Машина тронулась, тетя снова завела: «Ой, слава богу, добралась, а я тебе пирог испекла, и воду горячую как раз на прошлой неделе дали, помоешься, как белый человек, а то у нас дома студено, батареи еле живы, деньги-то небось платим – а за что? За то, что сволочи эти, из домоуправления, все нас поделить не могут с другими сволочами, из компании управляющей…»
Динка глядела в оттаявшее наполовину окно, отмечала – вон магазин, вон рынок, вон школа. Злость отхлынула, странная грусть сменила ее. И чего она на Никиту окрысилась? Сама виновата, если честно. Смутилась, вот и потянуло хамить. «Симпатичная девчонка», скажет тоже. А вообще-то… ну… она ведь не хуже других, верно? Вдруг она ему вправду понравилась? А она сразу – «до свидания»… обиделся скорее всего. Ну и наплевать, в конце концов, пусть топает к Нонне, это у них там любовь-морковь.
Машина переваливалась через ямы, по обочинам громоздились великанские сугробы, мелькали прохожие, по уши замотанные в шарфы. Дети в ярких комбинезонах гоняли по ледяным дорожкам. Малышей родители тащили на саночках – укутанных, больше похожих на меховые кульки. Бросилась в глаза огромная куча угля, чуть припорошенная снегом, рядом с кочегаркой. Мимо проплывали низкие деревянные бараки, увешанные сосульками, заметенные по самые окна.
Машина свернула к площади.
– А вот и наш дом, – оживилась тетя, – да ты помнишь, наверно, Диночка. Вон, дальний, на краю леса. Ко второму, будьте добры. В лесу-то как раз кладбище, Диночка, сходим как-нибудь, проведаем своих…
Серая блочка одним концом выходила на городскую площадь, а другим упиралась в лес. И лес этот, как Динка помнила, уже не превращался в город. Там, дальше – кладбище, дорога на городской пляж, дорога на родник, поля – а дальше уж вовсе тайга непролазная. Над площадью, на горе, красовался облупленный Дом культуры – фасад от старости осыпался, там и тут в дырах штукатурки проглядывали кирпичи. Выглядело страшновато, что не мешало дому вести активную культурную жизнь. От него вниз сбегала длинная ледяная горка. Там стоял сплошной визг – ледянки, санки, картонки, вся окрестная малышня.
С другой стороны площади возвышалась мэрия. Перед ней на гранитной стреле торчала облепленная снегом голова. В ней смутно угадывался облик вождя мирового пролетариата товарища Ленина.
– В самом центре живем, – похвасталась тетушка. – Все рядом.
Тут машину особенно сильно тряхнуло – и они подъехали.
– Середину только чистят, оборзели совсем, – подал голос шофер, отсчитывая сдачу.
Динка вышла наружу, вытащила рюкзак. Перед глазами стояла сценка, выхваченная на ходу: из барака вывалился мужик в тельнике и валенках, качнулся и съехал с крыльца. Следом за ним вышли два друга, принялись тащить падшего, один сам повалился сверху. Интересно, чем дело кончилось?
– Смотри, Диночка, в ДК – дискотека по субботам, супермаркет вон там, недавно открыли, а вон и завод, воняет с него, конечно, но редко, когда ветер с Ладоги. А так тут у нас хорошо, спокойно.
«Херь, – отчетливо подумала вдруг Динка, – Большая спокойная Херь. Большая-пребольшая…»
Глава 2Любовь – это слово похоже на ложь
Нонна, как и обещала, позвонила вечером. Динка записала имя директрисы – документы в школу надо было подать как можно скорее, – и Нонна взахлеб принялась выкладывать, как здорово ее встретили дома. Динка осторожно вклинилась:
– Нонна, ты извини, что так вышло… ну, с Никитой.
– Чего?!
– Ну, что я между вами влезла.
Нонна изумилась:
– Ты чего городишь, мать?! Я Никиту сто лет уже не видела!
– Подожди… а на вокзале?
В трубке – секундное замешательство и хохот:
– Ну, даешь! Это ж Толик был, Ванин, из нашего класса. Ты думала, Никитос? Ой, не могу, держите меня семеро! А волосы-то, а челка!
Динка сжала трубку, ощущая себя не просто круглой дурой, а дурой четырехугольной. То есть дурой особой, элитной породы. Хоть сейчас заноси в Красную книгу редчайших идиотов.
– Он на тебя запал, засекла? – хихикнула напоследок Нонна. – А Никиту маман на неделю в спортлагерь сплавила, на лыжах рекорды ставить, его вообще в городе нету. Мне папик сказал. Мой Никитос, натурально, моему папе звонил, спрашивал, когда я приеду, представляешь? Извинялся, что не встретит, просил передавать привет. И на мейле три письма. А ты думала, что Толик – Никита, ха-ха, шутка века!
Динка вздохнула. Черт ее дернул попутать черноволосого Толика и белобрысого Никиту.
– Угу, смешно… – мрачно перебила она. – Скажешь тоже – запал, ерунда, с чего бы?
– Так это ж Толик, пфе. Он всегда на новеньких западает. У мальчика семь пятниц на неделе, а так – ниче. Вообще-то он умный, только трепло. Ко мне тоже подкатывался, как видишь… Но это так, выпендреж сплошной и провокация, понты нереальной красоты. Я с ним даже не ссорилась, просто надоел, трубку в последний раз даже не кинула – нежно положила, а он сразу на колени. Это просто у него стиль такой, типа, Зорро. Он, кстати, мне звонил, телефон твой клянчил. Я не дала. Хочешь, дам?
– Нет, ты чего! Хотя… не знаю. Зачем ему мой телефон?
– Потрепаться, чего нет? Толик же прикольный, хоть и со сдвигами. А кто сейчас без нервных сдвигов?
– Ладно, можешь дать.
Потом Динка рассеянно кивала, слушая про Хельсинки, куда Нонна намылилась через два дня, рассеянно пообещала срочно занести документы в роно и повесила трубку. Подошла к своему новому столу.
Осторожно тронула три красные розы в высокой стеклянной вазе.
Зачем она Толику?
Розы молчали.
Длинный-длинный день подходил к концу.
Дел было полно, да вот хотя бы рюкзак разобрать – но делать ничего категорически не хотелось. Компьютера пока не было, а значит, Интернета тоже. Тетя выделила ей целую комнату, и теперь Динка как бы наводила тут порядок. За окном, на сиреневой ледяной горке возле черного леса, летали на ледянках дети.
Взять бы Рэньку, помчаться на улицу, гоняться друг за другом, кувыркаться в сугробах. Лес под боком, такое счастье… а разделить не с кем. Одной по сугробам прыгать неохота. Скучно. Может, все-таки на горку пойти?
– Теть Вера, я бы на улицу сбегала?
– Диночка, да ты что придумала? Поздно уж, да и холодно там, к вечеру всегда мороз, вон на градуснике – минус двадцать два, все в кружевах. А ты с дороги, после ванны – посиди уж со мной, сейчас сериал начнется хороший, а там и твои должны позвонить. Волнуются ведь, а мне до них не дозвониться, связь плохая, срывается все время, а может, я тыкаю не туда, не понимаю я этих новых телефонов… сейчас очки возьму, ты уж сама глянь – то ли набираю?
– Не надо, правда связь плохая, не срабатывает. Я тоже не дозвонилась. Ладно, сегодня дома.
– Ну, пойдем тогда к телевизору чай пить.
Динка кивнула, а сама покосилась на часы. Десятый час. На горке целый детский садик оттягивается, а ей, получается, поздно. Придется в будущем повоевать за свою независимость. Родители давно привыкли, что она с собакой гуляет по вечерам сколько хочет. Впрочем, не очень-то ей сейчас и хотелось.
Она выпила чаю, попялилась минут десять в телик, послушала зубодробительные охи-вздохи и ускользнула к себе.
Хорошо, что места много. Три комнаты, хоть на лыжах по квартире бегай. Хорошо, что комната своя. Конечно, кое-что надо переставить. Шкафы пусть остаются, диван тоже сойдет. Одно кресло, пожалуй, лишнее. Стол новый, компьютерный. Специально тетя купила, готовилась. Эх, сейчас бы комп с инетом – и никаких проблем…
Но об инете пока можно только мечтать. Динка вытащила из рюкзака толстую тетрадку, воткнула в уши плеер, щелкнула настольную лампу. Чего бы послушать? Пусть будет танго, разное… Яркий, тревожный танец, словно угли, присыпанные красным перцем.
Она представила себя с гладко зачесанными волосами, в узком черном платье, похожую на всполох темного пламени, в красных туфельках на кинжальных шпильках. Опасная женщина, женщина-лезвие, женщина-волчица с горящими глазами, полными лунного света. А навстречу, из полумрака выходит Он – охотник с красной розой в руке…
Тьфу! Лезет же в голову такая ерунда! Как в дурном кино, ей-богу, – ну какие охотники, какие черные тени, какие кинжалы? Это все Толик со своими розами… а может, просто поговорить не с кем.
Рэньке, наверно, тоже сейчас грустно. Надо найти компьютерный клуб, предкам написать, чтобы почаще с собакой гуляли… а еще пусть папа купит ей мороженое. Рэнька любит мороженое.
Динка вздохнула и открыла тетрадь.
январь, каникулы
Первая неделя нового, 2010 года. Первый вечер на новом месте.
Компа нет, цивилизации нет, Интернета нет – поэтому пишу сюда. Никогда не жила в маленьком городе. Но на первый взгляд – дыра дырой, боюсь, тоска тут несусветная. Познакомилась с местной девчонкой в поезде. Сейчас про нее напишу. Главное, все время вспоминаю Рэньку, вздыхаю, скучаю невыносимо…
Следующие два дня прошли в беготне.
Нонна уехала в Хельсинки, Толик так и не позвонил, встреча на вокзале забылась, утонула в повседневных заботах.
Через знакомых (тут все всех знали) тетя разузнала, какие документы нужны для школы. Но роно открывалось только на следующей неделе, поход пришлось отложить. Динка надеялась, что у нее получится записаться именно во вторую, и непременно в 10-й Б. Какая разница чиновникам, куда ее запихать? А человек, если твердо знает, чего хочет, всегда своего добьется.
Зато она нашла компьютерный магазин и заказала ноутбук. Ей давно хотелось не огромный, а современный, плоский, чтобы можно было таскать с собой, смотреть фильмы в поезде и выходить в инет даже с вершины сопки. Старый комп со здоровенным монитором она оставила папе. На время. Там видно будет. Родители согласились, что без компа в современном мире – никуда, и щедро отсыпали денег. Динка вместе с тетей торжественно сняла их с карточки. Выбор тут оказался невелик, поэтому Динка предпочла заказать по каталогу. Помучается еще несколько дней, пока не привезут, зато потом получит нормальную рабочую лошадку.