с повинной, она подумает, простить ее или нет. Директор желал во что бы то ни стало удержать Сяо Яньцю, это было известно каждому среди артистов. Он собственноручно написал для Сяо Яньцю бумагу с самокритикой, чтобы она вслух зачитала ее перед Ли Сюэфэнь. Понятное дело, что дальнейший разговор о ее пребывании в труппе можно было вести только после того, как она хорошо разыграет перед Ли Сюэфэнь это представление. Предварительно прочитав бумагу, Сяо Яньцю свернула ее и рассердилась. А когда она сердилась, то становилась еще глупее. Она изо всех сил начала оправдываться:
– Я не завидовала ей, я не хотела ей навредить.
Директор пристально смотрел на Сяо Яньцю – даже при создавшихся обстоятельствах это дитя продолжало возмущаться. Его глаза налились кровью, он уже готов был дать ей пощечину, но все-таки сдержался и, опустив руку, громко сказал:
– Я семь лет отсидел за решеткой, не хотелось бы мне навещать там тебя!
Сяо Яньцю посмотрела вслед уходящему директору, его силуэт словно отрезвил ее, подсказав, что над нею навис злой рок.
Она все же явилась в больницу. Ли Сюэфэнь лежала на койке, ее лицо было накрыто длинной марлей. В палате находилось и руководство театральной труппы, и все, кто вообще имел отношение к спектаклю «Побег на Луну». Скрестив руки на животе, Сяо Яньцю подошла к Ли Сюэфэнь и встала перед ее кроватью, опустив веки. Глядя вниз на свои ноги, она начала виниться. Она недобрым словом помянула всех своих предков, смешав их с дерьмом. Когда Сяо Яньцю закончила себя ругать, в палате повисло молчание, только разок кашлянула накрытая марлей Ли Сюэфэнь. Атмосфера стояла угнетающая. Никто не знал, что лучше сказать в такой ситуации. Вплоть до настоящего момента Ли Сюэфэнь не заявляла в полицию на Сяо Яньцю, что свидетельствовало о том, что она ее простила. Сяо Яньцю было сложно справиться с давлением окружающих, со слезами на глазах она оглядывалась по сторонам, ища поддержки. Директор, что стоял у двери палаты, выжидающе уставился на нее. Сяо Яньцю некуда было отступать, она медленно вытащила из кармана заготовленную бумагу с самокритикой и, демонстративно развернув ее, стала читать. Читала она, точно отбивала слова на печатной машинке, они так и отскакивали в пространство. Когда же она дочитала заготовку, присутствующие с облегчением вздохнули. Содержание бумаги демонстрировало абсолютное раскаяние в случившемся. Ли Сюэфэнь сняла с лица марлю, на нем виднелось большое багровое пятно, покрытое слоем блестящей мази. Ли Сюэфэнь приняла бумагу, потом взяла за руку Сяо Яньцю и, улыбнувшись, сказала:
– Яньцю, ты еще молодая, какими бы великими ни были твои устремления, постарайся больше так не делать.
Сяо Яньцю увидела улыбку Ли Сюэфэнь, но неотчетливо, потому что та снова накрыла лицо. Для Сяо Яньцю это улыбка была что стакан воды, который выплеснули на пламя ее внутреннего протеста, окончательно погасив его.
Когда Сяо Яньцю вышла из палаты, все вокруг было залито солнечным светом. Дойдя до лестничной площадки, она остановилась у перил и оглянулась назад. В этот момент она увидела директора, он вздохнул, словно сбросив тяжкое бремя, и кивнул ей в знак одобрения. Сяо Яньцю все смотрела на него, потом вдруг тоже улыбнулась, она не могла сдержать эмоций. Смех вырывался из нее порциями, вздергивая плечи, обычно такая манера дико хохотать характерна для исполнителей, выступающих в амплуа сюйшэна или хуаляня. Такое необычное поведение Сяо Яньцю привлекло внимание, поэтому, высунув головы из палаты, все уставились на нее. Сяо Яньцю понимала, как глупо выглядит этот ее смех, на мягких ногах она вдруг оступилась с краешка ступеньки и упала, да так, что с четвертого этажа скатилась до следующего пролета. Все поспешили за ней вниз. Лежа на покрытом плиткой полу, Сяо Яньцю услышала, как директор без конца всем повторял:
– Она все-таки хорошая, она все прекрасно осознала.
И вот прошло целых двадцать лет. Сяо Яньцю записалась на прием к эндокринологу, ей выписали лекарства, после чего она специально вышла через внутренний двор. Двадцать лет. Вглядевшись в даль, она увидела лечебный корпус, около которого сновали люди. Само здание выглядело несколько иначе, на нем появилась облицовка в виде мозаики, однако кровля, окна и терраса остались прежними, поэтому создавалось впечатление, что ничего не поменялось. Пока Сяо Яньцю так стояла, ей пришла в голову мысль о том, что жизненный путь не укладывается в привычную схему: он не только устремлен в будущее, бывает, что он возвращается в прошлое. По крайней мере, в рамках ее ситуации.
Домой Сяо Яньцю вернулась позже обычного почти на целый час, дочь уже расположилась за кухонным столом, пыхтя над домашним заданием. Когда Сяо Яньцю открыла дверь в комнату, муж, сидя на диване, смотрел телевизор, на экране было только изображение, звук отсутствовал.
Сяо Яньцю с пакетиком лекарств, приобретенных в клинике, лениво прислонилась к косяку и устало поглядела на мужа. Тот уловил перемены в настроении жены и поспешно подошел к ней. Сяо Яньцю передала ему пакетик и направилась в спальню. Зайдя внутрь, она закрыла за собой дверь. Муж перевел взгляд с Сяо Яньцю на содержимое пакета, вытащил коробочку и подозрительно оглядел со всех сторон. Все надписи были на иностранном языке и выглядели полной абракадаброй, это только накалило положение дел. В коробке из-под лекарства он потенциально углядел большую беду, поэтому стремительно направился в спальню. Только он вошел в комнату, как к нему в объятия кинулась Сяо Яньцю; обхватив его за шею, она с силой прижала мужа к себе. Они стояли, плотно соприкасаясь телами и дыша в унисон. Он чувствовал ее напор, она сдерживалась что есть мочи, видимо, это был какой-то сокрушительный удар. Пакет с лекарствами выпал из его рук, над ними и впрямь нависло что-то ужасное. Муж попятился, раздался громкий стук, то с силой захлопнулась дверь в спальню. Пока он продолжал обнимать жену, в его мозгу проносились мысли одна страшнее другой. Наконец Сяо Яньцю разомкнула свои уста и, заплакав, сказала:
– Мяньгуа, я возвращаюсь на сцену.
Мяньгуа, словно не расслышав, обхватил голову Сяо Яньцю и внимательно посмотрел на нее, не веря в неожиданно свалившееся на него счастье. Сяо Яньцю повторила:
– Я снова могу играть на сцене.
Не выпуская ее из своих рук, Мяньгуа резко отстранился, он все еще не оправился от испуга и выпалил первое, что пришло в голову:
– Ну ты даешь! Я уж не знал, что и подумать!
Сяо Яньцю несколько смутилась и мельком взглянула на Мяньгуа. Она рассмеялась, хотя слезы капали из ее глаз, и сама себе сказала: «Сколько же я выстрадала».
Мяньгуа потянул на себя дверь, собираясь пойти разогреть для жены ужин, и вдруг обнаружил застенчиво стоящую на пороге дочку. Мяньгуа, который весь размяк от счастья, что избежал придуманных им же самим ужасов, тотчас сделался нарочито грубым и резко сказал:
– А ну марш делать уроки!
Сяо Яньцю притянула мужа поближе и одновременно поманила к себе дочь. Усадив ее рядом, она внимательно посмотрела на нее. Дочь выросла совершенно непохожей на нее, своей крупной костью и угловатостью она внешне походила на отца. Однако сегодня Сяо Яньцю показалось, что ее дочь особо привлекательна, и если внимательно присмотреться, то можно увидеть, как они с ней похожи, разве что дочь просто чуть крупнее. Мяньгуа снова засобирался на кухню, но Сяо Яньцю его остановила:
– Ничего не готовь, мне нужно худеть.
Мяньгуа встал в дверях спальни и, не понимая, спросил:
– А с чего ты решила, что ты толстая? Когда я тебе такое говорил?
Сяо Яньцю положила ладонь на макушку дочери и сказала:
– Тебе-то без разницы, а вот зрители не признают Чанъэ в толстой тетке.
Счастливые супруги не могли дождаться, когда отправят дочь в постель. Удостоверившись, что ребенок уснул, они отправились к себе для торжественного совершения обряда. Эта ночь была умиротворяющей, точно вода, и потрясающей одновременно, она стала настоящим сюрпризом для Мяньгуа, и он лез из кожи вон, чтобы все было на высшем уровне.
Мяньгуа работал в дорожной полиции, в свое время отслужил в армии, отличался крепким телосложением, но был тугодумом. Что касалось супружеских планов, то его самой большой мечтой было найти себе жену из разряда работниц госпредприятий. Он даже во сне не мог себе представить, что его супругой может стать известная красавица Чанъэ. Это и впрямь напоминало сон.
Женитьба Мяньгуа обустраивалась согласно старым традициям, в ней не было даже намека на современные нововведения. Их знакомство состоялось через посредника в парке под ивой. После этого последовал короткий период «романа», и через некоторое время они уже стали делить одни супружеские покои.
В то время Сяо Яньцю ни дать ни взять напоминала Снежную королеву. Прогуливаясь по обсыпанным галькой дорожкам парка, она отличалась от обычных прохожих, гораздо больше она походила на лунатика или привидение. Однако бывает, что это может добавить женской природе привлекательности. Если же речь идет о молоденьких и хорошеньких девушках, то их очаровательная отрешенность, помимо того, что создает миловидную наружность, дополняет женский облик особой аурой, которая вызывает трепет и любовь. Когда Мяньгуа впервые увидел Сяо Яньцю, руки его похолодели, а сердце обомлело. От всего ее облика веяло холодом, точно от ледышки или стекла. На какое-то мгновение Мяньгуа устыдился, насколько он ей не соответствовал. В душе он даже обиделся на посредника, потому как понимал, что он совсем не пара для такой красавицы. Практически не дыша, Мяньгуа отправился сопровождать Сяо Яньцю по галечным дорожкам парка, она молчала, а он тем более не осмеливался заговорить. В самые первые дни их «романа» Мяньгуа чувствовал не влюбленность, а страдания. Но эти страдания доставляли ему какую-то труднообъяснимую сладость. Сяо Яньцю была вся такая трепетная, неземная, с призрачным блуждающим взглядом. Поначалу Мяньгуа полагал, что он противен Сяо Яньцю, но нет. Когда бы он ни назначал ей свидание, Сяо Яньцю с изможденным видом всегда приходила вовремя. Мяньгуа совершенно не догадывался, что таилось в уме Сяо Яньцю, а она тогда была одержима лишь одной мыслью – выйти замуж, и чем быстрее, тем лучше. Однако с Сяо Яньцю было затруднительно крутить «роман». Она не разговаривала, а только и знала, что просто прогуливалась вместе с Мяньгуа. Тот же рядом с ней чувствовал себя полным ничтожеством без капли воображения. Раз за разом он приглашал Сяо Яньцю на прогулку в тот парк, будто, коли уж они в нем познакомились, их «роман» мог да и должен был развиваться именно там. Сяо Яньцю никогда ничего не волновало, кроме собственных планов, поэтому она ходила за Мяньгуа, словно тень. Как он, так и она, куда он, туда и она. По правде говоря, сам Мяньгуа тоже сначала не знал, куда именно идти, но раз уж в первый раз он определился с маршрутом, то во второй посчитал естественным пойти точно так же, решив действовать по аналогии. Поэтому каждый раз они шли по одной и той же дорожке, в одном и том же направлении, доходили до одного и того же поворота, отдыхали на одном и том же месте, а когда прогулка заканчивалась, то там же, где и всегда, прощались. При этом Мяньгуа повторял одни и те же слова, договариваясь о следующем свидании. Все изменил один несчастный случай. В тот день Сяо Яньцю, прогуливаясь на каблуках по галечной дорожке, неожиданно