Сердце сжимается. Знает ли он, что случилось с его матерью? С Софией? Я отгоняю от себя эти мысли и пытаюсь сосредоточиться на людях, пришедших сегодня к Атоку. Возможно, мне удастся узнать что-нибудь полезное.
Просители рассыпаются в любезностях, бесконечно восхищаясь величием и славой узурпатора. Неудивительно, что он такого высокого мнения о себе. Думаю, рано или поздно Аток прикажет отлить гигантскую золотую статую, которая увековечит его незавидную внешность.
– На что ты жалуешься, проситель? – спрашивает Аток, умасленный, словно пирожок, готовый к запеканию.
Посланник из Нижних Земель выступает вперед, почтительно склонив голову. Теребя в руках край сомбреро, он бросает на меня нервный взгляд.
– О Верховный правитель Инкасисы! Я хотел бы пожаловаться на засилье иллюстрийцев в Ла Сьюдад. Они расползлись по городу, словно гнусная зараза.
Я прищуриваюсь и выпрямляю спину.
– Продолжай, – говорит Аток.
– Они нарушают порядок на улицах, – говорит жалобщик. – Воруют еду на рынке, спят на порогах. Некоторые даже пытаются вернуть свои старые… – Он обрывается на полуслове и откашливается. – Отнять наши дома.
Я зажмуриваюсь. Каталина! Скорее всего, она опять пыталась всем угодить: вместо того чтобы действовать, как положено королеве, раздавала слишком большие пайки и израсходовала все запасы. И иллюстрийцы решили взять дело в свои руки. Уставшие, голодные, оставшиеся без сильного лидера, они отправились покорять город, подвергая себя огромной опасности.
Какой кошмар. Но я не могу винить иллюстрийцев, которые покидают крепость в поисках еды. Голод беспощаден.
Я хорошо помню дни после восстания, когда скиталась по Ла Сьюдад и спала на порогах. Я научилась прятаться в туннелях, темных переулках и под широкими мостами. У Каталины такой школы выживания не было. Ее сразу же спрятали от всех ужасов за стенами крепости, в тепле, безопасности и достатке. Всеобщий любимый ребенок. Ей никогда не приходилось бороться за кусок хлеба. Может, мы зря так ее опекали? Может, ей тоже стоило бы поучиться быть сильной? Потому что сейчас ее малодушие может погубить весь наш народ.
– Это, безусловно, проблема, – соглашается Аток с холодной безжалостной улыбкой.
Хочется сорвать с него корону и разбить ему лицо.
– Что же вы предлагаете с этим делать? – продолжает он.
Я легонько касаюсь его руки кончиком пальца.
– Возможно, я могла бы пойти…
– Молчать, – шипит Аток. – Отвечай, проситель.
– Возможно, стоит их арестовать, – отвечает тот. – Они бывалые нарушители закона, жадные…
– Чего? – возмущаюсь я.
– Довольно, – перебивает Аток, сжимая мое запястье. – Капитан, займитесь этим немедленно.
Военачальник Атока стоит у высоких двойных дверей. В ответ на приказ короля он молча кивает и выходит, забрав с собой нескольких стражей. Сердце сжимается. В подземелье теперь будет еще больше пленных иллюстрийцев. Еще больше жизней на моей совести.
Неужели Каталина не могла хотя бы немного облегчить мне жизнь? Я съеживаюсь в кресле. Нервно постукиваю ногой по каменному полу; хочется скорее сбежать из этого душного зала и вдохнуть полной грудью. Кажется, будто я оказалась между двумя горными потоками и меня сейчас снесет волной. Некуда бежать. Возможно, мне было бы менее тревожно, если бы я была собой, а не отыгрывала чужую роль. Я вынуждена по собственному желанию скрываться под маской. Заперта в стенах замка, куда я пришла добровольно. Но я больше не могу ни секунды смотреть на своего врага – не говоря уже о нескольких неделях.
Одно неверное действие, одно неосторожное слово – и я пропала. Делаю глубокий вдох. Волну нельзя укротить, но можно оседлать. Я должна оседлать эту волну, иначе мне не выбраться.
Заседание королевского совета затягивается. Все обсуждают запланированную на завтра поездку в город. Обо мне не упоминают, а значит, я смогу остаться и побродить по замку, пока здесь будет поменьше народу.
Король переходит к обсуждению новых полей для производства листьев коки. Настроение окончательно портится. Аток хочет, чтобы все занимались либо посадкой, либо продажей коки и использовали худшие свойства этого несчастного растения, превращая его в наркотик.
И этим он хочет прославиться. Торговать смертью.
Украдкой поглядываю на Руми. Он стоит, прикрыв глаза, будто умирает от скуки. От его сосредоточенности не осталось и следа. Кажется, он может заснуть прямо там, где стоит. Как же это раздражает! Madre di Luna, неужели ему все равно?
Атока интересует лишь благополучие семьи и друзей; на остальных ему наплевать. Сколько жизней и мечтаний он разрушил, даже не задумываясь о последствиях? Я заставлю его заплатить за то, что он столько лет не оглядываясь перешагивал через чужие судьбы.
Герольд вызывает следующего просителя. Судя по количеству золотых украшений на запястьях и шее, он весьма богат.
– Мой король, прошлой ночью во время поездки по городу я был ограблен Эль Лобо. Он забрал мой кошель с деньгами, плащ – и даже лошадь!
Как-то раз я наблюдала, как на иллюстрийскую крепость надвигается гроза. Ослепительные молнии пронзали тяжелые черные тучи. Помню, как завывал ветер; как я хваталась за подоконник в ожидании бури. Так вот, в моменты гнева лицо Атока напоминает мне грозовое небо. Пугающее, опасное, безжалостное.
– Довольно, – произносит Аток и обращается к другому стражу: – Какие меры предпринимаются?
Стражник встает с длинной деревянной скамьи и откашливается.
– Ну? – напирает Аток.
Воин неловко переминается с ноги на ногу.
– С сожалением вынужден признать, что у нас нет новых зацепок, Ваше Величество. Если бы у нас было больше времени…
– Времени? – холодно переспрашивает король. – У вас было достаточно времени, чтобы добыть о нем сведения. Ты хочешь сказать, вы до сих пор не узнали его имя? Кто он? Лаксанец? Иллюстриец?
Аток бросает на меня гневный взгляд.
– Мы не можем подтвердить, что разбойник является представителем нашего народа, – говорю я.
Он морщит лоб, очевидно не веря моим словам.
Страж растерянно пожимает плечами.
– Мой король, он носит черную маску, полностью скрывающую лицо, и мы…
– Прошлой ночью он наведался в одно из наших хранилищ, – перебивает Аток. – Еще четырьмя днями ранее ограбил наших придворных по пути в Нижние Земли. Он просто выставляет нас дураками!
Я вцепляюсь в свои бока, чтобы не расхохотаться. Лицо несчастного стражника, стоящего перед разъяренным королем, приобретает пунцовый оттенок.
– К следующему разу жду хороших новостей, – вкрадчиво говорит Аток. – А теперь вон отсюда.
Стражник с содроганием закрывает за собой дверь, а все остальные начинают оживленно обсуждать загадочного человека в черном.
Сайра выходит вперед, и в зале мгновенно воцаряется тишина, словно кто-то затушил огонь, набросив толстое одеяло.
– Ваше Величество?
Король благосклонно кивает жрецу.
– Вы уже решили, кого принести в жертву во время Карнавала? Нужно еще подготовиться.
– Я принял решение, – громогласно возвещает Аток. – Принцесса Тамайя будет принесена в жертву Инти во время Карнавала. Она удостоилась чести быть избранной и с радостью будет ожидать дня, когда воссоединится с солнечным богом.
Я в ужасе смотрю на него. Он хочет убить собственную сестру? По залу прокатывается приглушенный ропот. Люди не верят своим ушам и удивленно переглядываются.
Аток поднимает руку, снова привлекая всеобщее внимание. Простой жест, которому мгновенно повинуется весь зал.
– Думаю, сегодня я достаточно благодушен, чтобы принять еще одного просителя. Пригласите его.
Перед Атоком предстает купец из Эль Меркадо[35]. У него возник конфликт с владельцем соседней лавки, и он просит вмешаться. Сайра отвечает от имени короля и обещает разрешить спор через семь дней, во время следующего приема.
Как же давно я не была на рынке! Не заказывала салтеньяс, не бродила вдоль прилавков, любуясь работами местных ткачей – сумками и котомками, одеялами и пончо. Может быть, в другой жизни я бы тоже открыла лавку и продавала свои ковры.
Я пытаюсь устроиться поудобнее, и гобелен тихо шуршит у меня на коленях. Как же тошно! Я не хочу дарить Атоку этот гобелен. Мне нужно передать послание Каталине. Может, лекарь уже давно забыл о своем предложении. Может…
– Что там у тебя на коленях? – спрашивает Аток, искоса глядя на сверкающий гобелен.
Я сдуваюсь, как слоеный пирожок, оставленный на солнце. Carajo. Пытаюсь сглотнуть, но горло немеет. Все смотрят на меня.
– Ну? – напирает Аток, вцепившись мне в руку. – Откуда у тебя это?
Откуда ни возьмись за спиной появляется Сайра. Перегнувшись через мой подлокотник, он внимательно рассматривает гобелен. Я чувствую кожей его дыхание и внутренне содрогаюсь, когда он проводит пальцем вдоль серебряной нити.
На лбу выступает пот. Madre di Luna. А вдруг жрец сможет прочитать послание при помощи кровяной магии? Возможно ли это? Я не могу отдать Атоку этот гобелен, ведь тогда мое послание никогда не покинет стен замка. А что если у кого-нибудь возникнут подозрения? Я вцепляюсь в гобелен обеими руками.
– Я…
Последний проситель, торговец, направляется к выходу.
– Espera[36], – неожиданно вырывается у меня.
Купец оборачивается и с недоумением спрашивает:
– Вы обращались ко мне, кондеса?
Сердце бешено колотится в груди. Большинство наших шпионов добывает информацию на рынке. Кроме того, Каталина, скорее всего, отправила шпионов к воротам замка. Мы обсуждали это перед отъездом. Могу лишь надеяться, что она не забыла.
Луна, хоть бы сработало!
– У меня есть подарок для этого человека, – громко и уверенно говорю я.
Это мой шанс. Если купец примет гобелен, то он точно окажется за пределами замка.
От удивления Аток выпускает мою руку.