Начал он с применения обычных методов: попробовал пару прорицаний, произвел поиск в стандартных указателях, симфониях, справочниках и формулярах, вызвал демона, демонстрировавшего ранее полезную осведомленность. Все это не привело к успеху. Ховард не нашел никаких непосредственных указаний на какие-либо циклы за пределами пурпурного; демон отказался даже высказывать догадки по этому поводу.
Первая неудача нисколько не обескуражила Ховарда – напротив, его интерес только обострился. Он перечитал дневник двоюродного деда, сосредоточив внимание на наблюдениях, служивших обоснованием существования пурпурной магии – руководствуясь тем соображением, что Макинтайр, в поисках знаний, выходивших за пределы пурпурной сферы, вполне мог применять методы, позволившие ему достигнуть своей цели раньше. Пропитывая страницы протравами и рассматривая их под ультрафиолетовыми лампами, Ховард Фэйр смог разобрать несколько сделанных Макинтайром пометок, впоследствии стертых.
Ховард охватило сильнейшее возбуждение. Пометки подтвердили, что он был на правильном пути; кроме того, в них упоминались несколько тупиковых направлений, что позволило Ховарду сэкономить время. Исследования продвигались настолько успешно, что не прошла и неделя, как Фэйру удалось вызвать призрака из зеленой сферы. Призрак явился в обличии человека с зелеными стеклянными глазами и с пучком эвкалиптовых листьев вместо волос. Он приветствовал Ховарда вежливо, но с прохладцей, отказался присесть и проигнорировал предложенную Ховардом чашку кофе. Побродив по комнатам и полюбовавшись, с насмешливо-пренебрежительным видом, принадлежавшими Ховарду книгами и редкостями, он согласился ответить на несколько вопросов.
Ховард Фэйр спросил призрака, не возражает ли тот против использования магнитофона – призрак не возражал, и Ховард включил записывающее устройство. (Впоследствии, попытавшись прослушать запись, он не смог различить ни звука.)
«Какие магические сферы существуют за пределами зеленой?» – поинтересовался Ховард.
«Не могу точно сказать, – отозвался призрак, – потому что не располагаю достаточными сведениями. Есть как минимум две другие сферы – мы называем их „сырыжей“ и „блёлтой“. Скорее всего, существуют и другие».
Ховард подвинул микрофон поближе к источнику голоса, исходившего со стороны призрака. «Какова сфера зеленой магии? На что она похожа в материальном мире?»
Призрак задумался. По лицу привидения пробегали расплывчатые радужные пленки, отражавшие ход его мыслей: «Не совсем понимаю, чтó именно вы имеете в виду, когда говорите о „материальном“ мире. Кроме того, восприятие сходства субъективно и может быстро изменяться со временем».
«Меня вполне устроит, – поспешно отозвался Ховард Фэйр, – если вы расскажете о зеленой сфере своими словами».
«Что ж… В нашей сфере четыре разных региона. Два из них проистекают из фундаментальной структуры Вселенной и, таким образом, преобладают над другими. Первая область сжата таким образом, что в ней образуется узкая перемычка, но в ней содержатся обширные бассейны крапчатости, которыми мы пользуемся в качестве пунктов хаотизации. Мы пересадили плауны с Земли девонского периода и несколько ледяных огней с Погибели. Он вьются среди прутьев, которые у нас называют „дьяволовой шерстью“…» – призрак продолжал в течение нескольких минут, но значение его слов почти полностью ускользало от Ховарда. Возникало впечатление, что ответ на вопрос, с помощью которого он надеялся разговорить привидение, мог свести на нет все интервью.
Ховард подал призраку другую идею: «Можем ли мы свободно манипулировать материальными явлениями на Земле?»
По-видимому, призрака позабавили его слова: «Насколько я понимаю, вы ссылаетесь на различные аспекты пространства, времени, массы, энергии, жизни, мышления и памяти».
«Совершенно верно».
Призрак поднял зеленые брови, напоминавшие кончики кукурузных початков: «Я мог бы с таким же успехом спросить, можете ли вы разбить яйцо ударом дубины? Никакого более серьезного ответа такой вопрос не заслуживает».
Ховард ожидал, что ему пришлось бы в какой-то мере иметь дело со снисходительным нетерпением, и реакция привидения его не смутила: «Как я мог бы научиться соответствующим методам?»
«Как обычно: посредством прилежных занятий».
«Да, разумеется – но где я мог бы учиться, и кто мог бы меня научить?»
Призрак отозвался беззаботным жестом – кончики его пальцев испустили в воздух завихряющиеся струйки зеленого дыма: «Я мог бы организовать такое обучение, но, так как я не испытываю к вам никакой особенной враждебности, ничего подобного я делать не буду. А теперь мне пора удалиться».
«Куда вы направляетесь? – спросил Ховард Фэйр, мучимый жаждой познания неведомого. – Не могу ли я вас сопровождать?»
Завернув плечи в покрывало ярко-зеленой пыли, призрак покачал головой: «Вы почувствовали бы себя исключительно неудобно».
«Другие люди занимались исследованиями магических миров!»
«Верно. Ваш дядюшка Джералд Макинтайр, в частности».
«Джералд научился зеленой магии?»
«В меру своих способностей. Полученные знания не доставили ему удовольствия. Для вас было бы полезно учесть его опыт и сдерживать свои амбиции». Привидение отвернулось и стало удаляться.
Ховард наблюдал за его перемещением. Призрак действительно удалялся в пространственной перспективе, но при этом не приближался к стене кабинета Ховарда. На расстоянии примерно пятидесяти метров – судя по уменьшению его размеров – призрак обернулся, как если бы проверяя, не следует ли за ним Ховард Фэйр, после чего сделал шаг под каким-то другим углом и пропал.
Первым побуждением Ховарда было последовать совету призрака и ограничить масштаб своих изысканий. Он мастерски владел приемами белой магии и многому научился в том, что относилось к черным чарам – время от времени Ховард вызывал демона, чтобы оживить собрание гостей, угрожавшее стать занудным – хотя никак нельзя было утверждать, что он постиг все тайны пурпурной магии, то есть сферы воплощенных символов.
Ховард Фэйр мог бы отказаться от исследования зеленой сферы, если бы не три обстоятельства.
Первым обстоятельством была его реальная внешность. Ховард Фэйр был человек ниже среднего роста, смуглый, с редкими черными волосами, шишковатым носом и маленьким пухлым ртом. Он не особенно стыдился своей наружности, но осознавал, что она нуждалась в улучшениях. Воображение рисовало ему идеализированное представление о себе: представительного мужчину сантиметров на пятнадцать выше, с тонким прямым носом и светлой кожей без присущего ей теперь грязноватого оттенка. В таком впечатляющем обличии его все еще можно было бы распознать как Ховарда Фэйра. Он хотел, чтобы его любили женщины, но в этом отношении решил не прибегать в дальнейшем к вмешательству волшебства. Неоднократно он завлекал в постель красавиц с влажными алыми губами и сверкающими глазами, но их соблазняла скорее пурпурная магия, нежели Ховард Фэйр собственной персоной, и такие победы не приносили ему достаточного удовлетворения.
Таково было первое обстоятельство, в связи с которым Ховард надеялся овладеть искусством зеленой магии; второе заключалось в том, что он страстно стремился к продлению жизни – по возможности, к бессмертию. Третьим фактором была просто-напросто жажда знаний.
Конечно же, факт смерти Джералда Макинтайра, его исчезновения, его растворения в воздухе – что бы с ним ни случилось – служил поводом для беспокойства. Если Джералд достиг столь желанной цели, почему он сразу после этого умер? Была ли «неизреченная награда» настолько чудесной, настольно восхитительной, что ум старого чародея не справился с обладанием ею? (В таком случае, впрочем, «награду» вряд ли можно было назвать наградой.)
Ховард не сумел сдержаться и мало-помалу вернулся к изучению зеленой магии. Вместо того, чтобы снова вызывать призрака, беззастенчиво проявлявшего к собеседнику презрение, раздражавшее Ховарда, он решил почерпнуть информацию косвенным методом, применяя самые передовые концепции технологии и кабалистики.
Он приобрел переносной телевизионный передатчик и погрузил его, вместе с приемником, в кузов своего грузовичка. Поздним вечером в понедельник, в начале мая, он подъехал к далекому заброшенному кладбищу среди лесистых холмов и там, при свете восходящей Луны, закопал телевизионную камеру в глинистом кладбищенском грунте так, чтобы из земли выступал только объектив. Пользуясь заостренной веткой ольхи, он начертал на земле чудовищный контур. Объектив телекамеры при этом служил одним глазом, воткнутая горлышком в землю бутылка из-под пива – другим.
Глубокой ночью, во тьме, когда Луна скрылась за пеленой бледного облака, Ховард выковырял слово на темном лбу силуэта, после чего, отступив на несколько шагов, произнес оживляющее заклинание.
Земля вздрогнула и застонала – заслоняя звезды, из нее поднялся на ноги голем. Стеклянные глаза уставились сверху на Ховарда, защищенного начерченным пятиугольником.
«Говори! – воззвал Ховард Фэйр. – Энтерестес, акмаи Адонаи бидемгир! Элохим, па рахулли! Энтерестес, ХВОЙ! Говори!»
«Верни меня в землю! Пусть глина моего тела снова сольется с молчаливой глиной, из которой ты меня пробудил!»
«Сначала ты должен мне услужить».
Голем сделал шаг вперед, чтобы раздавить Ховарда, но остановился, испуганный охранными чарами: «Если у меня нет другого выбора, я услужу тебе».
Ховард Фэйр смело вышел из пятиугольника на дорогу и размотал сорокаметровую зеленую ленту так, чтобы она образовала длинную узкую римскую цифру «V». «Ступай в мир зеленой магии! – приказал он чудовищу. – Ленты протянутся на сорок миль – дойди до конца, развернись, иди назад и упади на спину, чтобы тебя поглотила земля, из которой ты восстал!»
Гоблин повернулся и побрел между зелеными лентами цифры «V»; с него сыпались комья грязи, почва содрогалась под его ступнями. Ховард Фэйр провожал глазами широкоплечую кривоногую фигуру – она удалялась и уменьшалась, не доходя до острого угла цифры «V». Вернувшись к грузовичку, Ховард включил телевизионный передатчик в глазу голема и приник к экрану приемника, завороженный фантастическими видами царст