- Игорь, давай-ка на минутку прилунимся. Хочу прогуляться наружу.
- Приспичило, командир? - фыркнул Лосев.
- Есть одно маленькое дельце, - нахмурившись, отмахнулся Волянецкий.
Он спустился в донный отсек, надел скафандр и сквозь шлюз вышел на лунную поверхность. В руках держал маленький бумажный сверток.
Отошел на несколько шагов от десантного модуля. Развернул бумагу. Внутри оказалось фото в простенькой деревянной рамке. С черно-белой, слегка уже пожелтевшей фотографии улыбался трехлетний карапуз в матросском костюмчике.
Вернер фон Браун, мальчишка, сраженный шальным осколком три десятка лет назад.
В этом мире не было СС-штурмбанфюрера фон Брауна. Не строились концлагерь “Дора” и подземный ракетный завод “Нордхаузен”. Не создавалось “оружие возмездия” “Фау-2” и не падали ракеты на Антверпен и Лондон.
Но в этом мире восторженный юноша из германской провинции уже никогда не будет рассматривать в телескоп Венеру и Марс, мечтая о межпланетных полетах. Белокурый молодой человек не потащит на плече свою первую жидкостную ракету на маленький испытательный полигон под Берлином. Седовласый конструктор не вытрет украдкой слезы радости, когда могучий носитель “Сатурн-5” отправит в полет к Луне первую пилотируемую экспедицию на “Аполлоне-11”.
Чеслав Сэмюэль Волянецкий опустился на правое колено и аккуратно положил фото в рамке на лунный грунт. Мальчишка в матроске взирал полными удивления глазенками на антрацитово-черное небо, на палящее Солнце и наполовину затянутый облаками шар Земли.
Чеслав Волянецкий провел пальцами в перчатке скафандра по фотографии и одними губами прошептал:
- Прости...
4
Он проснулся резко и внезапно. Вскинулся всполошено, отбросил одеяло, сел на кровати, опустив ноги на пол.
Раннее утро. Часов пять, не более. Фонари на улице еще не потушили. Зеленовато-желтый свет проникает в комнату через окошко, отпечатывается на потолке трапецией с размытыми краями.
Какой странный сон ему приснился! Словно фильма из синематографа. Разве что в цвете и со звуком. Гм, никогда раньше такого не снилось.
Сначала он беседовал в этой комнатушке со странным пришельцем в серебристых одеждах. Волянецкий, кажется? Да, да, Чеслав Сэмюэль, вспомнил! Русский, это при такой-то фамилии и имени, надо же...
Потом он вдруг перенесся примерно лет на двенадцать вперед. Сделался инженером и военным. Но на мир смотрел как-то странно. Словно он - вовсе и не он, а кто-то рядом. Прапорщик Клим Ворошилов, ага! Чудно. Снаряды остроносые, “Катюша”. Гм, а вот хоть сейчас можно все нарисовать прямо в чертежах, по памяти!
А потом он уже стал самим Чеславом Волянецким, будто переселился в его тело. Луна, “Святая Екатерина”, Леонтьев и Макарин, фотокарточка Вернера фон Брауна на сером лунном песке.
Игнатий встал, подошел к столу.
Наган, снаряженный с вечера, поблескивал металлическим блеском. Рядом лежал конвертик с предсмертным письмом.
Повернул голову к окну. Над крышами застыл серпик Луны, точками сияли огоньки звезд.
Как там сказал Волянецкий в этом красочном сне? “Умереть из-за любви или жить ради любви”.
Почти по-шекспировски: “Быть или не быть? Вот в чем вопрос”.
“А если сместить район прицеливания ракет чуть левее, в сторону от Вирзица? - вдруг подумалось. -Мальчишка фон Браун наверняка останется в живых. Гм, а вот интересно, кто тогда окажется на Луне первым - мы, русские, или германцы?”
Он взял со стола наган. Рукоять легла в ладонь, металл охолодил кожу.
Игнатий Константинович Циолковский, будущий Главный конструктор российских ракетных и космических систем, выдвинул ящик письменного стола и сунул в него оружие - с глаз долой, в самый угол, подальше.
Жить ради любви.
Космолет “Очумелые ручки”
1
Запись переговоров между Центром управления полетом “Москва” и интернациональной орбитальной лунной станцией:
“- ЦУП “Москва”, “Инолус” на связи, ответьте!
- Привет, Лёва! Что за срочность?
- Здравствуйте, шеф! У меня вопрос по установке для кристаллизации “Сплав”. В нее действительно были загружены одинаковые ампулы?
- Э... Насколько я знаю, да. А в чем дело?
- Я забирал в модуле “Уэллс” инструменты и увидел, что крышка “Сплава” немного сдвинулась. Видимо, замок открылся из-за толчка при стыковке со станцией. Заглянул внутрь. Три ампулы из двадцати имеют не серую окраску, а красновато-оранжевую. Я не утерпел и взял одну ампулу на исследование.
- Лёва, хочу тебе напомнить, что у вас со Стеллой послезавтра выход в космос. Еще нужно подготовить скафандры. Ты бы не отвлекался на мелочи, а?
- Хорошо, шеф. Я займусь анализом ампулы после выхода. Но пусть она пока полежит в моей каюте”.
2
Перехват разговора объекта “Фирмач” с неизвестным лицом:
“ - Какого черта ты звонишь на этот номер, мой дорогой? Мы же оговорили с тобой систему связи...
- Есть проблема. Зайчонок обнаружил наши ампулы.
- Так. Он уже знает, что внутри?
- Нет, он собирается заняться анализом после выхода в космос.
- Ты получишь деньги за эту операцию, дорогуша, только при условии, что она закончится успешно. Поэтому будь добр: сделай так, чтобы Зайчонок ничего не узнал”.
3
Отсюда, со стороны грузового корабля “Кентавр”, “Инолус” - интернациональная орбитальная лунная станция - очень похожа на огромный зонт с толстой и короткой ручкой.
Перекрестье из четырех состыкованных под углом девяносто градусов друг к другу исследовательских модулей насажено на ступицу, образованную сцепкой бытового и базового блоков. К левому
исследовательскому модулю пристыкован наш “Лунник” - лунный научно-исследовательский корабль. К правому - короткохвостый и крупноголовый американский “Мудр”, “Мун Драгон”, сиречь “Лунный Дракон”. На зенитном модуле продолговатой сосиской с фарой спускаемого аппарата на конце торчит автономный грузовой корабль “Герберт Уэллс” Европейского космического агентства, зашедший на пару недель к нам в гости с партией грузов.
Внизу, на надирном модуле, для полной симметрии не хватает бесформенной громады “Селенита”. Лунный корабль три дня назад ушел на базу “Селена” в Океане Бурь. Исследовательская программа для Маши Серовой, Гжегожа Ступака, Чарли Робертсона и Гао Лювэя рассчитана на два месяца работы на лунной поверхности.
Выше модульного перекрестья “Инолуса” располагается ферменная зона - на металлических
конструкциях, установленных на верхнем торце станции, развернуты сиреневые поля солнечных батарей. Они-то и довершают полностью картину огромного
четырехугольного космического “зонта” с короткой толстой ручкой.
- Спишь, Трофимыч? - с легкой насмешкой в голосе спрашивает Стелла “Ночка” Уилсон. Мое отчество звучит в устах бортинженера мягко и по-домашнему, почти интимно.
Она уже погрузила внутрь шлюза базового блока снятый мною комплект стыковочной аппаратуры с “Кентавра”, и теперь проворно перебирая руками по поручню, вновь приближается к грузовичку. Стелла -пышнотелая и весьма активная афроамериканка, сама себя прозвавшая “Ночкой”, как она выразилась, “в целях окончательной расовой толерантности”, - наловчилась очень ловко и быстро работать в выходном скафандре. Я же, напротив, не суечусь и делаю свое дело, может, и несколько медлительно, но зато основательно и надежно.
- Отдыхаю, - нехотя отзываюсь я. - Мы с тобой практически полностью закончили демонтаж. Осталось снять крепление антенны.
За те пять часов, которые длится наш выход в космос, я действительно устал. Если Стелле заранее была отведена роль подмастерья, таскающего для мастера инструменты и уносящего снятые с “Кентавра” грузы, то основная слесарная работа выпала мне. А крутить гайки - пусть даже и в невесомости, и с помощью универсального шуруповерта - далеко не так уж легко, как может показаться. Кисти рук и предплечья постепенно налились свинцовой тяжестью усталости.
Меня от “Ночки” отделяет всего каких-то три метра. Я завис в пространстве почти у середины “Кентавра”, над грузовой рамой между стыковочным и топливным отсеками. Грузовичок с Земли пришел к нам неделю назад. Мы быстренько перетаскали из него все грузы внутрь станции, перекачали доставленное топливо, и теперь осталось только снять с поверхности стыковочного отсека ненужное больше оборудование для сближения “Кентавра” с “Инолусом”. Через несколько дней грузовик разделится надвое: стыковочный отсек останется в составе лунной станции, чтобы после дооснащения принять еще парочку модулей с Земли, а хвост “Кентавра” - топливный и агрегатный отсеки -отправятся в путешествие к Солнцу.
- Как у русских говорят: умучился после трудов правильных? - глядя на мою расслабленную позу, интересуется миссис Уилсон.
- Умаялся после трудов праведных, - почти автоматически поправляю я. Еще в начале полета мы со Стеллой условились, что она при необходимости будет корректировать мой английский, а я - следить за ее русским. Учиться всегда полезно, даже во время полугодовой лунной экспедиции.
- Отдыхай, мой Зайчонок, - с игривым хохотком разрешает “Ночка”.
“Мой Зайчонок”... При таком великолепном сочетании имени и фамилии - Лев Зайчонок, - дабы попытаться отделаться от тянувшегося за мной от рождения шлейфа плоских шуточек, мне ничего иного в жизни не оставалось, как выбрать себе какую-нибудь оригинальную профессию из числа тех, которые принято называть мужественными, и добиться в ней немалых успехов. Кажется, мне это удалось: я совершаю уже шестой космический полет, а до пенсии мне еще очень и очень далеко.
- Ребята, через минуту мы уйдем на неосвещенную часть орбиты, - нежным голосом напоминает из динамиков скафандра Астрид Йенсен. Она сегодня дежурит на пульте управления “Инолуса”, контролируя наш выход. - Устроим перекур?
Я бросаю взгляд на планш-компьютер, закрепленный на левом рукаве скафандра. Полчаса “курить” в лунной тени - это многовато. Лучше уж закончить работу “при фонарях” и вернуться в станцию.