«МЕНЯ НЕТ ДОМА!
УЧАСТНИКОВ ПОПОЙКИ ЧУДАКОВ ПРОШУ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПЕРЕХОДОМ РОДЖЕРА УЭЙЛА, RC3—96, ВЕДУЩИМ В ЭКШАЙЯН!»
Дюрэй и Алан Робертсон направились к двери перехода RC3—96, где их встретила табличка:
«ЧУДАКИ, ПРОХОДИТЕ!
ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ – ПРОЧЬ!»
Дюрэй презрительно пожал плечами и, раздвинув портьеры, заглянул в переход, ведущий в прихожую сельского дома с деревянной обшивкой стен, раскрашенных черными, красными, желтыми, голубыми и белыми цветочными узорами. В проеме открытой входной двери можно было заметить обширную равнину и водную глядь, блестящую в вечерних солнечных лучах. Дюрэй и Алан Робертсон прошли через прихожую на крыльцо: перед ними открылся вид на сонную реку, текущую с севера на юг. На восток до горизонта и дальше простиралась холмистая равнина; западный берег реки трудно было различить – Солнце светило прямо в глаза. Тропинка вела на север, к высокому зданию причудливой архитектуры. На фоне неба выделялась дюжина куполов, высоких и приплюснутых; коньки крыши и выступы фронтонов соединялись под множеством неожиданных углов. Стены были покрыты снаружи чем-то вроде рыбьей чешуи из обработанной вручную каменной плитки; антаблементы второго и третьего этажей поддерживались спиральными колоннами – поперек фасада на каждом этаже тянулись резные барельефы, правдоподобно и выпукло изображавшие оскалившихся, дерущихся, воющих и танцующих волков и медведей. Со стороны, обращенной к реке, отбрасывала пеструю тень беседка, увитая виноградными лозами – в ней сидели «чудаки».
Адан Робертсон взглянул на здание, на реку – вверх и вниз по ее течению – и на равнину: «Архитектурный стиль, состав растительности и положение Солнца в небе, а также характерная дымка в воздухе, позволяют предположить, что эта река – Дон или Волга, а за ней – степи. Отсутствие другого жилья, лодок и прочих артефактов указывает на то, что мы, скорее всего, находимся в раннем историческом периоде – от двух до трех тысяч лет до нашей эры. Колоритная эпоха! Обитатели степей – кочевники: на востоке – скифы, на западе – кельты, а на севере начинаются родные леса германских и скандинавских племен. Прямо перед нами – усадьба Роджера Уэйла, весьма достопримечательное сооружение в экстравагантном силе русского барокко. И, черт побери! Кажется, я вижу вола на вертеле! Вполне может быть, что нам еще понравится это скромное пиршество!»
«Делай, что хочешь, – пробормотал Дюрэй. – Я предпочитаю ужинать дома».
Алан поджал губы: «Разумеется, мне понятна твоя точка зрения, но, возможно, тебе следовало бы немного расслабиться. Величественный пейзаж, приятная для глаз живописная усадьба – не сомневаюсь, что жареная говядина будет превосходно приготовлена. Думаю, нам следует воспользоваться преимуществами приглашения».
Дюрэй на нашел подходящего ответа и решил держать свои мнения при себе.
«Что ж! – продолжал Алан. – Сдержанность – превыше всего! Посмотрим, что задумали Боб и Роджер». Он направился по тропинке к усадьбе; Дюрэй угрюмо последовал за ним.
Человек, сидевший в беседке, вскочил, приветственно размахивая рукой. Дюрэй издалека узнал худощавую фигуру Боба Робертсона. «Как раз вовремя! – весело воскликнул Боб. – Не слишком рано и не слишком поздно. Рад, что вы смогли придти!»
«Да, в конце концов мы решили, что можем принять твое приглашение, – сказал Алан Робертсон. – Посмотрим, кто тут у тебя? Всех ли я знаю? Дора Горски! Киприано…» Алан обозревал круг лиц, приветствуя знакомых.
Боб хлопнул Дюрэя по плечу: «Я действительно очень рад тебя видеть! Что ты будешь пить? Местные жители гонят спиртное из ферментированного кобыльего молока, но я не рекомендую это пойло».
«Я не пришел сюда напиваться, – сказал Дюрэй. – Где Элизабет?»
Уголки губ Боба подернулись: «Ну что же ты, дружище! Не будь таким скучным и мрачным! У нас „попойка чудаков“! Повод для веселья и самообновления! Потанцуй немного! Позабавься! Вылей на голову бутылку шампанского! Приставай к девушкам!»
Дюрэй долго – не меньше секунды – смотрел в голубые глаза, после чего напряженно спросил, изо всех сил стараясь сдерживаться: «Где Элизабет?»
«Где-то поблизости. Очаровательное создание, твоя Элизабет! Нам очень приятно, что вы оба не обошли стороной наш праздник!»
Дюрэй резко отвернулся и подошел к темноволосому, элегантному Роджеру Уэйлу: «Не могли бы вы оказать мне такую любезность и провести меня к моей жене?»
Уэйл поднял брови так, словно тон Дюрэя приводил его в недоумение: «Она где-то флиртует или сплетничает. Конечно, если это необходимо, я мог бы отвлечь ее на какое-то время».
Дюрэй начинал чувствовать себя в смехотворном положении – его отрезали от Домашнего мира, заставили тревожиться и сомневаться по поводу его семьи, а теперь еще сделали мишенью для какого-то непонятного издевательства. «Это необходимо, – сказал он. – Мы уходим».
«Но вы только что пришли!»
«Я знаю».
Уэйл насмешливо пожал плечами, показывая, что ему непонятно подобное поведение, повернулся и направился к усадьбе. Дюрэй не отставал от него. Они прошли через высокий и узкий дверной проем в вестибюль с красивой обшивкой стен из золотисто-коричневого дерева – Дюрэй сразу узнал текстуру каштана. Четыре высокие панели из желтовато-коричневого стекла, обращенные на запад, наполняли помещение дымчатым, слегка меланхолическим светом. Небольшие дубовые диваны, обитые кожей, стояли один напротив другого по краям черного ковра с коричневыми и серыми орнаментами. Сбоку около каждого дивана на высоких табуретах красовались вычурные золотые канделябры в виде стилизованных рогатых оленьих голов. Уэйл указал Дюрэю на эти светильники: «Поразительная работа, не правда ли? Скифы сделали их по моему заказу. Я заплатил им железными ножами. Они считают меня великим колдуном – и, по существу, таковым я и являюсь». Протянув руку, он поймал в воздухе апельсин и бросил его на диван: «А вот и Элизабет, вместе с другим менадами».
В вестибюль зашли Элизабет и три другие молодые женщины – Дюрэй смутно помнил, что встречался с ними раньше. Увидев Дюрэя, Элизабет сразу остановилась, попыталась улыбнуться и произнесла тонким, сдавленным голосом: «Привет, Гил. Ты все-таки пришел». Она нервно – и, как показалось Дюрэю, принужденно – рассмеялась: «Да, конечно, ты здесь. Я думала, ты не придешь».
Дюрэй взглянул на других женщин, стоявших рядом с Уэйлом и наблюдавших за происходящим так, словно они чего-то ожидали. Дюрэй сказал жене: «Я хотел бы поговорить с тобой наедине».
«Прошу нас извинить, – слегка поклонился Уэйл. – Мы подождем снаружи».
Они вышли. Элизабет с тоской смотрела им вслед и крутила пуговицы блузы.
«Где дети?» – коротко спросил Дюрэй.
«Наверху, переодеваются». Элизабет опустила глаза, чтобы взглянуть на свой собственный костюм – праздничный наряд трансильванской девушки-крестьянки: зеленую юбку с вышивкой из красных и голубых цветов, белую блузу, черный бархатный жилет, блестящие черные сапожки.
Дюрэй едва сдерживал раздражение, его голос почти срывался: «Ничего не понимаю. Почему ты закрыла переходы?»
Элизабет попыталась изобразить легкомысленную усмешку: «Мне наскучило однообразие».
«Даже так? А почему ты мне ничего об этом не сказала вчера утром? Закрывать переходы не было никакой необходимости».
«Гилберт, пожалуйста! Давай не будем обсуждать этот вопрос».
Дюрэй отступил на шаг, не находя слов от удивления. «Очень хорошо! – сказал он наконец. – Не будем обсуждать этот вопрос. Сходи за девочками. Мы возвращаемся домой».
Элизабет покачала головой и произнесла без всякого выражения: «Это невозможно. Открыт только один переход. У меня к нему нет доступа».
«У кого есть доступ? У Боба?»
«Надо полагать – не знаю в точности, у кого».
«Как он завладел нашими переходами? Их было четыре, и все они закрыты!»
«Это очень просто. Он переместил в другой шкаф наш переход в центре города и заменил его пустышкой».
«А кто закрыл остальные три перехода?»
«Я».
«Зачем?»
«Потому что Боб попросил меня так сделать. Не хочу об этом говорить. Мне страшно опротивела вся эта история». И она почти прошептала: «Теперь я не знаю, что со мной будет».
«Я знаю, что с нами будет!» – заявил Дюрэй. Он повернулся к выходу.
Элизабет сжала кулаки и прижала их к груди: «Пожалуйста, не устраивай сцену! Он закроет наш последний переход!»
«Ты его боишься – и поэтому его слушаешься? Если так – не бойся. Алан не позволит ему тебя запугивать».
Лицо Элизабет сморщилось так, будто она собиралась расплакаться. Протиснувшись мимо Дюрэя, она быстро вышла на террасу. Дюрэй последовал за ней, растерянный и разъяренный. Он посмотрел по сторонам: Боба на террасе не было. Элизабет подошла к Алану Робертсону и что-то тихо ему говорила. Дюрэй приблизился к ним. Элизабет замолчала и отвернулась, стараясь не смотреть Дюрэю в глаза.
Алан произнес, мягко и благодушно: «Здесь красиво, ты не находишь? Смотри, как заходящее Солнце отражается от реки!»
Мимо проходил Роджер Уэйл, толкавший тележку со льдом, бокалами и дюжиной бутылок. Задержавшись, он сказал: «Из всех мест на Земле это – мое любимое. Я называю его „Экшайян“ – так скифы нарекли эти места».
Одна из женщин спросила его: «Разве здесь не холодно и не уныло зимой?»
«Зимой здесь просто ужас что делается! – ответил Уэйл. – С севера налетают воющие метели. Потом они прекращаются и в заснеженной степи наступает мертвая, ледяная тишина. Дни становятся короткими, Солнце восходит красное, как мак. Из леса потихоньку выбегают волки и в сумерках кружат вокруг дома. Когда светит полная луна, они воют, как привидения, оплакивающие мертвых – а может быть, привидения воют вместе с волками! И я сижу у камина, зачарованный».
«По-моему, выбор места для постройки дома, – вмешался Мартин Фанк, – многое говорит о человеке, который его выбирает. Даже на прежней Земле дом, как правило, символизировал его хозяина, а теперь, когда любой может построить дом где угодно, жилище точно отражает характер владельца».