— Ш-ш-ш!
Тадео и Кенни тоже зажали уши руками. Павел и Ефим терпели, напустив на лица мученическую мину. Единственной, кто не обращал на детский крик никакого внимания, была Хелен, неотрывно смотревшая на DVD-плееры и айподы.
— Пустышка? — спросил я у Аманды.
— В правом кармане, — ответила она.
Я поднес руку к ее правому карману и взглянул на Ефима:
— Можно?
— Черт, друг, ты еще спрашиваешь!
Я залез Аманде в карман и вытащил пустышку.
— Ш-ш-ш! — Виолета теперь почти орала.
Я снял пластиковую крышку с пустышки. От движения ладонь обожгло болью. Глаза заслезились. Но я вытянул руку и сунул пустышку младенцу в рот.
В комнате стало тихо. Клер сосала пустышку.
— Вот так лучше, — сказал Кирилл.
Виолета провела ладонями по щекам.
— Ты ее избаловала.
— Прошу прощения? — не поняла Аманда.
— Ты ее избаловала. Вот почему она так орет. Я ее быстро отучу.
Аманда сказала:
— Ей четыре недели от роду, ты, коза безмозглая.
— Не выражайся при ребенке, — напомнил я ей.
Она посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был живым и теплым.
— Извини.
— Как ты меня назвала? — Виолета посмотрела на мужа. — Слышал?
Кирилл зевнул в кулак.
Виолета подошла вплотную к Аманде и уставилась на нее своими безумными глазами.
— Отпилите их, — сказала она.
— Что? — спросил Ефим.
— Отпилите наручники.
— Эти наручники нельзя отпилить, — сказал Ефим. — Если только расплавить…
Кирилл прикурил сигарету от окурка предыдущей и сощурился от дыма.
— Тогда плавьте.
— Ребенка обожжем.
Виолета сказала:
— Не обожжете. Если ей руки отрубить.
Ефим сказал:
— Миссис Борзакова?
Виолета не сводила глаз с Аманды. Они стояли так близко друг к другу, что почти касались носами.
— Сначала мы ее застрелим. Потом отрубим ей руки. Потом придумаем, как снять наручники с бамбины. — Она посмотрела на мужа: — Так?
Кирилл смотрел в телевизор.
— Что?
— Escuche! Escuche![6] — Виолета хлопнула себя по груди. — Я здесь, Кирилл! — Она хлопнула себя по груди сильнее. — Я существую! — Еще один хлопок. — Я — в твоей жизни!
— Да-да, — сказал он. — Чего тебе?
— Застрелим девчонку и отрубим ей руки.
— Хорошо, дорогая. — Кирилл махнул в конец трейлера. — Только не здесь. Идите в спальню.
Ефим потянулся к Аманде. Та даже глазом не моргнула.
— Позволь мне, — сказала Виолета.
Ефим вскинул брови:
— Что?
— Я хочу сама ее шлепнуть, — не сводя глаз с лица Аманды, сказала Виолета. — Она хочет, чтобы это сделала женщина. Я точно знаю.
— Пусть делает, — сказал Кирилл Ефиму и устало махнул рукой.
За все время, что обсуждался способ ее убийства, Аманда не издала ни звука. Она не побледнела. Ее не била дрожь. Она не мигая смотрела на них.
Хелен сказала:
— Погодите-ка! Что это вы задумали?
Сумочка Хелен по-прежнему стояла возле ее ног. Они ее не обыскивали. Значит, мой пистолет все еще лежал в ней. Меня от Хелен отделяло примерно четыре шага. Достать пистолет, снять с предохранителя, навести на цель. Я прикинул, что даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, прежде чем я успею вытащить пистолет из сумочки, Павел с Ефимом всадят в меня две дюжины пуль.
Я остался стоять где стоял.
— Что вы задумали? — повторила свой вопрос Хелен, но ее никто не слушал.
Виолета поцеловала Аманду в щеку и погладила Клер по голове.
— Миссис Борзакова? — спросил Ефим. — Вы когда-нибудь раньше стреляли из такого пистолета?
Виолета подошла к Ефиму:
— Из какого пистолета?
— Из этого. Автоматический. Сорокового калибра.
— Я предпочитаю револьверы.
— У меня сейчас револьвера нет.
— Ладно. — Она вздохнула и отбросила волосы с плеч. — Покажи-ка пистолет.
Ефим вложил пистолет Виолете в руку и показал, где предохранитель.
— Его чуть-чуть ведет налево, — пояснил он. — И грохоту в таком пространстве будет много.
Хелен сказала Кенни:
— Ты обещал, что никто не пострадает.
Кенни обратился к Кириллу:
— Да, мистер Борзаков! Мы с вами вроде как договаривались.
— Я с тобой ни о чем не договаривался. — Кирилл махнул рукой: — Павел!
Павел навел пистолет Макарова на Хелен и Кенни:
— Кирилл, их тоже в спальню?
— Да, — сказал Кирилл. — А что с другой девчонкой?
Павел указал на младенца:
— В смысле с матерью?
— Ага.
— С ней никаких проблем, босс. Она в гостиной. Спартак с ней разберется, как только я ему скажу.
— Ну хорошо, хорошо.
Ефим закончил показывать Виолете, как пользоваться пистолетом.
— Теперь понимаете?
— Понимаю.
— Вы уверены, миссис Борзакова?
Она выпустила пистолет.
— Уверена, уверена. Ефим, ты что, думаешь, я полная дура?
— Да, немножко. — Ефим поднял ствол и нажал на спусковой крючок. Пуля вошла Виолете под подбородок и вышла из макушки вместе с ударившим в потолок фонтаном крови и костей. Кепка улетела за диван. Виолета шатнулась налево, направо, упала на диван и соскользнула на пол.
Кирилл начал подниматься с дивана, но Ефим выстрелил ему в живот. Кирилл издал звук, который мне уже приходилось однажды слышать, — это было, когда собаку сбила машина.
Из-за занавески показался Спартак с револьвером в руке. Павел выстрелил ему в висок. Спартак сделал еще полшага, а потом упал навзничь у моих ног, раскрыв рот и хрипя. С зеркальной стены стекали розовые ошметки.
Через несколько секунд хрип прекратился.
Павел направил ствол Кенни в грудь.
— Погоди, — сказал Кенни. — Постой.
Павел взглянул на Ефима. Тот перевел взгляд на Аманду, потом снова посмотрел на Павла и один раз моргнул.
Павел пустил пулю Кенни в грудь. Кенни дернулся, как будто через его тело пропустили ток.
Хелен закричала.
Тадео сидел зажмурив глаза и повторял:
— Нет, нет, нет, нет!
Кенни поднял руку. В его глазах стоял дикий ужас. Павел сделал шаг вперед и выстрелил Кенни в лоб. Кенни замер.
Хелен свернулась на диване в позе зародыша и беззвучно кричала. Рот у нее был открыт, с подбородка капала слюна, но никаких звуков из ее груди не вырывалось. Она смотрела на тело Кенни, лежавшее рядом со Спартаком. Павел навел на нее пистолет, но на спусковой крючок не нажал. Тадео сполз с дивана, встал на колени и начал молиться.
Кирилл скреб руками по дивану, словно в темноте пытался найти пульт. Из его горла вырывался хрип. Кровь залила его белый пиджак и бежевые брюки. Он хватал ртом воздух, глядя в потолок. Ефим, встав на диване на одно колено, прижал ствол «Спрингфилда» Кириллу к груди.
— Ты мне был как отец, но ты нас опозорил. Слишком много кокса. Слишком много водки.
Кирилл прохрипел:
— Кто с тобой будет работать, если ты убил своего пахана? Кто тебе поверит?
Ефим улыбнулся:
— Я у всех спросил разрешения. У чеченцев, у грузин. Даже у этого сумасшедшего москвича с Брайтон-Бич. У того самого, про которого ты говорил, что он никогда не сможет всем рулить. Но именно он всем сейчас и рулит. Он согласился, что тебе пора.
Кирилл прижал обе руки к ране в животе и выгнулся от боли.
Ефим стиснул зубы и сжал губы.
— Слушай, Ефим, я…
Ефим дважды выстрелил. Глаза Кирилла закатились. Он выдохнул. Из его груди вырвался неправдоподобно высокий звук. Зрачков видно не было, на лице светились одни белки. Ефим отошел в сторону. Изо рта у Кирилла и из дыры в груди вылетело по облачку дыма.
Ефим подошел к Аманде.
— Оставить твою мать в живых?
— О боже, — проверещала с дивана Хелен.
Аманда смерила Хелен долгим взглядом.
— Да, наверное. Только не называй ее моей матерью.
— А что насчет этого мелкого испанца?
— Он, подозреваю, сейчас будет искать, на кого работать.
— Эй, мелкий, — сказал Ефим. — Тебе работа нужна?
— Не, — сказал Тадео. — Хватит с меня всего этого дерьма. Я лучше буду работать на своего дядю.
— А что твой дядя делает?
Акцент Тадео внезапно улетучился.
— Страховки продает, типа того.
Ефим улыбнулся:
— Работа хуже нашей. Павел?
Павел засмеялся. Смех у него оказался неожиданно высокий, больше похожий на хихиканье.
— Ладно, мелкий. Торгуй своими страховками. Думаю, хватит на сегодня мокрухи. Павел?
Павел кивнул:
— Черт, у меня в ушах звенит.
Ефим посмотрел на потолок.
— Говенно они собраны, эти трейлеры. Слишком много жести. Бум-бум! Павел, я теперь главный. Типа царя. Никаких больше трейлеров.
— Джордж Клуни — не царь, — сказал Павел.
Ефим хлопнул в ладоши.
— Ха! Это ты верно заметил. Ну этого Джорджа Клуни в жопу, а? Может, когда-нибудь он сыграет царя. Но никогда не будет царем, как Ефим.
— Точно, босс.
Ефим полез в карман куртки и вытащил маленький черный ключик. Подошел к Аманде и сказал:
— Давай сюда руки.
Аманда повиновалась.
Ефим расстегнул правый наручник на запястье Аманды, затем на запястье младенца.
— Ни фига себе! Она дрыхнет!
— Громкие звуки ей не мешают, — сказала Аманда. — Честное слово, с этим ребенком каждый день сюрпризы.
— Можешь мне не рассказывать. — Ефим снял наручники с левого запястья Аманды и Клер. — Ты ее держишь?
— Держу.
— Держи крепче.
— Да держу я ее. Ефим, она в «кенгуру».
— Точно. Я забыл.
Ефим взял наручники за край и стащил их с Аманды и ребенка.
Аманда потерла запястье и осмотрелась.
— Ну?..
Ефим протянул ей руку:
— Приятно иметь с вами дело, мисс Аманда.
— Ефим, ты и сам не промах. — Она пожала его руку. — Ах да. Крест у Хелен в сумочке.
Ефим щелкнул пальцами. Павел кинул ему сумочку. Ефим вытащил крест и улыбнулся:
— Двести лет назад, до того, как мы оказались в Мордовии, мой род жил в Киеве. — Он поднял брови. — Правда. Мой отец рассказывал мне, что мы — потомки самого князя Ярослава. Так что это, брат, семейная реликвия.