ман зрения, но, выйдя за пределы дачи, я понял, что это не так. Вокруг действительно было черным-черно, ночь спустилась густым туманом, который накрыл весь пригород. Этот сильный туман посреди глубокой ночи сделал черный цвет мокрым, окутал, заслонил и намочил все и вся. Это был такой туманище, из-за которого пропала всякая видимость. Протянув перед собой руку, я не мог сказать наверняка, где она заканчивается. Я постарался и разом ухватился за все свои пять пальцев. Туман – это удивительное явление: ничего не имея и представляя из себя абсолютную фальшь, он тем не менее запросто наполняет собой все окружающее пространство и изолирует его. Я пробовал максимально широко раскрыть глаза, но по-прежнему ничего не видел. Вероятно, и взгляд мой оказался затуманенным. Между тем я шагал без остановки, словно уносясь в заоблачные дали. Мне нужно было возвращаться, я остался без гроша в кармане и не знал толком, куда именно идти, но идти было надо, я возвращался в Нанкин. Если только мои ноги никуда не свернут с трассы, то я наверняка доберусь до Нанкина. Восточный пригород считался огромным кладбищем, известным кладбищем, на территории которого было захоронено множество великих трупов. Я и себя представил трупом, в полном спокойствии вышагивавшим по дороге. Я накрутил два круга по огибающей гору дороге, без всякой мысли о том, что уже давно заблудился. На самом деле я заблудился сразу, едва начав свой путь, я бродил почти целую ночь, и уже перед самым рассветом мне стало казаться, что душа вот-вот покинет мое тело. Я не только забыл про то, что собирался возвратиться в Нанкин, но забыл самого себя. Я осознавал себя только как труп, как скопление черной фосфоресцирующей массы, медленно двигающейся сквозь туман. Мои ноги превратились в мой сон, я ощущал себя частью тумана, промокшим духом, чьи шаги раздавались в темноте. Не знаю, кто бродил этой ночью вместо меня. Мне захотелось пить, ощущение жажды, словно яркая вспышка, пронзило туман. Когда небо просветлело, я увидел у дороги речку. Ринувшись вперед, я припал к воде и как следует напился. Утолив жажду, я не смог подняться, мне было никак не встать на ноги. Вдруг я увидел в воде человека, его лицо, а на нем сплошь царапины от ногтей. Его глаза так алчно взирали на меня, что я перепугался. Успокоившись, я весело рассмеялся: мать твою, да кто же еще это мог быть, как не я? Данное открытие меня развеселило, это было точно самое великое открытие в моей жизни.
Сон наконец прошел. Только теперь я поверил, что душа снова вселилась в мою плоть.
Мне совершенно не хотелось беспокоить Ма Ганя, но в сложившейся ситуации он был для меня единственной спасительной нитью: кроме Ма Ганя, мне никто не мог помочь. Будучи неглупым, я понимал, что выгляжу ужасно: я промок до нитки, лицо покрывали царапины. Появляться у Ма Ганя на работе в таком виде было совершенно неуместно. Я не мог подвести Ма Ганя перед его сотрудниками. Остановившись у дороги, я пребывал в нерешительности. Между тем напротив уже находился компьютерный магазин, в котором работал Ма Гань, и я его видел. Наконец я решил вызвонить Ма Ганя по телефону Он взял трубку, сказал «алло», после чего я поспешил представиться:
– Ма Гань, это я.
Когда Ма Гань услышал мой необычный голос, я увидел, как он запустил себе в волосы свободную руку, словно у него ужасно заболела голова.
– Ты вернулся? – спросил Ма Гань.
Мне нечего было ответить, поэтому я сказал:
– Ма Гань, я хочу увидеться с тобой, – давая понять, что дело безотлагательное, я добавил: – Я тут через дорогу, напротив.
Ма Гань повернул голову. Наши взгляды, минуя дорогу, встретились. Я не различал точного выражения его лица, но застывший на нем ужас был очевиден. Его нельзя было винить за это. Я мог представить себе свой вид.
– Что произошло? – спросил в трубку Ма Гань.
– Может, ты выйдешь ко мне, хорошо? – сказал я и поспешил добавить три слова: – Захвати немного денег.
Я сожалел, что сказал это, но, кроме Ма Ганя, в этом мире не существовало другого человека, к которому я мог бы обратиться с такой просьбой.
Ма Гань посмотрел на меня вдаль через улицу. Закончив разговор, он довольно долго смотрел в пол, изучая носки ботинок, после чего подозвал стоявшего рядом сотрудника, что-то ему сказал, но что именно, я услышать не мог. Однако я заметил, как сильно опечалился Ма Гань. Такой уж он был человек: едва он видел, что мне плохо, как ему становилось не по себе.
Заметив, что я закончил разговор, парень из киоска уставился на меня: судя по всему, он ждал оплаты звонка. Но денег у меня не было, единственное, что мне оставалось, – это тоже просто смотреть на него. Подождав немного, парень наконец отвел взгляд. Мы вместе с Ма Ганем одновременно вышли и направились вперед разными сторонами дороги (я помахал ему рукой, давая понять, чтобы он не переходил на мою сторону). Продвигаясь по разным тротуарам, мы прошли примерно двести или триста метров, прежде чем я пересек дорогу и встал перед Ма Ганем. Едва я оказался перед ним, как меня захлестнули чувства, я был готов расплакаться. Мне пришлось приложить большие усилия, чтобы сдержаться. Попытки справиться с эмоциями наверняка отразились на моей физиономии. Ма Ганя, видимо, напугал мой внешний вид: замерев на месте, он подозрительно и как-то настороженно уставился на меня. Заметив придорожную забегаловку, я предложил:
– Ма Гань, может, ты накормишь меня лапшой?
Не успел Ма Гань ответить, как я уже зашел в ресторанчик и заказал две чашки лапши с морепродуктами. Я уже успел дико изголодаться и намучиться от жажды, поэтому, держа обеими руками чашку с обжигающим бульоном, я, не стесняясь, засасывал жидкость с громким хлюпаньем. Поскольку лапша была очень горячей, я то дул на нее, то отхлебывал, уподобившись раненому зверю. Вытянув шею, я наспех пережевывал и жадно заглатывал содержимое. Сглатывая, я каждый раз зажмуривал глаза. Я с таким остервенением набросился на еду, что как-то совсем позабыл про сидевшего напротив Ма Ганя. Я настолько ожесточенно и ненасытно опустошал чашки, что через какое-то время весь вспотел и теперь пылал жаром. Не прошло и пяти минут, как после меня остались лишь две пустые чашки да пара палочек. Наевшись, я два раза сглотнул и вытянув шею, рыгнул. В этот самый момент я вдруг вспомнил, что напротив меня сидит Ма Гань. Он отрешенно смотрел на меня, но кое-что в его отсутствующем взгляде меня насторожило. Я наверняка до смерти перепугал Ма Ганя, а этот его вид, в свою очередь, напугал меня. Ма Гань быстро отвел взгляд, который успел оставить у меня пронзительно-жестокое впечатление. Я подумал, что мои манеры, только что проявленные за столом, наверняка напугали его.
– Наелся? – смеясь, спросил Ма Гань.
– Наелся, – сказал я и в большом смущении закивал.
Все это время Ма Гань курил, он курил практически не переставая. Доев лапшу, я приготовился рассказать Ма Ганю обо всем, что произошло со мной. Когда слова уже готовы были сорваться с языка, я снова сглотнул. Тема представлялась очень щекотливой, и я не мог разрушить имевшееся у Ма Ганя впечатление обо мне. Наконец, когда я все-таки решился заговорить, у Ма Ганя на поясе зазвенел мобильник. Он взял трубку, на лице его появилось выражение крайней безысходности. Завершив звонок, Ма Гань воспользовался удобным моментом и вытащил из кармана конверт. Я взял его и положил себе в карман.
– Ну, я должен идти, – произнес Ма Гань.
Я что-то сказал в знак согласия, хотя на самом деле мне так не хотелось, чтобы Ма Гань уходил именно сейчас. Мне было очень тяжело осознать его уход. Мне так хотелось сказать, насколько сильно я сейчас в нем нуждался. Но я не смог этого сделать. Меня очень раздражало, что я не мог высказать то, что было у меня на душе, а вместо этого впал в ступор с выражением остервенения и злобы на лице. Ма Гань то и дело бросал на меня взгляд. Он не имел ни малейшего представления, как много значит для меня, являясь моей единственной спасительной соломинкой. Надо признать, что я совсем распустил слюни. Поспешив вдогонку, я крикнул вслед Ма Ганю:
– Вечером я с тобой свяжусь.
Ма Гань на секунду остановился, его спина замерла прямо передо мной, словно он обо что-то споткнулся.
– Хорошо, связывайся, – смеясь, ответил Ма Гань.
Как только Ма Гань ушел, я заскочил в автобус. С деньгами в кармане мне сразу стало спокойнее. Купив четыре билета, я прошел в самый конец, снял обувь и положил для удобства под голову. Мне нужно было поспать. Так или иначе, мне требовался сон. Мой сон закрепился на четырех колесах и, подобно привидению, заскользил по улицам Нанкина.Даже в самом страшном сне я не мог представить, что мне следует остерегаться Ма Ганя. Ма Гань же действовал очень быстро и жестоко. Ничто не предвещало такого развития событий. Я хотел выяснить у него причину, очень хотел, но не успел. Целый вечер мы пили пиво в известном клубе «Касабланка». Настроение у Ма Ганя было неплохое, он даже пригласил потанцевать на дискотеке какую-то девицу. Ма Гань упрыгался до седьмого пота. Он постоянно махал мне рукой, зазывая на танцплощадку. Но у меня не было желания. Я просто ждал Ма Ганя. Ждал, когда он навеселится, напьется, натанцуется, и тогда я соглашусь пойти с ним куда-нибудь в укромное место, где мы уже нормально наговоримся за ночь. Я не любил дискотек, не любил ночных клубов, Ма Гань не знал, что подобные места причиняют мне страдания. Мой первый кошмар начался именно в таком заведении. И мне не хотелось, чтобы мой следующий путь снова брал начало с танцпола. Уже несколько раз я порывался поговорить с Ма Ганем, но, не будучи настроенным на серьезный разговор, он просто хлопал меня по плечу, и мне пришлось оставить свои попытки. Примерно часа в два ночи, когда от Ма Ганя уже шел пар, он запустил в свои волосы пятерню, поправил прическу и спросил:
– Как ты смотришь на то, если мы сменим место?
Я ничего не сказал, взял со стола сигареты и поднялся. В этот момент Ма Гань вдруг словно что-то вспомнил, на лице у него появилось озабоченное выражение: