Его небольшой монолог произвел на меня впечатление, потому что в нем было очень много информации. Я могла с легкостью представить семью Матса.
Очевидно, все его родственники были аккуратными, пунктуальными, сконцентрированными, хорошо воспитанными, волевыми, прилежными и далекими от банкротства. Кроме того, они должны были быть ярыми сторонниками честолюбия.
— И однажды ты заметил, что это тебя больше не умиляет?
— Похоже на то.
— Скверно, — посочувствовала я всем сердцем.— Но, если она тебя простит, тебе понадобится время, чтобы овладеть собой, и ты будешь пытаться все наладить. Ты будешь стараться быть терпеливее и уступчивее, но это не будет длиться вечность. Затем ты начнешь снова придираться, скажем, через три или четыре недели, вновь начнутся ссоры, и она тебя снова бросит.
— Проблема не в этом.
— А в чем?
— Неважно, - ответил он. — Твои заботы гораздо тягостнее моих. Мы должны поговорить об этом, а не обо мне.
— Мило с твоей стороны, спасибо. Но я бы лучше узнала, что за проблема с твоей хаотичной подружкой, которая никогда не думает.
Он не очень хотел говорить об этом. Я заметила. Но после короткой, молчаливой консультации с луной он все-таки открыл рот.
— Я думал, что я отличался от членов моей семьи. Я всегда хотел быть другим. Я не хотел принадлежать к клубу успешных, образованных и состоявшихся, которые воротят нос при виде нормального человека. Но я очень быстро отвернул нос от девушки, которой я не так давно искренне и не без энтузиазма объяснялся в вечной любви. Но эта большая любовь слишком быстро куда-то исчезла. Она просто действовала мне на нервы. С этим она ничего не могла поделать. Она действительно милая!
Я была удивлена.
— Я думала, что ты здесь, чтобы при луне поговорить о разбитом сердце? А теперь ты говоришь ...
—Мое сердце не разбито. Оно просто ледяное. Также, как и сердца моих родственником. Об этом я и хотел поразмыслить.
— Ты уверен? — в замешательстве спросила я. Я не могла себе представить, что парень, который до настоящего момента так умилительно обо мне заботился, был бессердечным. — Разве ты не говорил, что это она с тобой порвала, а не наоборот?
— Это так. Но это не значит, что я - хороший. Это, скорее, свидетельствует об отвратительной, тонкой манере, как моя семья решает свои проблемы. Вместо того, чтобы сказать ей, что я ошибся и хотел бы закончить все это, я целенаправленно запугал ее и подтолкнул в руки своего друга. Пока она не изменила мне и не порвала со мной. Теперь она выплачет все глаза и будет чувствовать себя предательницей, в то время как я рад, что все закончилось. Теперь это звучит хладнокровно, но мне только сегодня вечером стало понятно, что я все время надеялся на это. Поэтому я пришел сюда. Так как разочаровался в самом себе.
—... Это подтверждает мои предрассудки.
—Какие же?
— Что нельзя доверять привлекательным парням.
По тому, как отреагировал Матс, я заметила, что для него было совершенно обычно, что его считали незаурядным, хорошо выглядящим парнем. Он не почувствовал себя польщенным, а также, казалось, его особенно не интересовала моя оценка.
— Эта история подорвала мое представление о самом себе, — с сожалением сказал он. — Все же я был другим. Не надменным и элитным всезнайкой, а человеком с настоящими, глубокими чувствами. Но я не рассчитывал, что мои настоящие, глубокие чувства уйдут так скоро.
—Как твоя фамилия? - спросила я. — Может быть, я уже встречалась с кем-то из твоей элитной семьи?
— Навряд ли.
—Почему это?
— Они живут не здесь. Ты могла увидеть одного из них, но не в реальности.
— Где тогда?
—По телевизору, если только. Мой дедушка - знаменитый пианист, он живет в Лондоне. Ему уже за восемьдесят, но иногда он еще играет. Он родился в Швеции. Затем женился на дочери и наследнице производителя швейцарских часов, на моей бабушке, которая принесла с собой большую часть состояния, поэтому, собственно, никому из нас больше не нужно было зарабатывать деньги. Все равно все считали, что должны в рекордные сроки получить докторскую степень, или в двенадцать лет поступить в музыкальную консерваторию, или, по крайней мере, выиграть Олимпийское золото в соревнованиях по выездке. Когда ты была еще жива, меня здесь не было, я жил в Париже.
— Так значит, ты говоришь по-французски?
— Как же иначе в Париже? — спросил он снисходительно. — Только щелкать селфи на Эйфелевой башне?
Иногда он правда был надменным. Но если ты красив и богат, а кроме того, говоришь по-французски, это, скорее всего, совсем неудивительно.
— Ты умеешь играть на фортепиано?
—Как сказать. Четыре года я посещал занятия по игре на фортепиано и скрипке. Для консерватории я не достаточно хорош, поэтому - нет. Но, чтобы впечатлить неосведомленных девушек, достаточно.
— Ты так поступаешь? Я думала, это низость для твоего уровня.
— Как сказать. Я сказал: «Достаточно.» Я не сказал, что делаю это.
— Ах, вот как.
—Теперь поговорим снова о тебе, - сказал он. — Мы должны...
— Нет, мы не должны, - я перебила его, потому что луна только что исчезла за еловыми верхушками леса, и я была в ужасе, что я больше никогда не смогу продолжить разговор, если он исчезнет. — Мне нужно спросить тебя еще кое о чем. Теперь, когда твоя сумасшедшая, шальная подружка порвала с тобой, - ты вернешься обратно в Париж?
—Я уезжаю, но не в Париж. Куда - я еще не знаю.
— Жаль, — искренне обеспокоенно сказала я.
Он хотел что-то ответить, но в этот момент лунный свет на моей могиле и на коже погас, и снова стало темно. Я все еще была здесь, но все вокруг меня казалось таким странно далеким.
Я заметила, как свитер, в который я все это время была укутана, упал, как оболочка, которая стала лишней. Он лежал на моей могиле, и хотя я потрогала его, я ничего не почувствовала.
—Мира? - закричал Матс. —Ты еще здесь?
Он больше меня не видел. Все-таки хорошо, что он уйдет, и мы больше никогда не увидимся, но меня это расстраивало. Я растворилась в сонном воздухе, мои мысли улетели. Я не могла остановиться, я не мог удержаться на месте: ни на моей могиле, ни на деревьях, ни в холодной ночи. И я была бы так счастлива остаться, но это было невозможно.
АпрельГлава 4
В марте шел дождь, и небо было пасмурным: ни полной луны, ни сознания, ни призраков. Я не появлялась ни на своей могиле, ни где-либо еще на кладбище. Позже я узнала от Матса, что он был там. Он специально приезжал из Нью-Йорка, где жил на данный момент, чтобы проверить, появлюсь ли я снова в полнолуние. Но я будто сквозь землю провалилась.
В апреле воздух потеплел, и около двух часов ночи небо прояснилось так, что луна смогла появиться. Она зажглась на ночном небе, подобно огромному, красивейшему фонарю. Пахло цветущими плодовыми деревьями и первыми зелеными листьями.
Родители обсадили мою могилу тюльпанами и незабудками. Мне пришлось быть осторожней, чтобы не растоптать все. Но, будучи призраком, это не так-то и сложно. Цветы, на которых я сидела, когда проснулась, снова выпрямились, как только я встала на ноги.
—Наконец-то! - услышала я слова Матса. —Я уж боялся, что ты никогда больше не появишься!
Я удивленно обернулась. Он стоял там, позади моего надгробного камня, освещенный лунным светом. Воздух был удивительно теплым, поэтому на нем были футболка и джинсы. Вот это зрелище! Так как теперь на нем не было шапки, я впервые увидела его светлые локоны. Ангел вряд ли мог бы выглядеть лучше. Но ангелы определенно не ухмыляются так насмешливо, как он в данный момент.
—Что?
— Твоя рубашечка немного коротка! — сказал он и протянул мне пакет со шмотками. — Возьми!
В пакете было платье свободного покроя, которое я сразу же натянула через голову, и толстовка с глубоким вырезом, которую мне тут же захотелось оставить себе навсегда, потому что она была такой уютной и мягкой. Был только один минус, она не пахла так сильно Матсом, как тот свитер зимой.
— Ты - герой, — сказала я, находясь под впечатлением. — Приходишь меня навестить и даже приносишь с собой одежду!
—Если можешь что-то сделать для мертвой девушки, нужно это сделать.
—Разве ты не уехал?
— Уехал. Но я с удовольствием приезжаю в гости. Как ты? Чем занималась в последние пару месяцев?
По манере, как он смеялся, я заметила, что он забавляется. У него было хорошее настроение. Удалось ли ему преодолеть душевную боль (или ледяное сердце)? Я не спрашивала, а пыталась не пялиться постоянно на него, как на неожиданно свершившееся чудо. Чем он, на самом деле, и был для меня.
— Я действительно хотел бы знать, как у тебя дела! — сказал он, потому что я ничего не ответила.
—О, очень хорошо. Так, как будто я довольно долго спала.
— Может, присядем на скамейку вон там? — поинтересовался он. — Она полностью освещена луной. А тебе, кажется, нужен лунный свет, чтобы не исчезнуть. Свет полной луны.
—Да, с удовольствием, - сказала я и осторожно ступила на дорожку рядом с моей могилой.
— Может, мне приносить тебе еще и обувь? — спросил Матс.
Я немного прошлась, слегка колеблясь, босыми ногами по гравию. Но я сделала это, только потому что для меня это было так непривычно. Я пошла быстрее, и, хоть у меня и получалось хорошо, мне казалось, будто я делаю это впервые: бегу по миру на собственных ногах.
— Нет, спасибо, мне не нужна обувь, — ответила я.
Добравшись до скамейки, я села на нее, подогнув колени. Даже это вызывало ощущение, как будто я никогда раньше не делала этого. Он сел рядом со мной, скрестив ноги, и я всерьез задалась вопросом, чье появление из нас двоих здесь было более неожиданным. Меня, девушки-призрака, или его, чьей футболке неизбежно стоило лишь позавидовать, потому что она могла прижаться к его телу.
В свою защиту я могу сказать, что, если бы этот парень не был симпатичным, у меня был бы иммунитет на его взгляд. Но он мне нравился. Мне нравились его светлые локоны и его теплая улыбка, которая предназначалась мне.