«Отдай мне девку», – всё не унимается Якву.
– Душегуб, я не знаю таких чар.
«Никаких чар не нужно. Просто уйди, язви тебя, с дороги».
Остается ждать, пока Следопыт проснется и даст знать о своих намерениях: что он думает делать, в какую сторону глянуть, куда пойти. Однако с первым светом я отправляюсь искать хижину ведьмы, которая бы наложила заклятие на девушку – не из гордыни; просто надо. Ведьме не нравится, что ее обнаружили, и лишь после того, как я угрожаю раскрыть, что она не только ведьма, но еще и мужчина, дверь предо мною открывается.
– Конгор обитель благочестия, в нем никакого колдовства быть не может, – говорит она с порога.
– Хорошо. Тогда не будем и называть это заклятием, – отвечаю я и вхожу без приглашения. В моем бурдюке кусок веревки, которой зогбану связывали Венин. После обряда ведьма вплетает его в ножной браслет и окунает в благовония.
– Скажешь ей, что это подарок, – говорит она.
О том, что что-то затевается, догадывается Якву.
«Отдай девку сейчас же», – требует он.
– Сейчас же? Как так получилось, что ты единственный, кто ее домогается? – интересуюсь я. – Множество лет у меня в голове обитала целая тьма недовольных, которые только и ждали, как бы меня сразить, а нынче остался только ты. Что ты там вытворяешь?
Якву, никогда не отвечающий на мои вопросы напрямую, снова замолкает. Я возвращаюсь в дом хозяина и, едва переступив порог моей комнаты, чувствую без всякого нюха, что здесь побывал Следопыт. Свой запах оставила и Бунши. Я собираю вещи на выход, когда Венин начинает бестолково суетиться.
– Во-первых, вот тебе подарок от торговца драгоценным мускусом, – говорю я, чем привожу ее в восторг.
Затем я ей говорю, что в местах, куда мы едем, есть чудеса: плещущие кверху водяные струи; повозки, что разъезжают по небу, а также платья, которые сами тебя одевают.
Мы уже собираемся уходить, когда запах проклятущей феи, до сих пор ощущавшийся только вскользь, внезапно обретает резкость и явственность. Она предстает воочию; при этом ее так трясет, что она то обретает, то, наоборот, теряет свой облик.
– Архивная палата… Что-то происходит… Следопыт!
На дальнейшие слова у Бунши нет времени, к тому же ее так колотит, что ей их не выговорить. Я говорю, что надо взять О’го, а она кричит, что нам нужен клинок, а не таран, и пусть он не обижается. Сад-О’го и девочку она приведет к дороге, ведущей в Миту, и к перекрестку.
– Ты и твои адовы двери. Это переход в Долинго?
– Ты сама знаешь, куда он ведет.
– Если они воспользуются дверями, то, может, нам лучше подождать, когда они явятся в Конгор?
– Нет! В Конгоре нам оставаться нельзя, теперь уже нет. Иди!
– Может, первым нужно спасаться Следопыту? Он ведь тебе нужнее всех.
– Откуда ты знаешь – а может, они решат задержаться на Кровавом Болоте? А если пойдут в Долинго, как ты думаешь их отследить на отрезке длиной в три дня? Ткнешь наобум пальцем? Начертишь руну? Или, может, спросишь у рыночных торговок, не залетал ли к ним за ягодами белый господин, пукающий молниями?
– Надо же, в кои веки острячкой заделалась.
– Ступай ему на помощь или катись прочь!
Сначала мы с хозяином дома видим лица, оранжевые и трепетно мерцающие; толпа наблюдает, как дымно и ярко пылает Архивная палата. Конгорцы неукоснительно помечают всё – даже то, что не принадлежит их городу, – поэтому остается лишь домысливать, что могут испытывать люди при виде того, что когда-то составляло их самих, а теперь поднимается и вспучивается лохматыми клубами, кроваво озаряя весь квартал. Большая Архивная палата сейчас напоминает гигантский костер какого-нибудь злого божества – такой огромный, что насыщает мрачно-ржавым воспаленным светом всю округу.
Интересно, вопят ли те шепчущие книги? Ровно в тот момент, когда я об этом думаю, кто-то в толпе кричит:
– Стой, куда ты?!
Хранитель книг. Всем своим видом он словно говорит: «Ваша помощь уже не поможет». Крыша скоро рухнет, утонув во взрыве тлеющих углей. Слезы, пот, или и то и другое вместе, покрывают лица влажным блеском. Хотя в таком месте может загореться что угодно, огонь не возникает сам собой, и Следопыту наверняка предстоит давать пространные разъяснения. А может, он и сам уже в огне.
И люди.
Люди плачут.
Люди кричат.
Люди затихли.
Не успокоившись, не умолкнув, не перешептываясь, а просто вмиг остолбенев. Огонь до них еще дойдет, это понятно, но ближнее от меня лицо смотрит мимо пламени, мимо всего, даже мимо себя самого. Он и все, кто рядом, не только тихи, но и недвижны. Застыли. Пот заливает глаза, но они не моргают; каждый мужчина, женщина и ребенок на улице стоят как вкопанные, пока все их головы дружно не поворачиваются в одном направлении. Именно головы – ни одной другой конечности, даже пальца. В эту секунду с расстояния двух улиц доносится истошный женский крик, и все бросаются сломя голову как на настоящем пожаре; все поголовно, и стар и млад, обращаются в паническое бегство. Толпа сбивает с ног и топчет тех, кто не может поспевать.
Никто ничего не произносит и не производит, кроме натужного сопения на бегу. Все устремляются в ту улочку, где я вижу Следопыта в тот самый момент, как он локтем в лицо сшибает бросившуюся на него женщину, а еще один, по виду магистрат или префект[50], отгоняет людей плоской стороной своего меча. Какая-то мать отбрасывает ребенка и кидается на Следопыта, а другой мальчуган запрыгивает ему на спину. Префект его оттаскивает. Толпа гудящим роем окружает их – тех, что силятся не допустить кровопролития, чем явно идут вразрез с намерением толпы, у которой нет никаких мыслей. У кого же они есть и кто здесь исподтишка заправляет, я догадываюсь не сразу, а перед тем, как он исчезает за углом на другом конце проулка. Мелькнувшую голову выдает шапка коротких огненно-рыжих волос, а еще клипсы и черный плащ с алым подкладом. Плащ, что развевается, несмотря на сухость и безветрие.
Аеси. Здесь, в Конгоре.
Значит, он следует за нами, один или с отрядом. Стало быть, он неотступно шел за нами от Малакала и знает о нашем составе, потому что никакой иной причины нападать на Следопыта у него нет. А это означает, что кто-то на него шпионит. Я так долго в составе этой дурацкой миссии, что, вместо того чтобы его выслеживать, прогнала мысль, что он будет выслеживать нас. Своих прежних возможностей он уже во многом лишен: не может летать, не может невзначай исчезнуть или унестись по своему желанию. Пустившись за ним по следу, я смогу его найти, и я одна из немногих – может быть, единственная, – кто с ним когда-то уже расправлялся; сумею и сейчас. Но он убьет кого-то из них. Я их не знаю, и мне, в общем-то, нет до этого дела. Он всё равно обречет кого-то на смерть, и кто-то из этих людей проснется завтра без сестры, брата, ребенка или просто без конечности; но даже рука здесь – жертва непомерно большая.
Гнев нарастает безудержно, ведь единственная, кто во всем этом проигрывает, буду я, а в смыкающемся круге толпы у Следопыта и служивого скоро не останется выбора, кроме как пробиваться посредством оружия. Несмотря понимание всего этого, я тем не менее делаю шаг в сторону Следопыта.
– Ты, наверное, одна из тех женщин с тайными навыками? – спрашивает хозяин, мешая мне идти дальше.
– Секрета здесь нет, – отвечаю я.
Я спрыгиваю с лошади, чувствуя, как по коже пробегает тревожная рябь. Ветер – не ветер – сначала взметает пыль, задувает на всех факелах огонь, срывает незакрепленные ставни и вот уже начинает откидывать людей – кого в стену, а кого и в воздух. Он бежит, опережая меня, и расшвыривает вверх и в стороны мужчин, женщин, детей и случайных животных. Моя сила прокладывает путь прямо к тем двоим.
– Он завладел умами всех и каждого в этом проулке, – говорю я, когда мы подъезжаем к префекту и Следопыту.
– Я уже понял, – отзывается Следопыт. – Всеми, кроме твоего.
– Кто эти люди? – спрашивает меня префект. Мне и хозяину дома удивительно видеть столь светлую кожу – такая бывает у тех, кто с самого дальнего севера.
– Нам надо уходить, – говорю я.
Некоторые люди начинают вставать и таращатся во все глаза.
– В спасении от них я не нуждаюсь.
– Зато им скоро понадобится спасение от тебя, – отвечаю я.
Людей становится всё гуще.
Пока я добираюсь до своей лошади, людская масса успевает скопиться и снова рвется бежать. Ветер – не ветер – отзывается мгновенно, словно метлой выметая всех и вся в конец улицы.
– Тот человек идет? – спрашиваю я у Следопыта.
– Я ему не командир, чтоб знать.
– Заткнись уже наконец, – обрывает его префект, забираясь на лошадь хозяина дома.
– Где Сад-О’го?
– Ждет вместе с девчонкой.
С хозяином мы прощаемся в его доме и отправляемся к самой мелкой части реки, которую еще можно на лошадях перейти вброд. Следопыт, не унимаясь, сетует, что я пытаюсь его утопить, а префект желчно спрашивает, всегда ли он у нас такой? От противоположного берега отходит длинная дорога в Миту. При приближении к перекрестку навстречу нам выходит Сад-О’го. Один. Следопыт выкрикивает его имя. Великан изъявляет что-то похожее на улыбку. Однако вид светлокожего солдата его настораживает
– В самом деле, кто ты такой? – интересуюсь я.
– Он из комендантского войска…
– Ох и широк у тебя роток, братец. Звать меня Мосси.
Попытка разглядеть этого человека в темноте выявляет лишь его большие серьги-кольца, серебряное ожерелье и длинные волосы.
– Тебе-то что, – говорю я.
– Вам бы об этом надо было задуматься прежде, чем ломиться в дом Басу Фумангуру. Этот Следопыт сказал тебе, где он провел ночь?
«У шлюх», – отвечаю я мысленно.
– Всю эту ночь, куда бы я ни ходил, ты будто везде таскался за мной. Пора б тебе уже с этим закончить, – говорит Следопыт.
– Это вам всем пора перестать мне указывать, что делать, – ерепенится префект.