Её страх развеялся не полностью, но его сменило более сильное чувство. Желание. Она уже почти сдалась ему.
Ещё днём он заметил, что аромат её кожи немного изменился. Не попробуй он Жульетт в ту первую ночь, мог бы вообще ничего не заметить, но Рин очень хорошо запомнил сладкий вкус той плоти. Сейчас он стал другим. Не менее сладким, но… другим. Она прижалась к нему всем телом и откинула голову назад, предлагая горло. Это был наивысший дар, который женщина могла предложить мужчине — лечь под ним вот так, в самом уязвимом положении, с запрокинутой головой и разведёнными бёдрами.
Он в полной мере воспользовался её предложением, принялся целовать Жульетт от подбородка до плеча, посасывал кожу за ушком, одновременно забираясь руками под юбку. Плоть бёдер оказалась мягкой и нежной, тёплой и немного трепещущей. Лаская её там, он слегка прикусил сбоку шею жены, чтобы проступила капля крови.
Жульетт не вскрикнула и не попыталась его оттолкнуть. Вместо этого застонала и закинула на него одну ногу. Он был так близок к тому, чтобы погрузиться в неё. Так близок. И она хотела этого не меньше. Наконец Жульетт станет его женой во всех отношениях. Больше не будет никаких речей о спасении и угроз вернуться назад.
Он слизнул показавшуюся каплю крови, позволяя ей растечься по языку. Этого было достаточно, чтобы узнать правду. С приближением к Городу и священному сердцу Жульетт действительно изменилась. И подобно ему, чувствовала притяжение камня, но ещё не осознавала того зова и не понимала, что, возвращаясь к Рину, она также шагала к камню и своей судьбе. В Жульетт проснулась кровь её отца и с каждым шагом к Городу набирала силу.
В свете костра Рин наблюдал, как маленький порез затягивается у него на глазах, пока кожа на её шее снова не стала безупречной.
Его женщина, его пара была энвинкой. Она оказалась тем потерянным ребёнком, девочкой, которую все ждали.
И когда они доберутся до города, Жульетт станет королевой.
Глава 9
Казалось, если она не схватится за что-нибудь прочное, способное удержать на земле, то вылетит из собственного тела, поэтому Жульетт вцепилась в волосы Рина. Её сны, изоляция, дни и ночи, проведённые с Рином — всё это внезапно сказалось на ней и вызвало ощущение, напоминающее падение с высоты. Но не пугающее. Наоборот, она чувствовала себя захмелевшей и странно раскрепощённой. Прикосновение её губ к его горлу запустило реакцию, которую она не могла остановить, да и не хотела. Теперь Рин просочился в саму её кровь, и Жульетт наконец поняла очень многое.
Она утверждала, что никогда не выйдет замуж, а Софи в ответ часто подстрекала её завести любовника. Тогда это предложение приводило в ужас, но теперь, когда Рин нависал над ней, вызывая в теле самые замечательные ощущения, совет сестры казался отличной идеей. Проклятие им не угрожало. Жульетт не любила Рина, он не любил её. Значит, проклятие не отнимет у него жизнь.
Может, она и не любила Рина, зато любила вкус и ощущение его кожи под своими губами. Так же сильно, а может и больше, обожала чувствовать его губы на своём теле. В крови заискрилась молния, но несмотря на восхитительные ощущения и наслаждение от поцелуев и ласк Рина, Жульетт хотела большего.
Не было никаких когтей. Она не спала, и кошмар не грозил отпугнуть её от чего-то прекрасного и естественного.
Сюда её привела сама судьба. Сейчас происходящее казалось правильным и хорошим, и противиться своим желаниям было бы глупо. Жульетт словно и не жила, пока не ступила на эту гору. Она спала, пока Рин не нашёл её, а пытаясь уйти, бежала не от него, а от части себя. От своей животной части. От зверя. Тело переполняла энергия, и впервые в жизни ей захотелось чего-то для себя. Захотелось того наслаждения, которым дразнили её сны, захотелось, чтобы их с Рином тела соединились.
Было так легко отдаться на волю чувств, но когда Рин снова принялся целовать ей горло, разум всё никак не покидали надоедливые сомнения. Бесспорно, они с этим мужчиной связаны. Но когда он окажется внутри, то не ослабит ли своей сущностью, не потеряет ли Жульетт свою? И ведь ещё не стоит забывать об опасности забеременеть.
От этой мысли Жульетт слегка вздрогнула. Как она могла даже просто подумать о том, чтобы лечь с мужчиной, когда такие действия вполне могли привести к рождению ребёнка? Ребёнка-энвинца, который однажды в полнолуние примет другую форму, если только не увезти его подальше от этих гор и отца. А если она не сможет забрать ребёнка у Рина? Но сколько бы ни пыталась, Жульетт не могла представить свою жизнь в изолированном, примитивном городе, вдали от всего привычного, с человеком, который не любил её и которого она сама никогда не полюбит.
Ребёнок свяжет её с энвинцем, как никогда не связала бы ни одна ночь страсти. Если они создадут семью и останутся вместе, то в конечном счёте она полюбит Рина? Жульетт подозревала, что это будет просто. Слишком просто. А с любовью приходило несчастье.
Она стиснула в кулак его волосы.
— Рин… Я не могу.
Он издал горлом недовольное рычание.
— Не будет никаких младенцев, — прошептал он. — Не сегодня.
Она даже не удивилась его осведомлённости о её тревогах. Он был в её мыслях, она в его.
— Почему ты так уверен?
— Сейчас не время.
Жульетт немного расслабилась. Хотя Рин часто доводил её до бешенства, но никогда не лгал. Насколько она знала, энвинцы относились к совершенно другому виду, и, наверное, могли сделать ребёнка только в определённое время года или фазу луны. И по правде говоря, вряд ли она сама легко забеременеет без помощи Софи. Её цикл не отличался регулярностью. Обычно она кровоточила по три дня каждые четыре месяца или около того, а не раз в месяц, как сестры и большинство других женщин.
Жульетт позволила себе расслабиться, поверив, что нет нужды волноваться, и сегодняшняя ночь не подарит ей ребёнка, к которому она пока не готова.
Но ещё не следовало забывать об их ментальной связи. Сейчас впитываемые ощущения были приятными и тёплыми, однако что она почувствует, когда Рин погрузится в её тело? Не станет ли их связь ещё глубже? Больше всего Жульетт боялась остаться соединённой с кем-нибудь навечно.
— Ты хочешь физического соединения, но не мысленного, — он немного приподнялся, чтобы посмотреть на неё. Мерцающий костёр освещал половину его лица, и, казалось, Рин испытывает боль или разочарование.
— Да, — прошептала она.
— Почему?
«Я боюсь».
«Ты можешь не пустить меня. И знаешь как».
— Я сейчас сомневаюсь в своих силах, — сказала она. — Может, ты?..
— Если таково твоё желание, жена. — Рин снова коснулся губами её горла, и она забыла обо всем, полностью сосредоточившись на физических ощущениях.
Близкий огонь излучал жар. Едва ли не слишком сильный. Ночной холод больше не пробирался сквозь одежду, как в первые дни в горах. Наверное, она быстро акклиматизировалась. С другой стороны, возможно, холод развеяли прикосновения Рина и предвкушение того, что скоро должно произойти.
Одной рукой он расстегнул плащ, потом занялся пуговицами на платье. Второй рукой помог Жульетт сесть и стянул с неё рукава тяжёлого зелёного платья. Жульетт приготовилась ощутить обнажённой кожей холод, но этого не случилось. Её согревали близость Рина и влечение.
Внезапно на неё накатила неуверенность. Неуверенность девственницы. Ни один человек никогда не видел её раздетой, и перспектива лечь под мужчину полностью беззащитной и уязвимой пугала. А вдруг она ему не понравится? Она выглядела совершенно обычно, не обладала изгибами Софи или угловатостью Айседоры. И в делах физической любви не имела никакого опыта или знаний. Рин мог счесть её скучной, или… Боже, а вдруг она сделает что-то не так?
Пока Рин раздевал Жульетт, стало ясно, что он не находит её ни обычной, ни скучной. Он пробежался кончиками дрожащих пальцев по нежной коже, возбуждая и изучая, глядя на неё с желанием и предвкушением. Его золотые глаза горели страстью. Жульетт покинули остатки сомнений. Даже без мистической связи она поняла, что желанна.
Он усадил её себе на колени и через ноги стянул изорванное платье. Когда она осталась голой, Рин провёл рукой по телу Жульетт, касаясь горла, грудей, мягкого живота, а потом нежно скользнул ей между ног, заставив изогнуться и застонать. Её желание достигло таких высот, о существовании которых она даже не подозревала. Это было прекрасно: и само желание, и ожидание большего.
Рин ласкал её, как самое прекрасное из сокровищ, изысканное и драгоценное. Ещё ни разу за свои двадцать шесть лет Жульетт не чувствовала себя драгоценной.
— Я никогда раньше этого не делала, — неуверенно прошептала она.
— Знаю. Я тоже.
Она тяжело сглотнула.
— Никогда? — она ожидала, что мужчина с его внешностью, столь очевидно зрелый, знающий где и как к ней прикасаться, окажется опытным в любовных делах. Многие из её пациенток жаловались на неверность мужей или рассказывали о мужчинах, которые до женитьбы не пропускали ни одной юбки.
— Я ждал тебя, — сказал Рин.
Жульетт облизнула губы. Он все время ждал её. Это пугало не меньше, чем возможность полностью впустить его в себя, не только в тело, но также в мысли и душу.
Рин смотрел ей в глаза, словно ждал, что она передумает.
Она не передумала. Некая примитивная её часть взяла над ней верх, во всяком случае сегодня ночью, и заставила хотеть Рина больше, чем свободы или даже жизни.
— Ты уверена? — тихо спросил он, давая последний шанс остановиться.
— Да.
Его одежда снималась намного легче. Килт держался на шнуровке сбоку, и оказалось довольно просто развязать и распустить кожаный ремешок, стянуть килт и отбросить прочь. Жульетт не пришлось спрашивать Рина, есть ли у него какие-то сомнения. Его кожа пылала, и без прикрывавшего обзор килта стало очевидно, что он более чем уверен в своём желании. Она принялась бесстыдно разглядывать длину и толщину возбуждённого органа и потянулась вниз погладить, почувствовать его жар и твёрдость. Он напоминал камень и бархат, был поразительно длинным, горячим и твёрдым. П