Днепров АнатолийЛунная соната
I
Над космодромом разнесся голос диспетчера:
– Пассажирам, отправляющимся в сторону Луны рейсом два ноль семь, занять место в роллере. К старту корабля машина отходит через пять минут.
Объявление повторили три раза. Ольга посмотрела мне в глаза:
– Ну же, Владо! Будь хоть чуточку веселее!
Ее лицо сияло от радости. Оно просто излучало свет, точно так, как тогда, когда я первый раз увидел ее рядом с «Людвигом».
Товарищи повернулись к нам спиной и образовали плотный круг. Они решили, что нам пора прощаться по-настоящему… Я крепко сжал руку Ольги и стал смотреть через ее плечо на зеленый горизонт, где возвышалась серебристая громада корабля. Его острый нос был обращен прямо к Солнцу, и просто не верилось, что именно в полдень он отправляется на Луну…
– Скажи, что мы будем друзьями, Владо, – прошептала Ольга.
– Что-то вы долго! И вдобавок шепчетесь. Герка, не жми так сильно мне руку!
Это из круга кричал наш друг, Сережа Самойлов. Он-то думал, что знает про меня и Ольгу все.
– Мы останемся друзьями? – спросила она. Я кивнул головой.
– Молодец, Владо. До свидания.
– Ну, нацеловались? – нетерпеливо кричал Сережа.
– Да, – ответил я. – Оля, передай привет Георгию.
– Обязательно, – ответила девушка. Улыбаясь, она пошла по ступенькам вниз к площадке, где стоял голубой роллер.
Роллер укатил к стартовой площадке, а мы продолжали стоять на месте, глядя на серебристую громаду.
– Ладно, – сказал я, – пойду…
Меня никто не пытался остановить. Всем было все понятно, во всяком случае они так думали. Уже на верхней террасе парка я почувствовал, как вздрогнул воздух, как широкими, упругими волнами покатился во все стороны гул могучих двигателей. Я остановился и посмотрел на зеленый горизонт. Низенькие липы выбросили свои кроны в сторону от центра стартовой площадки, а серебристая сигара закачалась в клубах черного дыма и начала подниматься вверх. Через мгновенье пронзительный визг рассек горячий воздух, и космический аппарат исчез в ослепительной голубизне неба.
…Я люблю эту дорогу среди зеленых холмов. Когда-то мне казалось, что ей нет конца, как нет конца человеческому счастью. На ее обочине росли молодые липы, а дальше начинались холмы, пологие, округлые, как будто здесь когда-то закопали гигантские шары, и в течение веков они погружались в землю все глубже и глубже. Я люблю эту дорогу, я бродил по ней много раз – и тогда, когда, как сегодня, над ней перелетали посвистывающие птицы, и когда по капюшону моего плаща барабанил осенний дождь, и когда из-за холмов на нее гурьбой выходили мальчишки и усердно стучали лыжами об асфальт, чтобы сбить снег…
Мимо меня промчался автобус и кто-то, наверное Галя Войн, высунув голову в окно крикнул:
– Владо, не заблудись!
…Первый раз, когда мы пошли с Олей к космодрому, она недоверчиво спросила:
– А вы знаете, куда ведет эта дорога?
Она и не подозревала, что я прошел по ней сотни раз. И много-много раз суждено было нам теперь пройти по ней вдвоем. А однажды ночью мы свернули с асфальта в сторону и вышли на Большое озеро, в котором отражалась луна.
Я никогда не забуду той ночи.
II
«Когда на сердце тоскливо, иди к людям». Я не помню, кто это сказал, но нужно, чтобы на сердце действительно было тоскливо, дабы понять правду этих слов. Первый, кто попался мне в лаборатории, был Герман Зоннельгардт.
– Они хотят разломать «Людвига». Вы должны немедленно вмешаться, торопливо проговорил он, теребя борт моей куртки.
– Зачем? – удивился я.
– Спросите их, этих чудаков из ВЦ.
– Не давайте им ломать «Людвига», Владо Андреевич, – жалобно просили девушки. – Если им нужно установить новую машину, можно для этого выделить помещение на тринадцатом этаже. Там, в одной аудитории вот уже год как лежит архив, давным-давно переписанный на цилиндры.
Я-то знал, что спасти «Людвига» мне не удастся, но к руководителю вычислительного центра все же пошел. Он меня встретил лукавой улыбкой.
– Садитесь, Владо, и давайте сделаем вид, будто мы обсуждаем судьбу «Людвига». Как улетела Ольга?
– Хорошо, – ответил я и попытался улыбнуться. – А все же, нельзя ли его оставить на месте?
– Что вы, Владо Андреевич! – удивленно развел он руками. – Такое старье. Всего полмиллиона операций в секунду. Да нас засмеют, когда узнают, что у нас хранится такой музейный экспонат.
– У машины хорошая память и богатые записи… – попробовал было я возражать.
– Но ведь ей уже почти сто лет, и сделали ее когда-то чуть ли не вручную для обучения вычислителей и программистов. Тронь ее – и она развалится. Ее схему дополняли в течение десятилетий, и сейчас она превратилась в неуклюжее уродливое чудовище, к которому там и сям прицеплены всякие блочки, дешефраторчики и так далее. Да что я вам рассказываю, вы и сами это знаете.
Я вздохнул.
– Значит, будем ломать?
– Конечно.
Я вышел из кабинета. Меня провожал Герман. Он, расхваливал старую машину, все еще надеялся, что ее можно будет сохранить.
– Кстати, вы не знаете, почему машина называется «Людвигом»? – спросил я. Герман остановился, на минутку задумался, и затем ответил:
– Знаете, Владо, я никогда над этим не думал. Мне известно одно: так она называется уже не менее семидесяти лет. В библиотеке мне попалась старая работа, выполненная на «Людвиге» в 1975 году. Уже тогда у машины было имя.
Я не заметил, как опустел вычислительный центр, как потемнели окна и зажглись панели дневного света. Я открыл окно и посмотрел туда, где кончались скрывающиеся за тополями жилые постройки и начиналось холмистое поле. Совсем низко над горизонтом поднималась Луна, и было немного страшно, что Ольга улетела, казалось, куда-то совсем в другую сторону.
Зеленые холмы за городом покрылись туманом, седеющим в лунном свете. Было очень тихо.
– Ну вот, Людвиг, мы и остались одни… – пробормотал я, подходя к старой машине. На исцарапанном пульте горела красная неоновая лампочка, которая означала, что память машины включена и что она продолжает впитывать в себя все, что говорят и делают возле нее люди. – Мне очень тяжело, Людвиг. Если бы ты знал, как я люблю Ольгу. Молчишь? Да, ты очень несовершенная машина. За сто лет тебя так и не научили говорить. Может быть потому, что ты нем, мне сейчас с тобой хорошо. Иногда так хочется, чтобы никто не перебивал.
Серые стойки машины покрылись пылью, изоляция на кабелях почернела, переходники поржавели. Мне стало еще грустнее. Вот здесь, у этого сумматора, наши глаза встретились впервые. Ольга мне тогда сказала:
– А я-то думала, что у вас не машина, а фантазия. Что это такое? Похоже на сушильные ящики. А это что?
– Это ее память.
– Ну, знаете! Если у вашей машины память имеет такой вид…
– О памяти судят не по ее виду, – возразил я.
– А мне все равно. Я люблю все красивое. Вы можете мне помочь?
Ольга работала в Институте биометрии. Это и привело ее ко мне.
– С такой памятью, наверное, на вычисления понадобятся десять лет, ворчала она, пока я на клавиатуре набирал программу ее задачки. – А профессор Павлов требует ответ послезавтра.
– Вот ответ, – сказал я, подавая ей табличку с цифрами.
Ольга подозрительно посмотрела на меня, потом расхохоталась.
– Вы шутите!
– Нисколько. Проверьте сами. Кстати, а вот и график. На нем вся экология вашего царства водорослей, как на ладони. Точку равновесия «Людвиг» подчеркнул красными чернилами. Он очень вежливый, наш «Людвиг», даже тогда, когда о нем отзываются непочтительно.
Ольга немного смутилась и виновато посмотрела на ящик с памятью.
– Разрешите, я приду вечером и смахну с машины пыль, – сказала она.
С того вечера мы стали с ней встречаться. Она была воплощением самой жизни, так прекрасна она была.
– Владо, мне надоело идти, – обычно говорила она во время прогулки. Давай побежим.
И мы бежали вдоль асфальтовой дороги к космодрому наперегонки, пока наконец кто-нибудь из нас не отставал, чаще всего я.
– Ну, что выдохся, а! – дразнила она меня. – Владо, а правда, что при помощи машины можно узнать, что делается в душе человека?
– А для чего это нужно, узнавать, что делается в душе человека?
– Ну, так, ради интереса.
– Наверное, можно. Только не нужно.
Она взяла меня за руку и проговорила:
– А мне очень хотелось бы узнать, что делается в твоей душе.
Я очень смутился.
– Впрочем, я и без машины догадываюсь, что с тобой!
– Если догадываешься, то лучше не говори.
Как-то Ольга не приходила несколько дней, а когда пришла, то была печальна и задумчива.
– Что с тобой, Оля? – спросил я.
– Спроси «Людвига». Он ведь у тебя все знает.
Она невесело усмехнулась. Мы взялись за руки и прошлись до космодрома и обратно.
– Сколько времени летит ракета до Луны, – спросила она.
– В зависимости от трассы. Часов двадцать пять – тридцать.
– Как долго.
На следующий день она пришла веселой и радостной.
– Владо, идем танцевать! Я хочу сегодня танцевать. Целую ночь! До самого утра!
Но мы не танцевали до самого утра. Зал молодежного кафе только начал заполняться народом, как вдруг Ольга схватила меня за руку и закричала.
– Посмотри в окно! Какое чудо на улице. Пойдем на нашу любимую дорогу.
Действительно было чудо. Вечная тишина опустилась на зеленые холмы. Воздух был напоен запахом горячих полевых трав и влажной земли, а серебристое от лунного света небо опустилось низко-низко. Стоило пройти всего несколько шагов, подняться на холм, и, казалось, можно было коснуться рукой кромки сияющего облака.
– Пошли в поле, – прошептала она.
Все было как во сне, и я не помню, как мы оказались на берегу Большого озера. С западной стороны, где находился водный стадион, доносилась музыка, а здесь берег был совершенно диким, и только узкий бетонированный мостик среди высоких камышей напоминал о том, что кто-то позаботился, чтобы по озерным джунглям можно было совершать прогулки. Несколько минут мы шли среди зарослей. Потом мы оказались на самом краю мостика, почти на середине озера.