Мог ли Спик — Оуэн умер за четыре года до открытия истоков Нила — именно в память о социалисте назвать водопады на Ниле?
Мне очень хотелось бы поверить в этот вариант, и сегодня, когда Уганда выбирает свой путь в будущее, это звучало бы особенно хорошо.
К сожалению, я убежден, что Спик — о нем мне еще придется подробно говорить — имел в виду совсем другого Оуэна.
Но какого же?
В одно время со Спиком жил выдающийся английский биолог-палеонтолог, первооткрыватель первоптицы (извините за невольную тавтологию) археоптерикса, составитель «Каталога ископаемых рептилий Южной Африки» Ричард Оуэн, известный и рядом других открытий. Но Африкой он заинтересовался уже после того, как Спик не только открыл истоки Нила, но и трагически прекратил свое существование в подлунном мире.
В обстоятельной сводке Дж. Бейкера, профессора Оксфордского университета, «История географических открытий и исследований» упоминаются еще два Оуэна, не попавшие в Британскую энциклопедию, где вполне достаточно их средневековых однофамильцев.
Один из них, С. Оуэн, исследовал на рубеже XIX и XX столетий Либерию, то есть путешествовал по Западной Африке.
Другой, вице-адмирал В. Ф. В. Оуэн, исследовал в первой половине прошлого столетия западные и восточные берега Южной Африки, Мадагаскар и реку Замбези, где, кажется, и погиб.
Мне думается, что в память об этом, забытом соотечественниками исследователе Южной Африки и названы были Спиком водопады у истоков Нила.
Итак, мы на гидростанции Оуэн-фолс. Нас встречает и нас привечает высокий, скромно и строго одетый угандиец с приветливым широкоскулым лицом. В огромном приемном холле нет ни души, и оттого холл кажется официально-холодным и холодным в прямом смысле слова — в костюме отнюдь не жарко.
В обязанности угандийца-администратора входит и показывать, и объяснять, и он подводит нас к макету станции, а потом подводит к стенду со схемой энергосети, и на схеме вспыхивают огоньки, отмечающие, куда именно поступает энергия с Оуэн-фолса. А поступает она во все сколько-нибудь крупные населенные пункты страны — в Кампалу, в Тороро, в Форт-Портал, в Мбале, в Сороти, Масинди, Хойму, в Гулу и Лиру, в Масаку и в Мбарару… И идет даже за границу, в Кению: ночные огни и ночная реклама Найроби зажигаются здесь, в Уганде, на Оуэн-фолсе…
Затем наш гид начинает перечислять цифры, характеризующие гидростанцию и плотину, но я уже заметил на столе администратора пачку буклетов с изложением этих же сведений и потому отхожу в сторону.
В центре зала стоит макет, изображающий весь бассейн Нила.
Там, где Нил синей струйкой вытекает из синей кляксы озера Виктория, обозначена плотина и гидростанция Оуэн-фолс. А там, где Нил, уже не принимая никаких притоков и не знаясь ни с какими озерами, рассекает Сахару, — там обозначена Асуанская гидростанция. Будущая гидростанция, хотя плотина уже существует и уже пробиты в сиенитовом целике тоннели, по которым пошла в Египте нильская вода.
Наверное, я никогда не забуду того момента — его не пережил ни один исследователь Нила прежних времен, — того момента, когда Нил на моих глазах изменил у Асуана свое русло, и — извините за невольное бахвальство — я был единственным географом, видевшим, как будущее русло одной из величайших рек земного шара превратилось в настоящее, действующее.
Я стоял тогда, в Асуане, у металлического барьера над будущим руслом Нила, и раздался взрыв. В воздух из-за скалы взлетела темная масса песка, преграждавшая ранее путь нильской воде к тоннелям. Поднимаясь, темная масса песка становилась шире и светлее, а потом начала опадать…
Песчаная перемычка потемнела с левой стороны — там взрывом выбросило вверх песок, — и темно-коричневый, густой еще поток начал сползать в тихое зеленое озеро, дня за два до этого созданное людьми, чтобы ослабить силу удара нильской воды.
Перемычка оползала медленно и только с одного левого края, и медленно увеличивалось мутное, окаймленное белой пеной пятно в зеленом озере… Потом песчаные обвалы стали обрушиваться все чаще и чаще — теперь уже без всякого различия на прошлый и будущий — просто в Нил, временно пока еще разделенный на два рукава…
Меня окликнули мои товарищи по писательской бригаде, и мы пошли к ожидавшему нас микробасу. Не без труда разыскав его посреди огромного скопления машин, мы убедились, что уехать не сможем: нужно было ждать, пока разъедутся впереди стоящие.
Я снова поднялся на смотровую площадку к верховому каналу и теперь не жалею о потраченных усилиях (дело происходило при сорокаградусной жаре): как раз в тот самый момент, когда я вышел на площадку, нильская вода в уже наполнившемся новом русле с шумом, с плеском ударила по сиенитовому целику, по «быкам» над тоннелями в нем… Насыщенная песком, вода успела стать мутно-коричневой, но, как просветы в облаках, кружились еще в Ниле рваные зеленые пятна прежней застойно-озерной воды, и кружились доски и щепки, то ли вымытые из перемычки, которой больше не существовало, то ли снесенные с высоких уровней в котловане.
Ликвидируя излишний напор воды, гидростроители опустили какие-то заслоны, и тогда случилось невероятное: Нил начал отступать, Нил временно изменил извечное течение на обратное и понес щепу, и доски, и последние зеленые линзы озерной воды к прежнему своему, к привычному руслу…
Нил отступал… Много ли раз за его историю случалось подобное?!
…Ну а потом я все-таки — в чем, кстати, имелись в тот момент одни лишь преимущества — «вернулся» на Оуэн-фолс.
Гид-администратор водил нас по пустым верхним и нижним этажам и залам ГЭС — станция механизирована по последнему слову техники, и работающих не заметно, — а я просматривал буклет с картой бассейна верхнего Нила и завлекательными экзотичными картинками.
Оказывается, идея построить гидроэлектростанцию у истоков Нила, на водопадах Оуэна, возникла еще в 1904 году, а строить ее начали только в 1949. В буклете не объяснялось, почему так долго не приступали англичане к строительству, но, надо полагать, причиной тому — основной, во всяком случае — была внутриполитическая обстановка в Уганде и сопредельных странах.
После окончания второй мировой войны тогдашние угандийские власти почувствовали себя увереннее, и в 1948 году возникло «Энергоуправление Уганды», взявшее на себя и строительство гидростанции, и строительство линий электропередач.
Промышленный ток электростанция дала в 1954 году. Проектная мощность станции — 150 000 квт, средняя — 135 000 квт. Плотина, перегородившая Нил, имеет длину примерно семьсот пятьдесят метров при высоте метров в тридцать с небольшим (сто футов).
В 1962 году, незадолго до провозглашения независимости, «Энергоуправление Уганды» разработало дополнительный проект гидро- и энергостроительства на общую сумму в два миллиона фунтов стерлингов.
Если этот проект будет осуществлен, то электроэнергию получат все мало-мальски крупные поселки в Уганде, это во-первых, во-вторых, будет построена вторая гидроэлектростанция на тех же водопадах (длина порожистого участка достигает пятидесяти километров), но примерно в восьми километрах ниже по течению, у местечка Баджагали, и, в-третьих, значительно увеличится экспорт электроэнергии в соседние страны, в ту же Кению, лишенную крупных рек, пригодных для большемасштабного гидростроительства…Вместе с гидом-администратором мы поднялись по металлической лестнице на плоскую крышу здания ГЭС. Так, когда читаешь или пишешь «высота плотины— тридцать метров», кажется эта высота незначительной. Совсем иное дело, когда глазом соизмеряешь перепад уровней.
Сейчас справа от меня спокойная, плотная — брось камень, и едва ли потонет — масса поднятой плотиной воды. Слово «водохранилище» в данном случае не подходит, водохранилищем служит самое озеро Виктория, но мысль эта проходит вторым планом, ее оттесняет, забивает ощущение тяжести и величавости водной массы, ее невозмутимости…
А слева все в нервном трепете, там струится и лучится в брызги разбитая в тоннелях вода, там она суматошно обтекает камни, сверкая на них солнечными зайчиками, там она вновь вспенивается на порогах и вновь сливается в темнеющие струи дальше, ниже ближних порогов. В такой суматошной воде даже рыбе жить трудно, даже рыба может потонуть там и держится поэтому ближе к берегу, ближе к редким заводям… Но все про эту рыбу с трудным ее житьем знают мальчишки-рыболовы и знают рыболовы-бакланы: они и дежурят как раз там, где рыбе только-только в пору отдышаться…
…Внизу, у водослива, как из гигантского пульверизатора — 620 тонн в секунду — бьют струи измельченной в снежную пыль воды, и снежная пыль, попадая на солнце, сразу же тает и глубинно-холодной порошью оседает на матовые листья агав, на алые кусты бугенвиллей, на позеленевший от постоянной влажности желто-зеленый бамбук, на финиковые пальмы, которые здесь такие же декоративные, как и у нас на Кавказе, — оседает растаявшая снежная порошь на завезенные с океана кокосовые пальмы, на густо-зеленые манго и пылающие акации… Еще задолго до того, как я вообще начал странствовать по свету, в разгоряченном мальчишеском мозгу рисовалась не однажды такая картина: я сижу на берегу тропического океана, на коралловом песке под кокосовой пальмой, и жарит солнце, а я тихо — чтоб никто не услышал, про себя — напеваю: «Гривы инеем кудрявятся, порошит снежком в лицо…» Свершилось?.. Или не торопиться с выводом, или лучше поверить в бесконечное разнообразие чудес, в бесконечную щедрость чуда ко всем, кто его ждет?..
Над плотиной, над зданием гидростанции пролетают — всегда строго выдерживая курс — стаи бакланов и уток.
Перед зданием ГЭС финиковые пальмы почему-то затоплены и торчат лишь пучки их перистых листьев. Некоторые пальмы уже погибли, некоторые еще зелены. Возле пальм плавают бакланы, выставив из воды только маленькую клювастую головку на змеиной шее. Некоторые бакланы отдыхают, сидя на листьях финиковых пальм. А один баклан сидит на столбике, оставшемся от финиковой пальмы, — черная птица на черном копье — и, распахнув мокрые крылья, горизонтально машет ими над водою — сушит.