Теперь Стас работал директором большого мебельного магазина. У него была однокомнатная кооперативная квартира и автомобиль «Волга». И квартиру и машину, как говорил Стас, ему купил отец, который уже давно не жил с их матерью и трудился где-то на Севере, в системе Дальстроя.
Я не заметил, чтобы Стас сильно изменился внешне. Правда, стрижка теперь у него была «ежиком», тогда как раньше он носил длинные, как у монаха, волосы, зачесанные назад. Когда ему случалось нагнуться, волосы спадали, закрывали и рот, и нос, и все лицо до самого подбородка.
Но вот манера держаться у него стала другая. Если раньше при всех своих недостатках (у кого их нет?) Стас все-таки был рубаха-парень, то сейчас как-никак со мной разговаривал начальник. Друг, но чей-то начальник.
— Мне думается, — говорил Стас, — свою гражданскую деятельность тебе следует начинать в приемной райжилотдела. Получение квартиры или там комнаты дело хлопотливое и времяемкое. Куй железо, пока горячо…
С квартирой получилось вот что. Когда я уходил служить, мать оставалась жить в старом доме на Маломосковской. Два года спустя она умерла. Заколоченная комната все это время числилась за мной. Но девять месяцев назад старый дом сломали. Всех жильцов переселили в новые квартиры. Теперь, демобилизовавшись, я имел право на получение жилой площади.
— И не вздумай объяснять, что ты живешь у брата. Никакого брата у тебя нет. И ночуешь ты, демобилизованный старшина второй статьи Максим Ткач, на железнодорожном вокзале…
Я робко возразил. Вернее, усомнился в необходимости подобного спектакля.
— Здесь тебе не корабль. Здесь я получше твоего лоцмана Шипки разбираюсь…
— Боцмана.
— Лоцмана, боцмана — это уже детали.
На другой день состоялся такой разговор:
— Ты был у Аллы… Она мне говорила. Честно, я никогда не верил в то, что у вас что-нибудь получится. Ты слабый человек. И она слабый. Не верю, что двое слабых могут составить силу. Я искренен, как на исповеди. Она моя любимая сестра. Но самое святое для меня — объективность. И я скажу тебе… Алла красивая особа. Но на таких не женятся. Не делай большие глаза. Хоть ты и старшина, но наивный мальчик. Да, есть такая категория красивых и в общем-то порядочных девушек, на которых не женятся. А если женятся, то бросают… Тут уж ничего не поделаешь. Ее величество природа! Выпьем за природу!
Потом еще разговор:
— У тебя же есть гражданская одежда… Мне казалось, что твое прощание с робой будет менее трогательным.
— Она еще пахнет морем.
— За четыре года оно могло бы осточертеть.
— Ты видел его с берега. А я с палубы.
— Да, Макс, зря ты бросил писать стихи.
— Она тебе и об этом сказала?
— Очень трудно все таить в себе.
— Почему они разошлись? Он был старше ее?
— На восемь лет. В пределах нормы. Ему не нравилось, что она летает стюардессой.
— Были основания?
— Их всегда можно придумать. Она вылила на него тарелку с супом.
— Да… В семье все должно быть иначе.
— Ты видел семью с берега. А она с палубы.
…И еще разговор:
— У меня в магазине не хватает грузчиков, Максим. Приходи завтра к девяти, если хочешь подхалтурить на карманные расходы.
— Подхалтурить? Как это расшифровать?
— Слушай и запоминай. Заработок до ста рублей — халтура. До трехсот — работа. Выше — творчество. А я, Макс, в душе художник. Хоть и в творческом союзе не состою…
Через неделю я пришел к выводу, что, видимо, не квартира, не учеба, не работа, а взаимоотношения с другом станут для меня в ближайшее время «проблемой номер один».
Я понял на флоте, что такое дружба. И мне не хотелось терять Стаса.
Глава третьяПРИКЛЮЧЕНИЯ АНДРЕЯ ЧИВИКОВА
Об Андрее Чивикове я рассказываю подробно только потому, что совершенно неожиданно и для Стаса и тем более для меня он сыграет роль в разрешении моей «проблемы номер один». Ничего не придумав и не приукрасив, я излагаю события так, как мне поведал их сам Андрей.
В июле месяце он приехал в Москву из Армавира с мечтой стать атомным физиком. Папа его — важный человек, постоянно занятый на службе. Мама вообще никогда не работала. И сам Андрюшка дома не заколотил гвоздя в доску.
Он приехал в Москву. Завалился на математике, в которой, по словам мамы, «был так силен». Домой возвращаться постеснялся. Зашпилил аттестат зрелости булавкой, сдал чемодан в камеру хранения и решил начать самостоятельную жизнь. Настоящую.
Нужно идти работать. Токарем, слесарем, чернорабочим. Будущему атомному физику это тоже не вредно. Мосгорсправка пестрела объявлениями о найме рабочей силы. Однако без московской прописки не брали даже учеником. Деньги кончились. Из общежития двоечников выселяли тотчас же, как только поступали сведения из приемной комиссии. Ночевать пришлось на вокзале.
В тот день Андрей с утра патрулировал около МГУ в надежде перехватить небольшую сумму у своих вчерашних знакомых абитуриентов, которым посчастливилось получить студенческие билеты. Нужно было совсем немного денег. Выкупить чемодан из камеры хранения. Содержимое оного Андрей решил снести в скупочный магазин. Но не зря говорят, что если не везет, то во всем сразу. Ребята на радостях поиздержались и сами сидели на мели. Сомневаться в искренности их слов было бессмысленно.
Андрей пришел на Курский вокзал. Может, кому потребуется поднести вещи. Но вид у Андрея был столь подозрительный, что даже самые немощные пассажиры предпочитали потеть под тяжестью чемоданов, нежели воспользоваться его услугами.
Андрей улыбнулся девушке. Она стояла под расписанием поездов дальнего следования. Девушка заметила его улыбку, усмехнулась краешком губ и повернула голову.
Андрей побродил еще немного между узлами и чемоданами, но, чувствуя на себе настороженные взгляды, подошел к ближайшему милиционеру. И сказал:
— Товарищ старшина, у меня нет ни копейки денег… Я второй день ничего не ел… Посоветуйте, что мне делать?
Сам удивился, как он мог сказать такое без тени смущения. Это все равно, что побираться. А может, нет…
Озадаченный старшина рассматривал Андрея с ног до головы и, чтобы собраться с мыслями, потребовал документы.
Андрей достал паспорт.
Теперь все стало на свои места. Старшина действовал по инструкции:
— Фамилия?
— Чивиков Андрей Петрович.
— Правильно. Год рождения — 1945… Где проживаешь?
— Армавир.
— Правильно. Почему не едешь домой?
— Денег нет… Поступал в университет…
Милиционер вздохнул:
— Значит, денег нет?
— Нет, — ответил Андрей.
— Деньги, брат, зарабатывать надо…
Мимо прошла девушка. Та, что стояла у расписания поездов дальнего следования. Девушка опять посмотрела на Андрея.
— Ладно, — протянул старшина. — Пойдем к нам в дежурку, начальству доложим… Выход из любого положения сыскать можно.
Они пришли в дежурку. В накуренной комнате сидел милиционер в чине младшего сержанта. Не имело смысла подозревать в нем начальство.
— Где лей? — спросил старшина.
— Куда-то вышел, — ответил младший сержант и, кивая на Андрея, равнодушно спросил: — Карманник?
— Да нет, — покачал головой старшина. — Студент… Или как там… Словом, поступал. Не приняли. Остался без копейки.
— А, — понимающе протянул младший сержант. — Издалека?
— Из Армавира, — ответил старшина.
Андрей смотрел на старый стол, ничем не покрытый, облупленный и покорябанный. От табачного дыма почувствовал тошноту.
— Кто ж без гроша в такую даль едет? — спросил младший сержант.
Старшина пожал плечами и сказал Андрею:
— Посиди тут. Мне идти надо. Лейтенант вернется, он доложит.
Старшина кивнул на младшего сержанта.
— На студента, значит, — не то спросил, не то подумал вслух младший сержант. — Книжечки изучать…
Младший сержант внезапно икнул и, словно раздраженный этим, запальчиво продолжал:
— Ты станешь студентом, я стану студентом, старшина Мурзилкин, что тебя привел, тоже станет студентом… А материальные ценности кто будет производить? Ты об этом подумал?
— Нет, — сознался Андрей.
— У меня брат. На тебя похож… Тоже очки носит… Кричит: одиннадцатилетку кончать буду! Зачем? Придумали одиннадцать годов протирать штаны на парте. Говорят, отменят это скоро.
— Вы десятилетку кончали?
— Пять классов.
— Маловато, — стеснительно заметил Андрей.
— Нисколько… Природный ум заполняет пробелы образования.
Телефонный звонок прервал младшего сержанта. Он поднял трубку.
— Да. Так точно… Иду.
Он поднялся.
— Слушай, обожди в зале, — сказал он Андрею. — Мне нужно запереть помещение.
В зале ожидания было шумно, как на армавирском базаре. Андрей вышел на улицу. Прямо перед ним оказалась та самая девушка, которую он видел у расписания поездов дальнего следования.
— Отпустили? — спросила она спокойно, как старая знакомая.
— Запросто, — ответил он. А что говорить дальше, не знал, поэтому спросил:
— Как вас зовут?
— Алла.
— А я Андрей.
— Ну и что? — усмехнулась девушка.
Андрей пожал плечами. Он повернулся и пошел прочь. Но она спросила:
— Вам не дали денег?
— С чего вы взяли? — смутился Андрей. — Почему мне должны давать деньги, да еще в милиции?
— Вы спросили. Я слышала.
— Нет…. Это совсем не так… — смутился Андрей. — Я хочу заработать денег… Вот, своими руками.
— Что вы умеете?
— Ничего.
— А поднимать тяжести вы умеете?
— Думаю, что сумею…
Алла опять усмехнулась. Она прошла мимо Андрея, коротко бросив:
— Пойдем.
В девушке было столько же власти, сколько и в маме. А маму он привык слушаться. Они прошли квартал молча. Потом он на всякий случай спросил:
— Куда мы идем?
— В кафе.
— У меня нет денег, — остановился Андрей.
— Я знаю, — равнодушно ответила Алла.
Она привела его в молочное кафе. Там за порцией сосисок и кефира Андрей рассказал ей свою одиссею.