Лаксанец снова бросается на меня, но я засаживаю меч прямо ему в живот. Из раны хлещет кровь; я делаю несколько глубоких вдохов и стараюсь справиться с тошнотой. Сплевываю кровь на белый пол. Во рту появляется неприятный металлический привкус. Платье, прекрасное изысканное платье только мешает; я нетерпеливо отрываю кусок юбки и укорачиваю ее до середины икр. Сбрасываю мягкие сандалии. Белые камни под ногами обжигающе горячи.
Бой постепенно перетекает из храма на улицы. Меня уносит толпа. Повсюду лужи крови; люди продолжают убивать друг друга. Аток в истерике зовет стражу и требует оружия: мятежники наступают. Они смешиваются с участниками карнавального шествия и уличными торговцами, которые испуганно бросаются врассыпную. Звенят копья и мечи. Один из воинов Атока подает ему хлыст.
Где-то совсем рядом раздается душераздирающий вопль. Я с ужасом озираюсь. Это похоже на голос принцессы. Наконец я замечаю ее у ног Атока. Она стоит на четвереньках у входа в храм. На щеке глубокий след от хлыста. Несколько лаксанских мятежников загораживают ее и яростно отбиваются мечами от Атока, который бьет кожаным хлыстом каждого, кто пытается подойти поближе.
Крепче сжав рукоять меча, я бросаюсь навстречу самозванцу. Он резко оборачивается, и его тонкие губы искривляет самодовольная ухмылка. Хлыст Атока со свистом разрезает воздух и оборачивается вокруг моего запястья. Один, два, три раза. Я пытаюсь разрезать кожу мечом, не обращая внимания на жгучую боль. И тут Атока сбивает с ног белый шерстяной ягуар. Я с восторгом и ужасом наблюдаю за тем, как мой попугай пикирует и вцепляется когтями в лицо самозванца. Они здесь! Мои звери! Здесь, в Ла Сьюдад.
В поле зрения появляется шипящая анаконда. Ягуар готовится к очередному прыжку и раздирает передними лапами грудь Атока. Я подзываю попугая, кружащего над головой. Под ногами скачут мои лягушки, готовые отравить любого, кто попробует приблизиться.
– Принцесса! – кричу я. – Охраняйте ее!
Мои животные окружают Тамайю. Ягуар грозно нависает над ней, оскалив зубы. Аток достает кинжал и с пронзительным победным воплем разрезает шкуру зверя. Я визжу от ярости. Мой ягуар смотрит на меня печальным угасающим взглядом.
– Нет! – кричу я. – Нет!!!
Падаю на колени, чтобы обнять зверя, но он распадается на клочки шерсти прямо в моих окровавленных руках.
– Lo siento, мне так жаль.
По щекам текут горячие слезы. Мой друг погиб. Существо, которое я создала своими руками, отдала ему кусочек своей души в тот момент, когда все вокруг принимали меня за другого человека.
Я встаю и подбираю с земли свой меч. Подняв оружие высоко над головой, я бросаюсь на Атока. Земля под ногами начинает дрожать. Один резкий толчок – и я падаю навзничь. Из груди вырывается досадливый вопль.
Никто не может удержаться на ногах. Все падают на колени или на спину. Ла Сьюдад сотрясается, и здания вокруг начинают распадаться на куски. Колокольня с грохотом обрушивается на мостовую. Камни придавливают людей, в отчаянии отползающих к центру площади, подальше от обломков.
Я снова возвращаюсь в тот день, когда погибли мои родители. Земля проснулась и с монотонным глубинным рокотом начала разрушать все, что построили люди. Родители были на нижнем этаже дома и звали меня за собой. Но стены дрожали, и, испугавшись, я выбежала на балкон. Поэтому я выжила, а они нет. Земля снова сотрясается, и я возвращаюсь в реальность.
– Химена! – Хуан Карлос пробивается ко мне, расталкивая людей. – Вставай!
Он помогает мне подняться, но в это время страж за его спиной заносит кинжал, целясь ему в шею. Я вскрикиваю, отталкиваю друга в сторону и вонзаю меч в живот стражника. Хуан Карлос с улыбкой смотрит на меня с земли.
– Dios[80], ты меня пугаешь.
Я не успеваю ответить: Аток издает оглушительный рык, и земля вокруг нас раскалывается, словно яичная скорлупа. Хуан Карлос ловко обегает разломы и бросается с мечом на одного из королевских воинов. Люди в панике отползают от трещин в земле, и, когда толпа разделяется, я вижу Атока. Наши взгляды встречаются. Самозванец одним прыжком преодолевает разлом и набрасывается на меня.
Мы валимся с ног; он оказывается сверху. Тяжело дышать. Аток вцепляется мне в шею и начинает душить. В глазах темнеет. Я успеваю заметить попугая с кинжалом в лапах. Подлетев поближе, он разжимает когти, и оружие со звоном падает на камни рядом со мной. Грохот сражения заглушает этот звук.
Нащупываю кинжал и со всей силы вонзаю в шею Атока. Лезвие входит глубоко в плоть, словно ключ в замочную скважину, и я проворачиваю его внутри. Глаза Атока расширяются; изо рта льется бурлящая кровь. Прямо мне в лицо, в глаза. Горячая и липкая, с кислым металлическим запахом.
Земля успокаивается. Я спихиваю его с себя, чтобы освободить сдавленные ребра. Он мертв. Он мертв. Он мертв. Моя анаконда, шипя, подхватывает труп Атока и отбрасывает в сторон у. Я поворачиваюсь на бок и сплевываю кровь своего врага. Передо мной неожиданно появляется солдат; я вижу его грязные пальцы в грубых кожаных сандалиях. Едва успеваю увернуться от удара меча, но тут откуда ни возьмись подлетает мой попугай и впивается когтями в глаза воина. Анаконда обвивает его тело и сжимает, сжимает, сжимает, пока лицо не приобретает фиолетовый оттенок. Солдат издает последний сдавленный вопль, от которого еще долго звенит в ушах, и испускает дух.
Я поднимаюсь и вытаскиваю кинжал из горла Атока. Меч остался в животе одного из стражников и затерялся в бою. Тамайя спешит ко мне и помогает стереть с лица кровь ее брата.
– Ты спасла меня, – задыхаясь, шепчет она и крепко обнимает меня. – Gracias, gracias.
Но мое внимание привлекает фигура за ее спиной. Мертвец, который не был похоронен и не смог обрести покой.
– Рано.
Она отстраняется и, нахмурившись, вопросительно смотрит на меня.
– Армия призраков уже здесь.
Глава двадцать восьмая
ИЛЛЮСТРИЙСКИЙ РОГ ИЗДАЕТ оглушительный рев, возвещая наступление призрачной армии. Кто-то в ужасе вскрикивает, указывая на площадь, которая стремительно заполняется непонятной серой массой. Это не туман и не дым: в этом странном облаке постепенно начинают проявляться очертания оскаленных зубов и полупрозрачных рук со скрюченными ногтями. Воздух пронзает оглушительный, леденящий душу вопль, и на мгновение я перестаю соображать, что происходит.
Тем временем серая масса начинает разделяться на отдельных мужчин и женщин. Они берут нас в плотное кольцо – и раненых, и мертвых, и живых. Никто не пройдет. Мы окружены.
Тамайя хватает меня за руку, вцепляясь ногтями в кожу. Но я не отвлекаюсь: все мое внимание сосредоточено на призраках. Сквозь угловатые серебристые тела просвечивают скелеты. Вооруженные кирками и топориками, они одеты в простую одежду, изношенную и протертую на коленях. В один миг их прозрачная плоть приобретает цвет, скрывая кости, и они превращаются в человекоподобных существ. В ярком свете солнца их кожа кажется белой как мел. Призраки расправляют плечи и оглядывают город глазами, которые должны были навсегда закрыться сотни лет назад.
Анаконда шипит. Страх расползается во мне, словно ядовитый плющ. Я крепче сжимаю кинжал, но влажные руки предательски дрожат.
Тамайя обращается к призракам на древнем наречии. Ее пронзительный голос перекрывает шум битвы. Но все бесполезно: с оружием наготове призраки бросаются в атаку. Один из них отделяется от остальных и направляется к принцессе. Я заслоняю Тамайю и с размаху вонзаю кинжал в живот призрака.
Ему все равно. Призрак не издает никаких звуков и даже не замедляется: спокойно вынув кинжал, он заносит клинок надо мной. Я быстро оглядываюсь по сторонам в поисках другого оружия. Под кем-то из раненых поблескивает лезвие меча.
– Осторожно! – визжит сзади Тамайя.
Я отчаянно пытаюсь отодвинуть погибшего лаксанца, чтобы достать оружие. Надо мной нависает призрак: в нос ударяет его сладковатый гнилостный запах. Запах истлевших костей, сотни лет пролежавших в грязи. Запах разложившегося тела, наделенного живой ненавистью и жестокостью. Призрак хватает меня за волосы и оттаскивает от павшего воина. Я пытаюсь вырваться, но он не отпускает меня. Меч больше не достать.
В глазах призрака загорается жажда смерти. Он направляет нож мне в сердце, и я вскрикиваю. Краем глаза успеваю заметить стремительное движение, и в следующее мгновение призрак ослабляет хватку. Я наконец вырываюсь. Хуан Карлос яростно размахивает мечом над моей головой. Я снова тянусь к клинку, спрятанному под мертвым лаксанцем. Мне наконец удается отодвинуть дело и нащупать рукоятку меча.
Я поднимаюсь и вижу, как призрак перерезает горло Хуану Карлосу. Из груди вырывается отчаянный вопль. Мой друг оседает на землю и смотрит вперед немигающим взглядом; из его шеи брызжет горячая, живая кровь. Тамайя падает на колени. Всхлипывая и причитая, она затыкает рану одеждой и тщетно пытается остановить кровотечение. Все ее руки в крови Хуана Карлоса.
Время как будто замедляется. Со лба ручьями льется пот. Вены взбухают. Шум битвы приглушается. Все вокруг кричат, но я ничего не слышу. И не могу оторвать глаз от его опустевшего взгляда. Хуана Карлоса больше нет. Призрак нависает над принцессой, по-прежнему стоящей на коленях, и заносит окровавленный нож.
– Тамайя, – охрипшим голосом зову я. – Вставайте.
Она медленно поднимается, и я снова заслоняю ее. Призрак надвигается. И тут прямо за его плечом я вижу ее. Она появляется в моем поле зрения из ниоткуда. На ней нет ни накидки, ни головного убора. Распущенные волосы струятся по спине. Эстрейи нигде не видно. Она держит в правой руке меч – очевидно, слишком тяжелый.
Каталина. Я запрокидываю голову и что есть мочи кричу:
– Кондеса!
Она резко оборачивается и, увидев призрака, приказывает:
– Не трогай ее!
Мертвец мгновенно прекращает наступление. Тамайя подходит ко мне и в ужасе наблюдает за тем, как один за другим погибают лаксанцы. Каталина переводит взгляд то на Тамайю, то на меня, и ее глаза расширяются от непонимания и растерянности. В какой-то момент до нее доходит, чью сторону я приняла, и она прижимает руку к груди, словно я вонзила кинжал ей в сердце. Впрочем, в каком-то смысле я так и сделала.