку кофе. Затем внимательно посмотрел на Кристину. — И еще я должен заметить, что этот факт чрезвычайно благотворно на тебе отразился. Я никогда еще не видел тебя такой свежей и энергичной.
— Когда ты в последний раз видел меня, я была не в самой лучшей форме. Любое другое состояние по сравнению с тем можно назвать улучшением.
— Да, ты была мало на себя похожа. Мне пришлось напоминать себе, что то маленькое, хрупкое привидение было Тиной Вилз.
«Что, без сомнения, должно говорить мне о том, как он был тогда со мной мягок и сдержан», — подумала она, но эта мысль очень быстро утонула в смущении от своей неблагодарности.
— Этот твой нежный солнечный загар ароматен, как зрелый абрикос, — продолжал Хейл и посмотрел на ее блузку. — Зеленый цвет тебе идет, но белый подошел бы больше. Белый и немножко зеленого, что-нибудь длинное, свободное, но очень простое и, конечно, серебряные украшения с жадеитом.
— Это так бы подошло для этих мест, — холодно перебила его Кристина.
— Я и не говорю, что все это следует носить именно здесь, — он поднял брови. — Знаешь, а мне очень понравилось, что ты захотела тогда именно жадеит. Я знал, как он тебе пойдет. Дэвид боялся, что ему не хватит денег, но он оказал мне некоторые услуги, когда устанавливал компьютерную систему, поэтому я взял номинальную цену. Он должен был быть у тебя. И, знаешь, когда я вижу его на тебе, мне кажется, что мои руки касаются твоих пальцев, твоих ушей, твоей шеи. Ты когда-нибудь ощущала это, Тина?
Она резко покачала головой, чувствуя, что ей отвратительна даже мысль об этом. И что он зациклился на жадеите? Может, это он следил в ресторане у Мигуэля? Она решила сменить тему разговора и сказала, указав вдаль:
— Смотри, как те цветы ловят солнце. Их лепестки как будто объяты пламенем.
Хейл нехотя взглянул на них, а затем снова повернулся к Кристине.
— А тебе явно пришелся по душе этот край, не так ли? У меня нет никаких возражений против того, чтобы проводить отпуск где-нибудь в пустыне. Кстати, я подумываю об открытии филиала в Палм-Спрингс.
— В пустыне находится мой дом, — заметила она раздраженно. — И мне наплевать на Палм-Спрингс.
Хейл заметил, что она разозлилась, поставил чашку на стол и, подойдя к Кристине, погладил ее по волосам. Его прикосновение, теплые лучи солнца и запахи весны кружили ей голову.
— Я не говорил, что наш дом обязательно должен быть в Палм-Спрингс, — прошептал он, проводя ладонью по ее подбородку и приподнимая ее лицо. — Где ты захочешь, Тина… где ты захочешь… и даже больше…
Она посмотрела в его зовущие глаза. Как было бы просто отдать себя на волю этого влечения, избавиться от мелочной экономии и надоедливых счетов, одеваться в белое и носить жадеит, топазы и золото, испытывать всевозможные наслаждения до тех пор, пока они не насытят…
— Прошу прощения за вмешательство, — раздался резкий и чистый голос.
Кристина повернулась в кресле и увидела Барта Девлина, спокойно стоящего у веранды. Хейл медленно выпрямился, продолжая покровительственно держать руку на ее плече.
— Значит, мы снова встретились, лесничий, — процедил он.
Удивление Кристины сменилось любопытством, с которым она рассматривала двух мужчин: Барт, гордый, суровый, прямолинейный в своей зеленой униформе, носимой им с гордостью, как символ доблести; безупречно одетый Хейл, прямо-таки излучающий изысканность и слегка надменное превосходство. Они смотрели друг на друга, как волки, решившие драться за свою территорию.
— Чем мы можем вам помочь? — спросил Хейл, не дав Кристине и рта открыть.
— Я бы хотел поговорить с миссис Вилз, если вы не возражаете.
Хейл продолжал стоять, держа руку на плече Кристины.
— Конечно. Говорите прямо сейчас.
Барт посмотрел на него в упор и твердо ответил:
— Наедине.
Кристина быстро поднялась и слегка коснулась руки Хейла.
— Небольшая пешая прогулка тебе не повредит, Хейл.
Он пожал плечами и отошел, правда, стараясь не терять их из виду.
— Мы не слышали, как вы подъехали, — сказала Кристина.
— Я оставил машину чуть дальше на дороге. Пытался оценить уровень популяции черепах. Множество из них обитает по берегам оврага, знаете ли, и я решил зайти… просто, я хотел спросить вас…
— Да? — сказала Кристина, помогая ему.
Он выпрямился.
— Ну, во-первых, я хотел чтобы вы знали: главный смотритель согласился с тем, что череп скорее всего принадлежит Бегли. Вместе с управлением шерифа они хотят организовать тщательное расследование этого дела. Возможно, на следующей неделе. Мне кажется, по прошествии трех лет несколько дней не имеют большого значения. И еще я хотел узнать, не встречали ли вы этим утром Альварадо и наблюдателей за сусликами.