«Странно! – отозвался Дюрэй. – В высшей степени странно. Не понимаю, чтó происходит. А ты?»
«Нет… не совсем».
Дюрэю показалось, что он уловил в голосе Боба необычный оттенок. Он сосредоточился, прищурился: «Переход из моей машины закрыт. Переход из школы, где учатся девочки, закрыт. Теперь ты мне говоришь, что переход в центре города тоже закрыт».
Боб Робертсон ухмыльнулся: «Довольно-таки прямолинейный намек, я бы сказал. Вы с Элизабет поссорились?»
«Нет».
Боб погладил аристократический подбородок: «Тайна! Вероятно, всему этому найдется какое-нибудь очевидное объяснение».
«Или какое-нибудь неочевидное объяснение».
«Верно. В наши дни возможны самые невероятные вещи. Кстати, завтра вечером – „попойка чудаков“. Надеюсь, вы с Элизабет к нам заглянете».
«Насколько я помню, – ответил Дюрэй, – я уже отклонил твое приглашение». Боб называл «чудаками» группу свои закадычных друзей. Дюрэй подозревал, что их развлечения носили не слишком целомудренный характер. «Прошу прощения, – прибавил Дюрэй, – мне нужно найти открытый переход. Иначе Элизабет и дети окажутся взаперти».
«Навести Алана, – посоветовал Боб. – У него в хранилище – твой первоначальный переход».
Дюрэй угрюмо кивнул: «Не хотел бы его беспокоить, но другого варианта у меня нет».
«Расскажи мне потом, чтó случилось, – сказал Боб Робертсон. – И, если тебе больше нечего будет делать, не забудь, что завтра вечером – „попойка чудаков“. Я упомянул об этом в разговоре с Элизабет, она обещала придти».
«Неужели? И когда ты с ней успел поговорить?»
«Вчера или позавчера, точно не помню. И не надо строить по этому поводу такую чертовски мрачную рожу, дружище».
«У меня возникает подозрение, что между твоим приглашением и закрытыми переходами есть какая-то связь. Мне хорошо известно, что Элизабет не любит посещать твои вечеринки».
Боб Робертсон беззаботно рассмеялся: «Подумай своей головой! Произошли два события. Я пригласил тебя и твою жену на „попойку чудаков“. Это первое событие. Твои переходы закрылись – это второе событие. Посредством какого-то нелепого умозаключения ты связываешь эти события и во всем обвиняешь меня. Разве это справедливо?»
«Ты называешь это „нелепым умозаключением“, – отозвался Дюрэй. – Я называю это интуицией».
Боб снова рассмеялся: «Тебе придется найти более надежное обоснование для своих подозрений, нежели интуиция. Поговори с Аланом – и, если по какой-нибудь причине он не сможет тебе помочь, приходи на „попойку чудаков“. Мы вместе раскинем мозгами и либо решим твою проблему, либо придумаем какие-нибудь новые проблемы получше». Он весело кивнул, и перед тем, как Дюрэй успел разразиться возмущенными упреками, экран погас.
Дюрэй стоял и мрачно смотрел на потухший экран, будучи уверен в том, что Боб Робертсон знал гораздо больше о закрытых переходах, чем считал нужным сообщить. Дюрэй отошел в сторону и присел на скамью… Если Элизабет преградила ему путь в Домашний мир, для этого должна была быть какая-то убедительная причина. Но даже если бы она хотела полностью и надолго изолировать себя от Земли, она оставила бы открытым хотя бы один переход – и таким переходом мог быть только первоначальный, находившийся в хранилище Алана Робертсона.
Дюрэй поднялся на ноги – с некоторым трудом – и несколько минут стоял, опустив плечи и голову. Угрюмо хмыкнув, он вернулся в телефонную будку и позвонил по номеру, известному не более чем дюжине людей.
Экран засветился, но оставался пустым, пока человек на другом конце линии связи изучал внешность Дюрэя. Затем на экране появилось продолговатое бледное лицо с внимательными, но безучастными бледно-голубыми глазами.
«Привет, Эрнест! – сказал Дюрэй. – Алан очень занят?»
«Не думаю, что он занят чем-то особенным – просто отдыхает», – Эрнест многозначительно подчеркнул последние два слова.
«У меня возникли кое-какие проблемы, – объяснил Дюрэй. – Как было бы лучше всего с ним связаться?»
«Лучше заходи к нам, сюда. Код изменился. Теперь это три буквы – „MHF“».
«Я прибуду через несколько минут».
Вернувшись к пересадочной станции «Калифорния» на Утилисе, Дюрэй прошел в боковое помещение, вдоль стен которого выстроились частные стенные шкафы, пронумерованные и обозначенные различными символами, именами и цветными флажками – или вообще никак не обозначенные. Дюрэй подошел к шкафу №122 и, не обращая внимания на замочную скважину, набрал с помощью кнопочной панели буквы «MHF». Дверь открылась; Дюрэй зашел в шкаф, и переход перенес его в штаб-квартиру Алана Робертсона в верховьях Сьерра-Невады.
IV
Из «Воспоминаний и размышлений»:
«Если космос контролируется какой-либо одной основной аксиомой, она заключается в следующем: «В условиях бесконечности возникает любое возможное сочетание условий – и не однажды, а бесконечное количество раз».
Нет никакого математического или логического ограничения числа измерений. Органы чувств заверяют нас в том, что существуют лишь три измерения, но многое указывает на ошибочность этого вывода, в том числе сотни разновидностей так называемых «парапсихологических» явлений, «белые дыры» и кажущаяся замкнутость нашей Вселенной во времени и в пространстве – сама по себе свидетельствующая, между прочим, о существовании других Вселенных.
Поэтому, когда я встал за свинцовым защитным экраном и нажал кнопку аппарата, я был уверен в успехе – меня удивила бы неудача!
Однако (в этом и заключалась сущность моих опасений) какого именно успеха я мог добиться?
Например, передо мной могло бы открыться отверстие, ведущее в межзвездную пустоту…
Вероятность такого исхода была действительно очень велика. Поэтому я окружил аппарат крепкой мембраной, предотвращавшей мгновенное истечение земного воздуха в вакуум.
Что, если бы я обнаружил условия, полностью не поддающиеся воображению?
Воображение невозможно оградить непроницаемой мембраной.
Тем не менее, я нажал кнопку».
Дюрэй вступил в грот под влажным гранитным сводом. Солнечный свет проникал через отверстие, в котором виднелось темно-синее небо. Таково было помещение, сопрягавшее Алана Робертсона с окружающим миром – так же, как многие другие, он не хотел, чтобы переход открывался непосредственно в жилые помещения. Тропа длиной метров пятьдесят вела к даче по обнаженному гранитному склону. На западе простиралась обширная панорама удаляющихся в голубую воздушную дымку хребтов и долин; на востоке возвышались два гранитных утеса с заснеженным провалом между ними. Алан Робертсон построил дачу непосредственно под границей леса. у небольшого озера, окаймленного высокими темными елями. Перед домом из закругленных гранитных блоков было устроено деревянное крыльцо шириной в фасад; слева и справа от крыльца торчали массивные печные трубы.
Дюрэй неоднократно посещал эту дачу в прошлом – еще мальчишкой он взбирался на тот или иной из двух утесов за домом, чтобы полюбоваться на молчаливую неподвижность гор; на Земле пронизывающий, дышащий простор воспринимался совсем не так, как необжитое одиночество в других мирах, таких, как Домашний.
Дверь открыл Эрнест: уже немолодой человек с бесхитростным выражением лица, маленькими белыми руками и мягкими, влажными волосами мышиного оттенка. Эрнест недолюбливал дачу, а также дикую природу и одиночество в целом; тем не менее, он скорее подвергся бы мучительным пыткам, нежели отказался от своей должности помощника Алана Робертсона. Эрнест и Дюрэй отличались почти противоположными характерами. Эрнест считал Дюрэя бесцеремонным, бестактным, грубоватым человеком, скорее всего склонным сопровождать аргументацию насилием. Дюрэй считал Эрнеста – когда он вообще о нем вспоминал – одним из тех брезгливых копуш, которые раскусывают вишню на две половинки, чтобы аккуратно вынуть косточку прежде, чем съесть вишню. Эрнест никогда не был женат и не проявлял никакого интереса к женщинам; в детстве Дюрэй нередко кипел негодованием по поводу чрезмерно строгих мер предосторожности, предписанных Эрнестом.
В частности, Эрнеста чрезвычайно обижало то обстоятельство, что Дюрэй получал беспрепятственный доступ к Алану Робертсону. Возможность ограничивать или предоставлять доступ к Алану Робертсону была самой драгоценной прерогативой Эрнеста – получить такой доступ стремилось бесчисленное множество людей; но Дюрэй отказывал ему в этой привилегии, просто-напросто игнорируя Эрнеста и все его правила. Эрнест никогда не жаловался на это Алану, опасаясь обнаружить, что влияние Дюрэя превосходило его собственное. Между Эрнестом и Дюрэем установилось нечто вроде враждебного перемирия – каждый уступал свои преимущества в присутствии другого.
Эрнест вежливо приветствовал Дюрэя и провел его в дачу. Дюрэй обвел глазами интерьер, не изменившийся на протяжении всей его жизни: лакированные дощатые полы, прикрытые черно-белыми коврами индейцев племени навахо, массивная сосновая мебель с кожаными подушками, книжные полки, полдюжины оловянных кувшинов на кирпичном выступе большого камина – помещение, почти демонстративно лишенное сувениров и украшений. Дюрэй повернулся к Эрнесту: «Так где же Алан?»
«На яхте».
«С гостями?»
«Нет, – с легким неодобрением отозвался Эрнест. – Он один, совсем один».
«И как давно он ушел?»
«Примерно час тому назад. Скорее всего, он еще не успел отчалить. Могу ли я поинтересоваться, в чем состоит твоя проблема?»
«Переходы в мой мир закрылись. Все три. Остался только тот, что в хранилище».
Гибкие брови Эрнеста поднялись: «Кто закрыл переходы?»
«Понятия не имею. Элизабет и девочки остались одни, насколько я понимаю».
«Невероятно! – ровным звенящим тоном произнес Эрнест. – Что ж, пойдем». Он провел Дюрэя через гостиную в следующую комнату. Взявшись за ручку двери, Эрнест задержался и оглянулся через плечо: «Ты говорил об этом кому-нибудь? Роберту, например?»