Эль Лобо немного ослабляет хватку, и я наконец выдыхаю. Он по-прежнему держит меня, но больше не больно. И тут приходит осознание. Я в его руках. В саду не прекращая квакают лягушки. Лучи Луны освещают мою спальню. Легкий ветерок колышет занавески. Его хлопковая рубашка щекочет мне подбородок.
Мы стоим совсем близко. Воздух между нами вибрирует от напряжения. Эль Лобо замечает это одновременно со мной. Он медленно гладит меня по руке – от плеча до кисти и снова вверх. По спине пробегают мурашки; его взгляд смягчается.
В сотый раз я задаю себе вопрос, кто он. Я уже не раз встречалась с ним, не сомневаюсь. Руми или Хуан Карлос. Я уверена. Но тот ли он, о ком я думаю? Меня посещают непрошеные мысли, и я не понимаю, что чувствую. Но эти новые, запретные чувства очень смущают.
– Скажи, где она, – хрипло шепчет он.
– Нет, – решительно отвечаю я.
Его взгляд падает на мои губы.
– А ты опасна, – мягко говорит Лобо.
Он наклоняется ко мне, и я цепенею от жара, внезапно вспыхнувшего между нами. Застыв в нерешительности, я едва слышно шепчу:
– Что ты делаешь?
Он замирает. Я чувствую его учащенное дыхание.
– Если бы я знал, – бормочет он. – Перестаю соображать, когда ты рядом.
Я кладу ладонь ему на грудь, чтобы остановить наше сближение. От смущения мысли сбиваются в кучу; именно поэтому я не могу позволить ему поцеловать меня. Я не понимаю, как я на самом деле отношусь к этому человеку, а поцелуй лишь разжег бы во мне ненужные чувства. Пока я не узнаю, кто он такой, ничего не будет. Я легонько качаю головой. О чем я вообще думаю? Даже если я узнаю, кто он, это ничего не изменит. Мне все равно придется предать его. Выдать.
– Почему? – шепчет он.
Я лихорадочно пытаюсь подобрать подходящую причину. Впрочем, сгодится любая из тех, что приходят на ум.
– Я могу узнать тебя.
Он смеется.
– Ты когда-нибудь целовалась?
– Нет, – признаюсь я. – Но это вполне может случиться.
Он опускает руки.
– Интересно. И с кем же?
На этот раз хихикаю я. Это смешно, но на мгновение мне показалось, будто он ревнует. Меня еще никто никогда не ревновал. Я испытываю несколько противоречивых чувств одновременно и не могу думать ни о чем другом. Отвлекаюсь от своей главной задачи.
– Не о том ты думаешь, Лобо. Я все еще жду, пока ты убедишь меня, что твой план лучше моего.
– Думаю, я знаю, как это сделать, – сухо отвечает он.
Он уже не смеется; в голосе больше нет теплоты.
– Я приду за тобой через три дня. Отдохни, кондеса. У тебя синяки под глазами.
Я гляжу на него ошарашенно. Не потому, что ставлю под сомнение его слова, а потому, что он так бесцеремонно заявил об этом. Маска снова немного мнется: еще одна улыбка.
Эль Лобо выходит на балкон и перепрыгивает через перила, как будто под нами нет трех этажей. Я выбегаю вслед за ним и смотрю вниз. Уже скрылся.
Светает; первые, победные лучи солнца прогоняют поверженную ночь. Мой взгляд устремляется в сторону иллюстрийской крепости. Каталина, скорее всего, спит. Но до свадьбы остается всего несколько дней, и она будет ждать от меня новое сообщение. А я по-прежнему не понимаю, как действовать дальше.
Глава двадцать вторая
УТРОМ ПРИНОСЯТ НОВУЮ пряжу. Грубую, с ужасным затхлым запахом. Из нее почти невозможно ткать. Не сомневаюсь, это реакция Атока на мой вчерашний провал. Я сижу на том же самом стуле, который всего пару часов назад занимал Эль Лобо, и растерянно смотрю на спутанные желтые и охровые нитки. Мысли об Эстрейе не дают мне покоя.
– Нет настроения сегодня? – спрашивает Суйяна. – Прислужник короля сказал, что тот был очень доволен свадебным подарком. Не хотите соткать ему что-нибудь более теплое? На зиму, например.
– Он просил больше не отвлекать его, – отвечаю я, чтобы не молчать.
Мне плевать на Атока и его просьбы. Теперь благодаря волшебному дару принцессы Тамайи я знаю местоположение Эстрейи. До свадьбы десять дней. Я могла бы начать гобелен сегодня вечером и отправить с сычом – или любой другой птицей, которая придет на ум, – и Каталина получила бы все, чего так страстно желает, этой же ночью. Всего одно послание – и трон обеспечен.
Но мне не хочется торопиться. Если Каталина заполучит Эстрейю, это будет означать полную победу иллюстрийцев. Каталина станет королевой. Снова лишит лаксанцев права голоса. И это будет на моей совести.
Медленно выдыхаю. Суйяна опять что-то говорит, но я не могу ничего разобрать, как будто она разговаривает со мной из-под воды.
– Что?
– На завтрак яичница с чоризо и сладким перцем, – повторяет Суйяна в десятый раз. – Съешьте хоть что-нибудь.
– Я не голодна.
Суйяна встревоженно смотрит на меня, но я делаю вид, что не замечаю ее беспокойства: я просто не могу есть, когда от переживаний бурлит в животе, как в чайнике с кипятком.
– Какой у нас план на сегодня?
– Вам предстоит примерка платья.
Я морщусь.
– Будьте добры с ними, – тихо говорит Суйяна. – Если Его Величество будет недоволен, они останутся без работы.
Она пытается поставить поднос с завтраком мне на колени, но я отодвигаюсь.
– Te comprendo[71].
– Я не думала, что вы будете грубо с ними обращаться, – добавляет она, ставя поднос на комод. – Просто решила сказать на всякий случай.
– Потому что я иллюстрийка?
Суйяна хмурится.
– Потому что скоро вы станете его женой.
Я делаю над собой усилие, чтобы не скорчиться от отвращения. Потом я все-таки решаю позавтракать и возвращаю Суйяне поднос.
– Я осыплю их комплиментами.
Горничная улыбается и уходит.
Три швеи проворно впихивают меня в красно-белое платье с коротким рукавом. На широком поясе золотой нитью вышит орнамент. Пышная юбка с рюшами шуршит у лодыжек, когда я двигаюсь. Вдруг в кармане что-то шевелится.
Пока швеи отвлеклись на подбор тканей, я быстро заглядываю внутрь и едва не вскрикиваю от неожиданности. Дурацкая ящерица успела забраться в карман! Это было бы забавно, если бы не три лаксанки, суетящиеся вокруг. Я строго смотрю на ящерицу, чтобы она сидела тихо.
– Кондеса, встаньте сюда, – говорит одна из швей.
Я аккуратно забираюсь на приступок и оказываюсь перед высоким зеркалом. Внимательно изучаю девушку в отражении. Она худее, чем я запомнила, с выступающими скулами и ключицами; под глазами – темные круги. Талия туго затянута. Каталине бы понравилось.
Я не выгляжу счастливой. Мне не нравится моя худоба, и никакие красивые ткани не смогут скрыть нарастающую панику, которая окутывает меня, словно клочья тумана над озером Яку. Я не узнаю себя. Даже руки обмякли без тренировок. Где мои крепкие мышцы, над которыми я столько работала? В зеркале вовсе не я, а человек, которого я напоминаю больше всего.
Я выгляжу как Каталина.
Разочарование толкает меня в зыбучие пески ненависти к себе. Я – лишь чья-то копия. Двойник. Я не она. И я не я. Я уже не понимаю, кто я, с кем я и кому я вообще нужна.
– У вас будет ожерелье из шерстяных помпонов синих и фиолетовых тонов. Сегодня вечером я займусь головным убором. Простите, что он еще не готов для примерки. Он будет в тех же цветах, что и помпоны.
– Хорошо, – отзываюсь я и невольно опускаю уголки рта.
– Кондеса, вам не нравится? – осторожно спрашивает одна из женщин.
– Как это может не нравиться? – мягко спрашиваю я. – Все очень красиво.
Портниха с облегчением выдыхает.
– Чудесно, потому что Его Величество…
Дверь распахивается, и в комнату врывается Аток со своей свитой. Во рту пересыхает. Я пытаюсь сойти с подставки, но он останавливает меня, подняв руку.
– Quédate[72].
Аток медленно обходит меня, словно кондор, кружащий над добычей. По телу бегут мурашки. Нахмурившись, он внимательно изучает платье – каждый рюш, каждый стежок. Ноги зудят от непреодолимого желания сбежать. Мне хочется тоже осмотреть его с ног до головы: сомневаюсь, что ему понравится, если его будут оценивать как лошадь.
Швеи забиваются в угол. Чтобы не обижать их, я выдавливаю улыбку.
– Разве не мило? – обращаюсь я к Атоку.
Он не утруждает себя ответом, но делает еще один круг и останавливается прямо передо мной.
– Глубже вырез, – сухо говорит он.
Я смотрю вниз: воротник заканчивается прямо под подбородком. Ровно там, где мне нравится.
– Ни за что.
На этот раз я опускаю ногу, но Аток хватает меня за талию и возвращает на место. Он рассматривает меня с неподдельным интересом; в его глазах загорается желание.
– Чем быстрее ты научишься правильно мне отвечать, тем легче будет твоя жизнь. Хватит со мной препираться.
– Пусть все остальные пресмыкаются перед вами и выполняют вашу волю, но я вам не домашнее животное.
Он каменеет. Его обездвиженное лицо кажется таким же непроницаемым, как стены иллюстрийской крепости.
– Оставьте нас.
Швеи испуганно выскакивают из комнаты, даже не посмотрев в мою сторону. Мне хочется позвать кого-нибудь, но я молчу. Я знала, что этот день когда-нибудь настанет. Знала, что однажды мы останемся наедине и он захочет поставить меня на место.
По спине пробегает холодок, но я уверенно выпрямляюсь. Я не позволю ему запугать себя. Вспоминаю, какую ярость я испытывала, когда впервые оказалась здесь – еще до того как потеряла Софию и Ану.
– Я последний член королевской семьи во всей Инкасисе…
Он бьет меня кулаком в живот. Со всей силы. В первые несколько секунд я теряю дар речи от неожиданности. Падаю со стула на пол и сдираю кожу, больно ударившись локтем о камни. Чувствую, как в складках юбки скребется ящерица, которая пытается выбраться наружу. Я запускаю руку в карман и усмиряю ее.
Аток испепеляет меня взглядом.
– Я сказал: не перебивай меня.
Колени дрожат, но я все равно встаю. Мы долго смотрим друг на друга. С трудом сдерживаю кипящую ярость и позволяю ей выместить страх. Единственное, чего я хочу сейчас, – это справедливость.