— Открытое горло — наивысший жест доверия, — Рин провёл пальцем вдоль её шеи. — Здесь ты наиболее уязвима. Один укус, и кровь вместе с жизнью вытечет из тела. И всё же правильное прикосновение к этому беззащитному месту невыразимо сексуально. Оно заключает в себе жизнь и смерть. Обещание и наслаждение.
— Звучит как-то примитивно, — палец на её горле пробуждал калейдоскоп эмоций, и она никак не могла с ними справиться. Да и не хотела, чтобы они прекращались.
— Не отрицай в себе зверя, жена, — сказал Рин, отворачиваясь и возвращаясь к тропе. — В нём нет ничего плохого.
Жульетт возразила бы, но, идя за ним быстрым шагом, никак не могла восстановить дыхание.
Что-то в Жульетт изменилось, хотя сама она этого пока не замечала. Рин же не только видел, но и чувствовал то преображение. Оно проявилось на лице и теле, и ещё в душе, которую жена старалась от него скрыть. Он пытался придумать объяснение тому, что видел собственными глазами, но не мог.
Поужинав, они молча сидели у огня, вспоминая сегодняшний разговор. Неловкий и незавершённый.
В прошлый раз, когда Жульетт пришла к нему как жена к мужу, она всё ещё оставалась отстранённой и испуганной. Он понял несколько дней назад, что она боится не его, а себя. Страшится переполнявшей её страсти.
Рин наклонился вперёд, изучая её глаза при свете костра. Днём, прикоснувшись к ней во время остановки, он заметил нечто странное и неожиданное. В тёплых карих глазах появились золотые крапинки, которых там раньше не было. Тело, определённо, стало теплее. Первое время после похищения она казалась бледнее, теперь же её кожа выглядела здоровой и розовой. Если он снова дотронется до груди Жульетт, то почувствует, что сердце бьётся чаще? Сегодня днём оно стучало так быстро, потому что жена боролась со своим желанием? Рин задумался, не начала ли она в последние дни слышать звуки с большего расстояния, чем считала возможным, и не стала ли лучше видеть в темноте.
Она его пара, и он должен знать о ней все, но это… такого он не ожидал.
Рин ненавидел сюрпризы.
Возможно, он ошибся, и перемены в Жульетт ему померещились. Были вызваны игрой света или быстрой ходьбой. Скоро он это выяснит.
Они расположились на разложенной неподалёку от костра медвежьей шкуре. Жульетт больше не дрожала, как в первые ночи, хотя в последнее время значительно похолодало. Ещё один признак изменений.
— Энвинцы менее чувствительны к холоду, чем жители низин, — произнёс Рин, мельком глянув на огонь.
— Я догадалась по твоей одежде, — ответила она и добавила, слегка улыбнувшись: — Вернее, по её отсутствию.
— Это из-за волчьей крови.
Она кивнула, повернула к нему голову, и её карие глаза снова сверкнули золотом. Возможно, ему показалось, и то всего лишь отблеск от костра. Или крапинки были там всегда, просто он их не замечал. Его сердце тревожно сжалось. Нет. Он очень внимательно к ней присматривался. Ничего не пропускал.
— Прости за предложение тебя вылечить, — Жульетт отчаянно желая перевести разговор на что-нибудь более безопасное. — Мне следовало понять, что в тебе нет ничего плохого.
Рин слегка кивнул.
— Просто… — она не стала заканчивать, но он услышал сомнение и неуверенность в её голосе. Интересно, если бы в нём не жил волк, Жульетт боролась бы со своим влечением менее усердно?
— Если я захочу избавиться от волка, то всего лишь должен уехать подальше от Города и сердца.
— Сердца? — переспросила она.
— Сердца Энвина. Это священный камень, который хранится во дворце королевы под охраной наиболее высокопоставленных и надёжных солдат. Я один из них.
Она улыбнулась.
— Значит, ты не все время бегаешь по горам, похищая женщин?
— Только когда зовёшь ты, жена.
Улыбка Жульетт растаяла, ей всё ещё не нравилось, когда он называл её женой.
— Значит, сердце Энвина? Как оно выглядит?
— Это драгоценный камень такого же цвета, как глаза королевы. Сердце защищает и пробуждает магию нашего народа. Во время коронации королеву окутывает сила камня. А юноши, когда достигают нужного возраста, дают клятву перед сердцем и принимают зверя внутри себя.
— Так маленькие энвинцы не превращаются в волков?
— Нет.
— И если ты захочешь, то сможешь уехать из города, подальше от сердца, и стать обычным человеком?
Вот чего она хотела? Теперь, терзаемая сексуальными желаниями, в которых не отваживалась сознаться, Жульетт сожалела, что он не человек?
— Да, — ответил он. Он не сказал, что отказ от волка похож на отрезание собственной руки. Не сказал, что лучше умрёт, нежели превратится в обычного человека. — Чем дальше я ухожу от сердца, тем слабее его власть и притяжение.
— Притяжение. Оно зовёт тебя домой?
— Да.
Жульетт никак не могла заснуть, поскольку боролась с влечением к нему. Она знала, что сегодня к ней снова придут сны, более реальные, чем вчера. А завтра они будут ещё реальнее, и так каждую ночь, пока она с ним не соединится. Жульетт знала это, и отказывалась принять. Но примет. Скоро. От неё исходил столь насыщенный, призывающий мужчину аромат, что он почти мог коснуться и увидеть его.
Рин протянул руку и дотронулся до её лица. Он должен выяснить, не подвели ли его сегодня днём собственные глаза. Да, её кожа теплее, чем раньше. Жульетт не уклонилась от прикосновения, как он опасался, поэтому Рин опустил вторую руку к её сердцу. Она вздрогнула, больше от удивления, чем от недовольства, но не отстранилась. Рин потёр большим пальцем мягкую грудь и обхватил ладонью. Сердце Жульетт снова забилось слишком быстро. От ожидания и волнения, но не только. Тут было нечто большее.
Жульетт облизнула губы и устремила взгляд на его горло. Как бы настойчиво она не поддерживала дистанцию, её влекло к нему. Он не стал говорить, что её сражение безнадёжно, и она не успокоится, пока не сдастся на волю желания, которое так долго дремало внутри неё. Жульетт не могла заглушить возникшее между ними влечение, сколько бы ни пыталась.
Пытаться она перестала всего через несколько мгновений. Он почувствовал облегчение, и вслед за ним прилив энергии и опаляющий жар. Их обоюдный голод оказалась настолько силен, что пламя походного костра вспыхнуло выше и ярче. Жульетт не отводила глаз от его горла, её губы разомкнулись и смягчились.
— Хочешь попробовать меня на вкус?
Она отрицательно помотала головой, но шёпотом ответила:
— Да. Больше всего на свете.
Рин очень медленно придвинулся ближе. Жульетт поддалась вперёд, и он склонил голову набок, подставляя горло её губам. Сперва она заколебалась, но Рин не стал запускать пальцы в спутанные волосы жены и притягивать к себе, позволив ей самой выбрать время и способ его попробовать.
Мягкие губы опустились ему на шею. Рин закрыл глаза. Реальное прикосновение оказалось намного лучше любых снов. Все его тело отозвалось на ласку, инстинкт побуждал притянуть Жульетт к себе и заставить дать больше. Но он сдержался и не шелохнулся, предоставив ей проявлять инициативу. От нерешительного касания языка к его горлу мысли смешались, тело взвыло, а мгновение спустя Жульетт испустила нежный стон и полностью прижалась ртом к предложенной плоти. Но в ней всё ещё таился маленький осколок сомнения.
— Не бойся, — прошептал он хриплым, почти дрожащим голосом и зарылся пальцами в её волосы.
Едва попробовав его, Жульетт больше не останавливалась и не отстранялась. Она полностью предалась своему занятию, слегка втягивала в рот его кожу, вдыхала запах, ласкала языком. Одной рукой ухватилась за спутанную прядь его волос и не отпускала, передвигая губы к другой стороне шеи. Её тело дрожало, но не от страха. Уже нет.
Рин не только ощущал и видел её желание, но и чувствовал, как запах страсти усиливается на девичьей плоти. Эта жажда была всюду. В волосах, на лице, в сжимавших его руках и ласкавших губах.
— А ты приятный на вкус, — прошептала она, совсем чуть-чуть отстранившись. — Такой хороший. Боже, я могу сидеть здесь всю ночь и просто… просто… — она придвигалась все ближе, пока не устроилась у него на коленях и не обняла, быстро утрачивая контроль.
Её кожа пылала, сердце бешено колотилось. Расточая внимание его шее, Жульетт прижималась к нему все плотнее и обнимала так крепко, будто от этого зависела её жизнь. Она стонала, смеялась и посасывала его кожу.
— Ты был прав, — прошептала она и тронула кончиком языка чувствительное местечко на его горле. — Пробуя тебя, я понимаю, что должна быть здесь. Твой вкус такой знакомый, будто я всегда его знала.
— Ты знала, — пророкотал Рин. Он был готов для неё, готов уже много дней. Недель. Месяцев. Осталось только сбросить их одежду, и он окажется в ней. Рин испытывал искушение сделать это немедленно, его тело требовало действовать, но это будет её первый раз. И его тоже, и он знал, что она испытает боль.
Но думать становилось всё сложнее и сложнее. Губы Жульетт неумолимо ласкали его, и она не стала ограничивать себя одним простым прикосновением, а принялась водить мягкими губами с одной стороны горла к другой, дразнила языком, сжимала в руках его волосы. Её тело трепетало. Она гладила голую кожу везде, где только могла прикоснуться, словно стремилась как можно лучше изучить его тело. Смелые движения её пальцев возбуждали.
А потом она его укусила.
Не сильно. Это был едва заметный щипок, от которого проступила капелька крови. Ещё одно подтверждение, что он не всё знал о своей жене, когда похищал её.
Он хотел убедиться в своих подозрениях. Помимо оружия, которым дрался с солдатами, когда похищал Жульетт, Рин носил с собой листья дерева тэнни — их достаточно, чтобы узнать правду. Но были и другие способы развеять сомнения. Лучшие способы.
Рин обнял Жульетт, перевернул на спину и накрыл своим телом. На мгновение у неё перехватило дыхание, но она почти сразу снова потянулась к нему. Он прижался губами к её горлу и принялся посасывать, она в ответ запустила пальцы в его волосы, крепко сжала и сделала то, чего не сделал он. Притянула его ближе.