А потом, вынырнув на поверхность, посмотрел в сторону белых бурунов… От берега меня отделяло метров триста, от бурунов — в два раза больше. Километр — преодолим, но за отпущенные на все удовольствия полчаса я не успел бы доплыть до коралловых рифов и вернуться… Пришлось мне расстаться со своей мечтой увидеть подводный мир коралловых рифов.
Уже повернув обратно к берегу, я понял, в чем своеобразие этого не очень-то в общем красивого подводного царства у острова Момбаса: на открытых побережьях песчаное дно лишено растительности — волны вырывают ее, — а здесь песчаное дно похоже на густо заросший луг.
Так могло случиться потому, что коралловый барьер принимает на себя удары волн, идущих с востока, с необозримых просторов Индийского океана.
После купания в Индийском океане отогреваться нет нужды. Я просто упал на горячий песок и, подставив спину солнцу, смотрел на недостижимое — на белую полосу бурунов над коралловыми рифами — и пересыпал руками песок: он был мелким, сухим, жестким — таким бывает снег на севере после долгих сухих морозов, и тогда он, как мучная пыль, проникает в тончайшие щели. К горячему песку руки привыкают, к снегу тоже, но там предел привычки короче — сводит пальцы. Здесь, на берегу океана, я мог охладить пальцы в теплой воде. Я подполз к кромке воды и положил руки в океан.
И подумал о странном. Мы, русские, все-таки дети снегов, и снежные равнины почти полгода окружают нас. Моря — они у нас на окраинах. И есть у нас прекрасные художники-маринисты, и есть у нас поэты-маринисты. Но почему же наш снег — такой разный в разное время суток и года — не вызвал к жизни поэтов-снеголюбов, художников-снеголюбов?..
Снег не бывает белым.
То голубой он, то остекленелый,
То золотистый, а то просто серый, —
Снег согревает землю правдою и верой.
Снег любит ночь.
И жизнь ночей приметна:
Здесь кровь, там синь неясной полосы…
Дневная жизнь у снега бессюжетна,
Но для искусства выше нет красы!
Таким увидел снег сибирский поэт Никита Демчин — ему, как говорится, все карты в руки. Но снег Сибири, и снег Камчатки, и снег Европы, и снег Кавказа — разве они не так же различны, как волны Средиземного моря и Баренцева, «ревущих сороковых» и зоны экваториальных штилей?..
Удивительно, сколько красоты вокруг нас, и удивительно, что мы все еще недостаточно зорки.
После ланча Герман Гирев самолично перерезал постромки нашей «упряжки» и мы разлетелись по Момбасе в разные стороны, объединившись друг с другом в соответствии с теми или иными интересами.
Вместе с журналистом-международником Владимиром Дунаевым я отправился на нефтеочистительный завод, расположенный в северо-западной части острова. Нас сопровождали миссис Вэнс и еще один представитель туристской фирмы, атлетически сложенный кениец, имени которого я не запомнил.
Чтобы лучше показать нам Момбасу, миссис Вэнс повезла нас на нефтяной завод кружным путем, через дамбу Макупа, соединяющую остров с материком; потом вдоль железной дороги мы вернулись на остров и, миновав рощу кокосовых пальм, выехали к огромным металлическим цистернам.
Пальмы подходили к ним почти вплотную, и, хотя они не переступали рубежа, образованного шоссейной дорогой, соседство цистерн и пальм казалось противоестественным.
Миссис Вэнс и представитель туристской фирмы исчезли в проходной, и вскоре к нам вышел англичанин, мистер Роберт Кроуфорд. Он представился нам как административный директор, ведающий подбором и подготовкой кадров, и сказал, что будет нашим гидом на заводе.
Мистер Кроуфорд был уже немолодым, невысокого роста, сильно облысевшим человеком; редкие седеющие волосы его сгущались на затылке и завивались там в кольца, придавая мистеру Кроуфорду вид задиристого петушка. Но игривое это сравнение вскоре забылось. В облике административного директора больше всего поражала законченная, артистически отработанная твердость в линиях лица и поджарой спортивной фигуры. Наверное, с ним нелегко иметь дело и нелегко выдерживать взгляд его настороженно-жестких, запрятанных в длинные красивые ресницы, серых в черную крапинку глаз.
С нами мистер Кроуфорд держался подчеркнуто сухо, не нисходя до обычной при таких приемах внешней любезности, и на вопросы отвечал коротко и четко, по-военному.
Кому принадлежит завод?.. Компании «ШЕЛЛ». Это крупная нефтяная компания смешанного капитала, но английский капитал играет в ней далеко не последнюю роль.
Откуда привозят нефть?.. Из стран Ближнего Востока в основном.
Есть ли надежда найти нефть в Кении?.. Нефть ищут, ищут разные компании под общим руководством «ШЕЛЛ». За последние восемь лет они вложили в изыскательские работы пятнадцать миллионов фунтов стерлингов. Следы нефти обнаружены, но промышленных месторождений не найдено. Поиски продолжаются.
Давно ли построен завод?.. Компания «ШЕЛЛ» уже много лет снабжает Кению горючим, но этот завод — кстати, он выстроен по последнему слову техники — пущен всего несколько месяцев назад.
Что значит по последнему слову техники?.. Судите сами. Лет десять — пятнадцать назад на предприятиях «ШЕЛЛ» в Момбасе работало около двух тысяч кенийцев, а теперь — всего сто пятьдесят…
Сколько европейцев?.. У нас работает семьдесят кенийцев европейского происхождения. Это высококвалифицированные эксперты.
Как понять — кенийцы европейского происхождения?.. Очень просто. Я, например, родился в Кении, вырос в Кении, у меня кенийское гражданство, и я не собираюсь отсюда уезжать.
Есть ли эксперты — кенийцы африканского происхождения?.. Таких нет, но есть техники.
Сколько завод перерабатывает нефти?.. Шесть тысяч тонн в день, и предусмотрено дальнейшее расширение завода.
Покончив с общими вопросами, мистер Кроуфорд пригласил нас пройти на территорию завода.
Миновав проходную, мы прошли в офис, и мистер Кроуфорд подвел нас к большой модели завода, на которой во всех деталях был показан процесс перегонки нефти.
Мистер Кроуфорд уже приготовился подробнейше живописать нам весь технологический процесс, и тут мы заволновались — очень уж не хотелось тратить драгоценное время на выслушивание общеизвестных вещей.
— Я думаю, что на вашем заводе нефть перегоняют в принципе так же, как и на заводах в нашей стране, — с вежливой улыбкой сказал Дунаев. — Мы бывали на нефтяных заводах и в общих чертах представляем себе весь процесс… Нам хотелось бы услышать от вас другое: каковы условия работы на заводе, как строится профсоюзная работа…
— Никаких профсоюзов у нас нет, — резко ответил мистер Кроуфорд.
— Но почему же?
— Африканцы настолько признательны компании за возможность работать, что ни о каких профсоюзах не помышляют.
Вопрос о зарплате почему-то вывел мистера Кроуфорда из равновесия.
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос! — зло сказал он. — Вы не присылаете нам сведения о зарплате на ваших заводах, и нечего интересоваться нашими… И вообще я думал, что вы обычные туристы, а если вы пришли интервьюировать меня, то я должен получить разрешение администрации… Но на это уйдет очень много времени, — многозначительно добавил мистер Кроуфорд.
На лице Дунаева играла чуть небрежная любезная улыбка, когда он слушал мистера Кроуфорда, а, когда мистер Кроуфорд умолк, Дунаев, все также улыбаясь, сказал, что удивлен реакцией административного директора.
— Мне не пришло в голову, что я спрашиваю о чем-то секретном, — пожал он плечами. — Если хотите, я могу назвать среднюю зарплату наших рабочих нефтяников, а заодно и свою собственную.
Мистер Кроуфорд внимательно выслушал Дунаева, но не сдался.
— Да, но у нас разные цены на вещи, на костюмы, например, и я не знаю ваших, — сказал мистер Кроуфорд.
— И это не составляет секрета, — ответил Дунаев.
Полного взаимопонимания, естественно, достигнуто не было, но острые углы в конечном итоге притупились, и разрыв не состоялся, хотя вот-вот мог произойти…
Я по-английски понимаю плохо и только по отдельным фразам и тону догадывался, о чем идет речь. Я смотрел в окно на цветущую ветвь манго и вдруг удивился изменению погоды: ветвь манго раскачивалась на фоне матово-серого пасмурного неба, хотя только что светило солнце!.. Потребовалось некоторое усилие на переключение, чтобы сообразить: цветущая ветвь раскачивается на фоне затененной металлической цистерны с нефтью, принадлежащей компании «ШЕЛЛ»…
Потом мистер Кроуфорд провел нас на какой-то пункт контроля и управления, где кениец-оператор, человек с широким спокойным лицом и послушными глазами, что-то долго рассказывал нам про красные и желтые огоньки.
— Фирма израсходовала двести пятьдесят тысяч фунтов на обучение африканцев, — сказал мистер Кроуфорд.
— Неужели действительно фирма столь щедра? — искренне удивился Дунаев.
— А что вы хотите? — ответил мистер Кроуфорд. — После восьми лет обучения в средней школе африканец остается на уровне английского мальчишки из четвертого класса. Только с нашей помощью они получают настоящее образование.
Мистер Кроуфорд быстро зашагал по аккуратно прибранному заводскому двору.
А над заводским двором, над цехами его пылал огненно-рыжий факел — горел ненужный газ, выходящий из высоченной трубы. Здесь, внизу, ветер не чувствовался, а наверху он яростно трепал пламя, трепал черный копотный шлейф, сгибая его в сторону Момбасы…
У ограды работали обнаженные до пояса, в коротких штанах африканцы — натягивали колючую проволоку.
Мистер Кроуфорд подвел нас к пожарным машинам.
— Прежде всего мы обучаем своих рабочих тушить пожары, — сказал он. — Затем — оказанию первой помощи.
У механического цеха мистер Кроуфорд остановил нас возле станка, за которым работал африканец.
— Это русские, — сказал он ему.
— Рашен? — переспросил кениец и без всякой паузы задал вопрос: —Скажите, чтобы поехать к вам учиться, нужно обязательно знать русский язык?
— Надеюсь, вы не сочтете за пропаганду, если я ему отвечу? — повернулся Дунаев к мистеру Кроуфорду.