– Ваше высочество, вы этой девице ничем не обязаны. Вы особа королевской крови на троне Фасиси, а она никто.
– Даже никто не заслуживает такого принца.
Жаркая ночь с влажным, липким воздухом. Соголон отправляют в замок, где обитает принц Ликуд до тех пор, пока не будет достроен его собственный. В заднюю гостевую ее сопровождают двое слуг-мужчин, шагая совсем налегке, поскольку при девочке нет почти ничего, кроме того, что ей когда-то оставляла хозяйка. Из освещения здесь единственно два факела, настолько скудные, что в сумраке комнаты различаются лишь высокие стены и колонны, где-то наверху образующие свод. Слуги входят на цыпочках, пугливо вздрагивая от любого шороха – непонятно, по глупой взбалмошности или от испуга. Заслышав где-то в отдалении не то стон, не то крик, оба вскидываются, бросают узелок с пожитками и дают дёру. Соголон растерянно озирается, но смотреть здесь особо не на что.
И тут из недр темноты, обманчивой из-за расстояния, вылущиваются какие-то мерцающие огоньки и кружат, словно кто-то там гоняет светящихся пчел. По мере приближения становится различимо порхание крылышек – неужто и вправду пчелы или светляки? Вскоре они уже кружатся сверху. Ай да диво! Соголон о таких прежде слышала, но никогда не видела. Юмбо – размером где-то с ее голову, числом десять и еще два, а может и больше; может, все двадцать или сколько их там. Феи с синевато-зелеными крыльями, как у стрекоз, которыми они бьют столь быстро, что в темноте стоит негромкое жужжание. Некоторые замедляются и зависают над ней и вокруг, в таком же любопытстве к ней, как и она к ним, – в мужских, женских, а подчас и вовсе невнятных обличьях, а еще у них не то кувшины, не то колбочки с сонмами светлячков. «Они все умрут к утру», – доносится до нее едва слышный шепот. Создания взлетают к потолку, таинственно озаряя стены и своды, и на прерывистые мгновения там наверху становятся видны люди – множество фигур и лиц, в которых Соголон узнает фрески королей, зверей и благородных воинов в сценах обрядов и пиров, охот и сражений.
Издали близится шум, но на этот раз иного рода: бойкая крикотня, развязные возгласы и смех юных голосов. С ними движется и огонек – на этот раз голый мальчик, состоящий из одного собственного света. Он держится впереди остальных, но его замедляет натянутая на шее цепь. Цепь держит сангомин из белой глины, у которого, похоже, нет дара иного, кроме как показывать, что он здесь самый старший или самый крупный.
– Ну-ка я придержу питомца, – говорит он и дергает поводок так резко, что светящийся мальчик откидывается назад.
– Осторожней, принц Абеке: любое солнце не только светит, но и жжется, – говорит сангомин, не обращая на упавшего внимания. За этими тремя движется целая ватага; здесь и та красно-синяя, и мальчишки постарше, мальчики помладше, две-три девочки и две женщины-наставницы, которые предпочитают помалкивать. Вся эта ватага скачет, кривляется, пихается, задирает женщин и вообще ведет себя дерзко.
Первой Соголон замечает одна из девчонок.
– Мой принц! – восклицает она, и к ней разом оборачиваются двое. Близнецы, стало быть.
Принц Абеке – тот, что со светлым мальчиком, – подступает ближе. На свету он становится более лобастым и жестким, с упрямыми скулами и подбородком. Соголон опасливо поглядывает вверх: как бы оттуда за ней не протянулась знакомая смоляная рука. Первого юнца нагоняет второй, и оба оглядывают ее как какую-нибудь диковинную животину.
– Ты откуда? – спрашивает тот, второй.
– Наверное, это колдовство ведьмы, Адуке, – говорит одна из девочек. – Или самого дьявола.
– Дьявол не приходит ночами, а только днем, долбаная дура, – бросает в ответ Адуке.
У девочки при слове «долбаная» отвисает челюсть.
– Кто допустил, чтобы ты пошла с нами? – спрашивает его брат. – И кто тебе сказал, что ты смеешь называть моего брата по имени? Я такой же принц как и он. А ты кто?
Девочка униженно опускает голову и робкой овечкой пробирается за спины ватаги.
– А может, она и вправду дьяволица, – прикидывает Абеке, поигрывая поводком. – Ты кто такая? Перед тобою принц.
– Принц – это твой отец, – поправляет Адуке.
– Сын принца тоже принц, долбаный болван!
– Это ты долбаный болван, болван ты долбаный!
Один близнец напрыгивает на другого, и оба падают. Тот, что сверху, пыжится ударить другого кулаком. Другой хватает его за руку и пыжится сбросить. Девочка рядом вопит, чтобы они перестали, и они перестают.
– Когда я стану королем, я первым прикажу тебя прикончить, – отдуваясь, бурчит один из них, непонятно который.
– Мы родились в одно и то же время, – отвечает другой.
– Ха! Я вылез как раз перед тобой.
– Она так и не говорит, кто она, – шелестит тот глинисто-белый. Соголон впервые слышит его голос, звучащий как шепот с приглушенным стоном.
– Я из дома принцессы, – говорит она.
– Но сама ты не принцесса.
– Меня звать Соголон.
– Ее звать Соголон, – хихикая, передразнивает одна из девчонок.
– Соголон, – повторяет Абеке, поигрывая поводком как в размышлении. – Соголон, ты идешь с нами?
– А вы куда?
Почти все глумливо смеются.
– Дурачина, это вопрос к нам, а не к тебе. Ты же выполняешь только то, что тебе говорим мы, – говорит другой близнец. – Мы ибеджи[25], божественные близнецы, которые появляются по одному каждые десять и еще два поколения – не так ли сказывал мой отец, няня?
– Да, ваши высочества, – спешно соглашается наставница, которая сейчас прячется сзади.
– Ну-ка, скажи мне правду, – капризно требует он, оборачиваясь. – Отец у меня обожает послушать себя самого.
Вращаясь при дворе, Соголон доподлинно знает: всё, что может сорваться с уст этой несчастной, способно запросто пристроить ее голову на плаху.
– Его высочество говорит именно то, что нужно сказать, ни словом меньше и ни словом больше, – пугливо заверяет она.
– Зануда! Как нам с тобой скучно. Кто-нибудь напомните мне, чтобы ее поутру высекли.
Некоторые из детей, а все они дети, начинают твердить: «Напомним, высечь». Принцы спесиво взирают. Ростом чуть выше Соголон, а возрастом примерно полтора десятка лет. Уже скоро им предстоит стать мужчинами, но то, с каким злобным упоением они скулят слово «высечь», придает им вид мелких гаденышей.
– Скучно… Ну а ты не зануда, Согола?
– Ее вроде звать Соголон.
– Тебя не спрашивают. Ну так что, Соголи? Зануда ты или нет?
– Нет.
– Откуда тебе известно? Взялась из ниоткуда, с собой ничего нет. С тобой разговаривать и то уже скучно.
– Вот ее пожитки, – указывает на ее узелок белый глиняный.
– Как у того речного народца, – склабится Абеке. – Такая же нищенка.
Второй принц со смехом хватает узелок.
– Она, видно, и вправду из дальнего буша, – говорит белый глиняный.
– Ты умеешь драться? – спрашивает Абеке.
– Я умею побеждать, – отвечает Соголон, возможно, зря.
– Вот как? Может, ты не такая уж и зануда, – оживляется он и бросает поводок. – Ну-ка, братец, давай с ней позабавимся. Дубинки сюда!
Девчонки подают принцу Абеке две палки, одна из которых почти в половину его роста. Адуке кипит, но держится тихо. Соголон не понимает сути происходящего, даже тогда, когда вся ватага начинает их обступать.
– Драка? – брезгливо кривится Адуке. – Да это скучно.
Абеке возбужденно смеется.
– Не-ет, брат! Вот как буду ее убивать, тогда посмотришь!
Соголон так и подбрасывает.
– Да ты не бойся, дурочка. Я тебя всего лишь малость поломаю да как следует побью. А ты смотри, брат, как я обойдусь с ней, и представляй себя на ее месте. По времени это много не займет.
– А ей ты разве не предложишь оружия? – спрашивает кто-то из девочек, но ее слова натыкаются на молчание. Девочка пытается проглотить свой страх, но он чересчур велик, и она им захлебывается.
Белый глиняный, подступив бочком, шелестит Соголон над ухом:
– Помни: он член королевской семьи, и касаться его могут только боги.
Соголон всё еще не может понять, что происходит, когда ватага вокруг начинает подбадривать и науськивать, а Абеке, хищно осклабившись, надвигается на нее.
Три дня спустя принцесса Эмини всё еще смеется, глядя на нее и говоря:
– Увы, малышка нашла себе применение.
Двумя днями ранее принцесса явилась сама, чтобы вызволить ее из того, что у Аеси именуется «предварительным заточением». Наследному принцу Ликуду она сказала, что девочке место на кухне, а не в его узилище, и что сам он прекрасно знает: в случившемся виноваты его шалопаи, так что пусть он растит из них или бойцов покрепче, или сыновей поприлежнее.
– Что до прикосновения к принцу, так ведь ты же, брат мой, своими глазами видел, что не он ударил палкой, а палка ударила его. Девочка и пальцем не тронула твоего драгоценного отпрыска, который когда-нибудь да сядет на трон Божественного правителя.
Ничто из этого не придает Соголон ни счастья, ни защищенности. Две ночи в темнице, после чего ей до сих пор мерещатся женские стенания, вопли и безумный смех. Через две ночи после того, как Аеси сказал, что ее не казнят, но выпорют («и это, девочка, считай что великая милость»).
Но о том, как всё было, она предпочитает не разговаривать даже после вердикта, поэтому один из стражей принцессы вылавливает сетью одного из юмбо и притаскивает его ко двору. Малыш не больше ребячьей руки, но даже сквозь стрекот крылышек можно разобрать его щебет:
«Он налетает как бык, наш принц Абеке, бежит и близится, близится и бежит, но ни один бог или демон никогда не видели, чтобы девочка была такой верткой. Она от него увертывается, а он врезается, как носорог, прямо в стену. Ах в какую он приходит ярость! Ну просто как бодливый бычок. Он бросается на нее и размахивает одной дубинкой здесь, а другой там, и машет, машет, машет, а она шмыг, шмыг, шмыг! Он замахивается так сильно, что чуть не ударяется сам. А девочка, та лишь уклоняется от ударов, но сама их не наносит. А принц от этого беленится еще сильней, как та женщина, что пытается ночью пришибить комара. Девочка пригибается, вьется жгутом, уворачивается и прыгает, как будто сам ветер возносит ее кверху. И тут входит принц Ликуд! Да не один, а еще и со свитой придворных, в том числе и тех, кто к юмбо злы, да. Они все входят, а наследный принц велит бойцам не останавливаться, ибо ни один принц, ни один наследник трона не бежит от драки. Он даже говорит, что весь двор будет делать ставки, ну а он, конечно, на своего сына. Да, воистину так и говорит. Я это с