– Сережа, ты как? – Не надо было спрашивать, и подходить так близко тоже не надо было.
– Нормально, – он поймал ее за пояс джинсов, притянул к себе.
От него пахло коньяком. Почему-то Полина была уверена, что это именно коньяк. И глаза вблизи не казались стеклянными. Столько всего намешано в его взгляде, что она не смогла бы разобраться с этим до самого утра.
И она не стала разбираться. Вернее, это он не дал ей такой возможности...
Его губы, его горячие ладони на ее затылке, его взгляд, в котором столько всего намешано, – все это было похоже на возвращение домой после долгих странствий. Откуда-то, непонятно откуда, но она вдруг поняла, что была близка с этим мужчиной в той, прошлой жизни и что в их отношениях было много чего...
А в какой-то момент все это сделалось неважным. Настоящее – вот что имеет значение. Эта ночь и этот мужчина, со смесью злости и нежности называющий ее золотой рыбкой...
...Они уснули одновременно. Их сон не был безмятежным. Скорбь, боль, страх, раскаяние, радость, любовь – много чего переплелось в нем. Засыпая, каждый из них знал, что неумолимое утро сотрет болезненное очарование этой ночи. Такова плата...
Он знал еще кое-что, что-то очень важное. То, что не знала или забыла она сама, то, что многократно усиливало его боль. Маленький аккуратный рубец от кесарева сечения на ее животе. У нее есть ребенок. А у ребенка есть отец...
Он выторговал у судьбы одну-единственную ночь. Ночь оказалась ворованной...
Утро, серое и унылое, вползло в спальню. Сергей открыл глаза, глубоко вдохнул, привыкая к новой жизни. События минувшего дня чугунной плитой легли на сердце. Нужно взять себя в руки, начать действовать, пока эту плиту еще можно сдвинуть. Он должен ехать в клинику, позаботиться о приготовлениях к похоронам. Нужно забрать тело профессора у судебных медиков, если они его отдадут. Нужно решить, что делать с Полиной... Он посмотрел на лежащую рядом женщину. Она не спала, бездумно смотрела в потолок.
– Проснулся? – спросила, не глядя в его сторону.
– Проснулся. – Сергей сел, поискал взглядом свою одежду. Он не стыдился своей наготы – в свете минувшей ночи это было бы глупо, – просто этим скорбным утром нагота казалась чем-то неуместным. – Мне нужно уехать. Ты останешься дома.
– Одна?
– Одна. Я вернусь вечером, и мы все обсудим.
Он сам еще толком не знал, что именно они будут обсуждать. Наверное, надо рассказать ей про ребенка. Наверное, нужно послать какой-то запрос во Францию, попытаться узнать про ее семью.
– Сережа...
– Вечером, – не оборачиваясь, он вышел из спальни...
Клиника была похожа на растревоженный муравейник. У ворот толпились вездесущие журналисты. В конференц-зале люди в форме вели допрос сотрудников. Для Сергея не сделали исключения.
Он отвечал на вопросы следователя и вяло удивлялся этой своей какой-то неправильной, нечеловечной отстраненности.
...Нет, во время совершения преступления его не было в городе. Да, у него есть свидетели. Да, о смерти профессора он узнал из телефонного разговора. Нет, у него не было никаких разногласий с профессором. Нет, он не знает, кто теперь будет руководить клиникой, это должен решать совет учредителей. Да, именно он займется организацией похорон...
Выйдя из конференц-зала, Сергей направился в свой кабинет. Прикрикнул на рыдающую секретаршу. Выслушал опасения нескольких особо мнительных пациентов и, как мог, успокоил их. Перенес все плановые операции. Отозвал из отпуска двух нейрохирургов. Договорился с частным охранным агентством об усилении охраны клиники. Связался с похоронным бюро. Имел долгий и непродуктивный разговор с учредителями. Он проделал уйму важной и не очень важной работы, сознательно отдаляя самое тяжелое – поездку в морг.
День тянулся невыносимо долго. Полина устала бояться и вздрагивать от малейшего шороха. Она ждала, что Сергей позвонит, но он не позвонил, и от этого на душе было совсем муторно. Чтобы хоть чем-то себя занять, она приготовила ужин. Он приедет уставший и голодный, а у нее ужин на столе...
Когда в замке повернулся ключ, Полина сначала испугалась, а уж только потом обрадовалась. Сергей вошел в квартиру, устало привалился плечом к стене. В строгом костюме, при галстуке, он выглядел незнакомцем.
– Собирайся, – сказал вместо приветствия.
– Куда?
– Едем покупать тебе одежду.
– Я приготовила ужин...
– Это лишнее, я перекусил на работе. – Он ослабил узел галстука, посмотрел со смесью раздражения и нетерпения, буркнул: – Давай быстрее, пока магазины не закрылись.
Ей вдруг стало невыносимо обидно: не то от этих его нетерпеливых слов, не то оттого, что он отказался от ужина. Эти странности, скачки от нежности к откровенной грубости, выбивали почву из-под ног, лишали уверенности в завтрашнем дне. И даже в дне сегодняшнем...
Магазин был небольшим, но дорогим, Полина поняла это по ценникам и по вежливо-вышколенным улыбкам продавцов.
– Постарайся успеть до закрытия. – Сергей смотрел в до блеска начищенное витринное стекло и не смотрел на нее.
– Какой суммой я могу располагать? – Наверное, в этом роскошном магазине, рядом с этим элегантным мужчиной она в своей подростковой одежде выглядит замарашкой.
– Ни в чем себе не отказывай. – Небрежный кивок, взгляд насквозь. Как обидно и больно...
– Я могу скупить полмагазина? – Захотелось вдруг сказать что-нибудь злое, чтобы он перестал быть таким... незнакомцем.
– Полагаюсь на твое благоразумие. Единственное пожелание – купи что-нибудь строгое. Завтра похороны.
Полина старалась экономить: все по минимуму, только самое необходимое, ничего лишнего. Отказалась от запасной пары колготок и вызывающе дорогого комплекта белья, повертела в руках, но так и не купила симпатичный замшевый жакет, ограничилась его не столь изысканным шерстяным собратом. И все равно, несмотря на все старания, сумма получилась внушительная.
Сергей расплатился без лишних разговоров, только мельком взглянув на чек. Что именно она купила, его тоже не интересовало. Во всяком случае, складывая пакеты с обновками в багажник машины, он ничего не сказал.
– Ты что-то говорила про ужин. – Сергей сгрузил на пол в прихожей покупки, вопросительно посмотрел на Полину.
– Ты сказал, что не голоден.
– Теперь голоден.
Полина возилась на кухне, пока он переодевался и принимал душ. Запах жареного мяса пробрался в ванную, приятно щекотал ноздри. От мысли, что его ждет настоящий человеческий ужин, а не приготовленные на скорую руку полуфабрикаты, Сергей чувствовал себя как-то неуверенно. Все это было похоже на семейную жизнь: вернувшийся домой после долгого трудового дня муж, заботливая жена, вкусный ужин.
Идиллия. Слишком опасная идиллия...
– О чем ты хотел со мной поговорить? – Она успела сменить одолженное Юркой тряпье на аккуратненькие джинсы и ярко-синюю, под цвет глаз, футболку.
– Давай сначала поужинаем, – смотреть на нее было неожиданно приятно и начинать трудный разговор совсем не хотелось.
– Давай, – она закончила нарезать салат, присела к столу.
Ужин оказался очень вкусным. Он был бы еще вкуснее, если бы не одолевавшие Сергея мысли. Полина убрала со стола, помыла посуду, села напротив, подперев подбородок кулаком, посмотрела выжидающе.
– Это касается прошлой ночи, – начал он без предисловий.
– И что было не так прошлой ночью? – Она улыбалась, но в глазах Сергей видел страх.
– У тебя рубец на животе. Ты понимаешь, что это значит?
– Мне делали какую-то операцию, да? – Страх сменился растерянностью.
– Да, тебе делали операцию. Это рубец от кесарева сечения. Полина, по всей вероятности, у тебя есть ребенок.
– Ребенок? – Она испуганно мотнула головой, прижала ладони к животу. – Это точно?
– Это вероятно, – он старался не смотреть в ее сторону. – Во всяком случае, ты точно была беременна, и тебе точно делали кесарево сечение.
– Я ничего не чувствую, – она так и не убрала рук с живота. – Ничего не помню... Как я могла забыть такое?! Какая же я после этого мать?!
– Так бывает при амнезии, – он не знал, как ее утешить.
– Мой ребенок сейчас где-то совсем один, а я здесь. – Полина вскочила из-за стола, заметалась по кухне. – Как ты мог молчать об этом целый день?! Как ты посмел?! – Она смотрела на него почти с ненавистью.
– Успокойся. Что бы изменилось, если бы я сказал тебе об этом сразу? Когда ты уезжала из Франции, ты его наверняка на кого-то оставила. Так что он не один.
– Мой ребенок с чужими людьми.
– Не обязательно. Твой ребенок мог остаться со своим отцом.
– Отцом? – Полина застыла посреди кухни.
– Вполне логично, что у ребенка есть отец. – Странный у нее взгляд – отрицающий. Ребенка приняла безоговорочно, а про мужа и слышать не хочет.
– Яков Романович сказал, что мой муж умер.
– Твой первый муж умер, но ты запросто могла выйти замуж повторно. Насколько я тебя знаю, для тебя сменить мужика – раз плюнуть.
– Насколько хорошо ты меня знаешь? – Она подошла вплотную, уставилась своими синими глазищами так, что Сергей в ту же секунду пожалел, что затеял этот разговор.
– Достаточно хорошо.
– У нас с тобой что-то было? Мы были любовниками?
– Можно и так сказать, – он невесело усмехнулся.
– И что случилось потом? Ведь что-то же случилось, да?
– Я не хочу об этом вспоминать.
– Неприятно?
– Противно!
– Противно? – Взгляд, до этого пронзительно-яркий, потух. – А вчера? Что ты чувствовал вчера?
– То же самое, – солгал он.
– Тогда зачем?
За окном было уже совсем темно, чернота заполняла ровный прямоугольник окна, рвалась внутрь: в кухню, и в его сердце. Лучше он будет смотреть в окно...
– Я был пьян.
– Да, ты был пьян...
Входная дверь хлопнула в тот самый момент, когда Сергей окончательно и бесповоротно осознал себя сволочью...
Он догнал Полину уже во дворе, поймал за руку, притянул к себ